Руи с интересом смотрел на Фесталя. С такой страстной верой в возможность счастья мог говорить либо одержимый, либо сильно любящий человек.

— И ты никогда больше не встречался с этим Ксавье? — спросил Руи после довольно продолжительного молчания.

— Позже я узнал, что Ксавье де Кони неожиданно оставил серингаль, в спешке, видимо, забыв оставить своим серингейро маниок и одежду, и сам уехал на барже с добытым каучуком в Манаус. Там он его выгодно сбыл какой-то компании и, говорят, завел в Рио свое дело.

— А если ты сейчас встретишь этого Ксавье? Как ты с ним поступишь? — допытывался Руи.

Фесталь прикрыл глаз, имеющий веко, и задумался.

— Мне что за дело! Пусть его живет. Пользы не будет, если я совершу убийство.

— Но ведь по вине Ксавье ты стал уродом? — В голове Руи никак не укладывалось такое сочетание сильной страсти и ненависти с непротивленчеством.

Фесталю явно не хотелось отвечать на вопрос Руи, и он перевел разговор:

— Сельва делает человека жестоким и подлым. Поживите, сеньор Руи, в сельве и увидите, что из вас получится. Люди в сельвасах дичают, как лошади в пампе.

Каучук делает страшные вещи. От его запаха люди сходят с ума и забывают о том, что они люди. Возьмите хотя бы меня. На фазенде в Сантарене я был добрым и честным парнем, а сейчас… Я знавал еще одного парня-вербовщика, который был куда похлеще Ксавье. Он хватал людей, как баранов, будь то женщина или ребенок, и отправлял их на плантацию. Обычно из партии в двести человек на серингаль приходило, в лучшем случае, половина. Вот это была работка!

Руи же еще раз повторил свой вопрос. Фесталь подумал немного:

— Вы хотите знать, что бы я сделал, если б опять повстречался с Ксавье де Кони?

Может быть, я попытался бы упрятать его на тот же островок, а впрочем… я никогда об этом не задумывался. Вы мне не верите? Ну хорошо, не буду вас томить.

Я встречал Ксавье и не один раз…

— И молча проходил мимо этого разбойника? — удивился Руи.

— Пусть это останется моим маленьким секретом, сеньор Руи.

— Нет, ты все же скажи: разделался с ним? Не бойся, я тебя не выдам. Правильно сделал, если разделался.

Фесталь вдруг хитро прищурил глаз.

— А ведь я знаю еще кое-какие тайны, сеньор Руи, — проговорил он вкрадчиво. — Есть и такие, что касаются вас.

— Меня? — удивился Руи.

— Ну, вспомните хотя бы эту историю с Мартино. Мне известно, кто нашел его на тропе, доставил до города и постарался, чтоб он оказался в клинике. Хотя ваш шеф взбесился бы, если б узнал, что это сделали вы…

Руи чуть-чуть изменился в лице.

— Я умею хранить секреты, а тем более людей, которые спасли мне жизнь, — продолжал Фесталь.

Руи следил за выражением глаз собеседника. На этом обезображенном лице только по блеску глаз и можно было отгадать, что скрывается в душе их владельца.

— Ну раз так, то и я кое-что знаю. Например, того парня, который, как сказал ты, почище Ксавье хватал людей без разбора и отправлял на серингаль, — проговорил Руи.

— Гм! Это ни для кого не секрет. Достаточно повернуть голову вон в ту сторону, — спокойно отпарировал Фесталь, показывая глазами на палатку Железного Капитана. — Мне даже известны его ближайшие помощники.

Руи смутился.

— Слушай, приятель! Даю слово, что ни я, ни Кано, ни Отега не знали, куда мы везем людей на нашей шхуне. Мы не знали, чем заворачивал наш шеф. Можешь поверить!

— Я же сказал, сеньор Руи, что умею хранить тайны. Вы спасли мне жизнь, и я этого никогда не забуду. Значит, вы хотите знать, что я сделал бы с Ксавье де Кони, если б встретился с ним еще раз. Вы меня неправильно поняли, решив, что я уже свел с ним счеты. Я вам покажу его. Вон видите человека, который к нам направляется?

— Ну, вижу. Это — Фабиан Зуде.

— Ничего подобного, сеньор Руи. Это — Ксавье де Кони.

В эту ночь охраной лагеря распоряжался Фабиан Зуде. Агурто не подавал признаков жизни, засев в своей палатке. Чем он там занимался, о чем думал — никто не знал.

Однако все догадывались, что с шефом случилось что-то совершенно исключительное.

Особенно остро это чувствовал Руи. Железный Капитан едва не размозжил ему кулаком голову, когда тот попытался с ним заговорить. Руи слишком хорошо знал дикий, необузданный нрав своего шефа, его неистощимую энергию, способность работать круглые сутки. И тут вдруг — полное безразличие ко всему окружающему.