На следующий день, во время завтрака, слуга принес профессору Грасильяму письмо.

Вскрыв конверт, профессор обнаружил внутри карту и банковский чек на довольно солидную сумму, выписанный на его имя, и записку, в которой указывался адрес некоего Мануэля Контрероса, хозяина отеля «Отдых капитанов» в Сантарене. К нему профессор должен был обратиться, если почему-либо ему понадобится отыскать Мартино.

Профессора сейчас больше всего занимала карта.

— Черт побери! Старина, смотри! Могила Таме-Тунга! Значит, эта долина существует! Ведь я же был недалеко от нее, у верховьев Топажоса! — радостно клокотал Грасильяму, тыча пальцем в карту. — Теперь я доберусь туда без труда!

Друзья склонились над картой и долго рассматривали ее.

— Меня интересует, кто же такой этот Мартино? На индейца он не похож, на европейца тоже, — сказал Гароди. — Почему это его, ботаника, вдруг волнует вопрос о существовании лакорийцев и почему он так ратует за неприкосновенность древней могилы?

— Мне совершенно безразлично, к какой расе он принадлежит, но что Мартино — благороднейший человек, в этом я твердо убежден. Хотя, черт побери, зачем же он увел меня от верховьев Топажоса? — недоумевал Грасильяму. — Нет, нет, я не останусь глух к его просьбе и на этот чек немедленно снаряжаю экспедицию.

Слышишь, старина? Что думаешь ты по этому поводу?

— То же, что и ты, дружище! Отправляемся вместе…

В следующий миг ребра почтенного директора музея трещали в мощных объятиях друга.

— Ой, хватит! Пусти! Еще немного, и ты был бы одинок в своих скитаниях по джунглям, — едва отдышался Гароди. — Кстати, дружище, какой пароль сказал Мартино для усмирения стражей лакорийской святыни?

— Макалуни!

— Странно. А мне он сказал: Лакастра!

В селении царило всеобщее возбуждение. Мужчины гневно потрясали оружием, взволнованные женщины размахивали руками. Громче всех разорялся Волосатый Таку — маленький индеец с темно-медным лицом и густой растительностью на теле.

— Смерть мальчишке! — орал он, размахивая коротким бронзовым ножом.

Виновник этого шума, юноша-индеец, стоял в толпе с гордо поднятой головой, и нельзя было угадать, что скрывалось в его темных, с влажным блеском глазах: страх ли за свою жизнь, презрение ли к смерти или тоска обреченного.

Все ближе подступали охотники, все сильнее становился их гнев. В лицо молодого индейца ударил комок земли, брошенный издалека Однорукой Кальбой. У старухи была парализована правая рука, но она проворно управлялась и одной левой. Комок земли послужил как бы сигналом для остальных. Десятки ножей и топоров поднялись над обреченным. Вместо того чтобы защищаться или просить пощады, юноша выше поднял голову и опустил руки, до этого скрещенные на груди.

И тогда все увидели, что грудь юноши сплошь покрыта плохо зажившими шрамами и рубцами. Но это не остановило толпу. Только вид мертвого тела мог ее сейчас успокоить.

— Смерть Лягушонку!

Зеленой Лягушкой звали мать обреченного юноши, и он, по обычаю племени, также унаследовал это имя. Отец мальчика исчез в Джунглях еще в ту пору, когда мать только обсыпала новорожденного пеплом и положила на ночь у порога хижины. Она сделала это для того, чтобы добрые духи — покровители семейного очага — посмотрели на ребенка и дали самое необходимое для человека — имя!

Но отец не вернулся из Джунглей, и мальчик на всю жизнь остался без мужского имени. Одни говорили, что Летящее Перо, — так звали отца мальчика, — сбился с родовой тропы и Джунгли задушили его. Другие утверждали, что он упал в реку и аллигаторы разорвали его. Как бы то ни было, позор отца пал на сына. Всю жизнь он будет носить имя своей матери Кахи — Зеленой Лягушки, если не докажет делом, что он может быть охотником.

Волосатый Таку первый нанес удар. Он взмахнул ножом, целясь в плохо зажившую рану на груди юноши. Еще миг — и тот, кого называли Лягушонком, упадет, испустив дух. Но что это? Нож Волосатого Таку только скользнул по плечу, не причинив никакого вреда юноше, а нападавший потерял равновесие и едва устоял на ногах.

Окружающие не поняли, как это случилось: Волосатый Таку считался едва ли не самым ловким среди охотников. Но стоящий неподалеку старый индеец с разорванной когтями ягуара щекой по имени Большой Лоу одобрительно причмокнул губами:

— Мальчик достоин носить имя мужчины. Мальчик знает, как отражать удар ножа. Так умел делать только Летящее Перо, — сказал он.

— Лягушонок нарушил Священный Порог! — возразил Кривой Зуб.

— Мальчик совершил подвиг, а не преступление.

— Большой Лоу говорит как чужеплеменник, и моим ушам противно слушать такие слова.

— Ушам Кривого Зуба приятен только хрип умирающего, а глазам — вид крови! — сумрачно ответил Большой Лоу.

Кривой Зуб взялся было за копье, чтобы ответить по-своему, но вспомнил, что Большой Лоу так же хорошо владеет Оружием, как и языком. Сделав вид, что он не слышал реплики Большого Лоу, Кривой Зуб поторопился отойти в сторону.