– Отсутствие контроля?

– Угу.

– Итак, вы пытаетесь вернуть контроль единственным возможным для себя на данный момент способом, и этот способ разрушает вашу жизнь.

Я чувствую его взгляд на себе, потому поворачиваюсь на сиденье и смотрю на него. Очень важно поддерживать с пациентом зрительный контакт, вот только в машине это непросто.

– Вы имеете в виду выпивку и женщин?

Пожимая плечом, я говорю:

– Думаете, это положительные моменты вашей жизни?

– Я занимался этим и до аварии.

– Но я думаю, раньше вы делали это для удовольствия, а не чтобы скрыть боль.

Он устремляет взгляд в окно.

– Вам обязательно все время оказываться правой? – его голос звучит мягко, так что я знаю, что не надавила на него слишком сильно. Он снова поднимает на меня глаза.

– Это часть моей работы, – говорю я в дразнящей манере. – Но если серьезно, когда я что-то думаю, еще не значит, что это истина. Имеет значение, что думаете вы.

– Наверное, – он делает еще один глоток кофе.

– Итак, значит, сидеть на пассажирском вам проще. Если я попрошу сесть на водительское сиденье с выключенным двигателем, это будет возможно?

– А у меня есть выбор?

В его голосе нет юмористических интонаций, так что я аккуратно делаю шаг назад.

– У вас всегда есть выбор, Леандро, – говорю я мягко. – Мы не будем делать то, что вызовет у вас дискомфорт. Если вам кажется, что я слишком давлю, скажите об этом. Мы остановимся и пересмотрим подход.

– Я пошутил, Индия, но полезно знать вашу позицию. И все в норме. Давайте сделаем это. В припаркованной машине со мной ничего не случится, так ведь?

– Именно, – я улыбаюсь, наши взгляды встречаются.

– Итак…

– Итак?

– Вы собираетесь перелезть через мои колени, чтобы поменяться местами, или мы выйдем из машины? – он ухмыляется, смотря на меня, и мое лицо краснеет.

Перелезть через его колени…

– Мы выйдем из машины.

Мы обходим машину сзади и, на удивление, он оказывается на сиденье раньше меня.

Я закрываю дверь с мягким щелчком.

– Как ощущения? – спрашиваю, изучая его лицо.

– Нормально, кажется. Я чувствую себя… глупо.

– Глупо?

– Ага, – он опирается на руль. – Я взрослый мужик, которому нужна помощь, чтобы сесть в машину.

– Нет, вы взрослый мужик, который восстанавливается после серьезнейшей аварии, почти отнявшей его жизнь, – я глубоко вдыхаю и делаю рискованный шаг. – Леандро, слышали ли вы о посттравматическом стрессовом расстройстве?

– Да. Оно есть у людей, вернувшихся с войны.

– Верно. Но ПТСР страдают не только военные. ПТСР может быть у людей, перенесших травматический опыт, как вы.

Он поворачивается ко мне.

– Думаете, у меня ПТСР? – он пальцем указывает на себя.

– В легкой форме.

Леандро разворачивается и смотрит через лобовое стекло. Долго молчит.

– Возможность диагноза беспокоит вас? – спрашиваю я, нарушая тишину. – Я не вешаю ярлык, Леандро. Просто даю точку опоры, от которой мы можем отталкиваться, чтобы нам было с чем работать. Понять вашу проблему – это наполовину ее преодолеть.

– Звучит как параграф из учебника по психологии.

– А вы много их прочли? – я улыбаюсь.

Встречаясь со мной взглядом, он отвечает на улыбку, и его темные глаза загораются.

– О да, все время трачу на них. На прикроватном столе лежит целая кипа. «Гид по психологии для идиотов».

– Моя любимая.

Он смеется. Его глубокий гортанный смех пронизывает меня до кончиков пальцев на ногах. Я поджимаю их в обуви.

– Да. Давайте свои ключи, – он тянет руку ко мне.

– Вам нужны мои ключи?

– Да, – он смотрит прямо на меня, но его лицо расслабленно.

– Зачем?

– Я собираюсь проверить, смогу ли завести двигатель и не струсить, как слабак, снова.

– Вы уверены, что готовы? Только прошлой ночью вы пытались…

– Я уверен.

Его рука по-прежнему протянута, так что я достаю ключи из кармана пиджака и передаю их ему. На этот раз не дотронуться до него невозможно, но я делаю это быстро и резко и в это время избегаю зрительного контакта, чтобы он не смог понять, какой эффект на меня производят его прикосновения.

Поворачиваясь лицом к лобовому стеклу, он делает глубокий вдох и начинает разминать руки.