Шрифт:
Василий Головачев. Невыключенный (рассказ)
№ 7
Даниэль Клугер. Смерть в Кесарии (роман)
Андрей Кругов. Муха в янтаре (рассказ)
№ 8
Александра Маринина. Реквием (повесть)
Андрей Кругов. Хлеб наш насущный (рассказ)
№ 9
Павел Амнуэль. Шах убийце (рассказ)
– ---- Прямая улика (повесть)
Генри Лайон Олди. Как погибла Атлантида (рассказ)
Владимир Гусев. Эпоха Крыгова (повесть)
№ 10
Марая Ланг. Наследство со смертельным исходом (повесть)
Николай Перумов. Русский меч (рассказ)
Генри Лайон Олди. Вложить душу (рассказ)
№ 11–12
Василий Головачев. Витязь (роман)
Василий ГОЛОВАЧЕВ
ВИТЯЗЬ
ПОСЛЕДСТВИЯ ОШИБКИ
Ночью перед освобождением Антон спал плохо. Ему снился один и тот же сон — бой в Кунгурском ущелье, куда его забросили с группой «рэксов»[2] ГРУ с заданием взять в плен или уничтожить полевого командира таджикской оппозиции Сулеймана. Память вновь и вновь возвращала его к истокам истории, в результате которой он оказался в Шантарской колонии особого режима под Нефтеюганском…
Этого старшего лейтенанта по имени Роман перевели в группу откуда-то со стороны, говорили, что из подразделения антитеррора ФСБ, и Антон сразу отметил его манеру держаться — грубовато-фамильярную, наставническую, не терпимую к чужому мнению, и склонность к жестокости во время тренировок по рукопашному бою.
Антон к этому времени уже восемь лет работал в Главном разведу-правлении инструктором по рукопашному бою, преподавал «унибос» и «барс»[3], одновременно накапливая и отрабатывая элементы русского стиля, получившего среди мастеров боевых искусств название — рус бой, и был наверное единственным специалистом на всю страну, владеющим методикой преподавания русбоя. Его первый учитель, один из первых адептов русского стиля, владеющий кроме всего прочего китайским стилем да-цзе-шу[4], говорил:
— Да-цзе-шу — не способ хорошо драться, это способ не драться вообще.
Он имел в виду, что искусство пресечения боя состоит не в том, чтобы показать свое мастерство, а в том, чтобы не дать противнику выполнить ни одного приема. С тех пор Антон усвоил, что противника надо бить, а не драться с ним, что и доказывал во всех ситуациях, какие бы ни случались в жизни. Но и он был против излишней агрессивности и жестокости в бою, учебном или реальном, применяя лишь то минимальное количество ударов или приемов, которые позволяли быстро и без возни выводить противника из строя.
Роман же буквально наслаждался процессом избиения, не обращая внимания на чувства окружающих, и нередко травмировал спарринг-партнеров, прекрасно владея унибосом. На третьем занятии Антон не выдержал и остановил занятия, жестом попросив очередного члена группы с рассеченной Романом бровью зайти в медпункт. Исподлобья посмотрел на разгоряченного схваткой, улыбающегося Романа (метр восемьдесят пять, мускулистый, поджарый, можно сказать — красавец, если бы не нагловато-презрительная складка губ и слишком глубоко и близко посаженные глаза):
— Молодой человек, боевые искусства не имеют ничего общего с тем садистским удовольствием, с каким вы работаете в спарринге. Прошу вас учитывать, что перед вами не враг, а ваш коллега.
— К черту, — небрежно отмахнулся Роман, показывая белые зубы. — Мы не в институте благородных девиц, пусть знает, что его ждет в реальном бою. Жизнь вообще надо рассматривать как бой. К тому же вы сами говорили, что противника надо бить, а не гладить.
— Но перед вами ваш товарищ, с которым вам возможно придется идти на задание.
— Пусть больше времени уделяет отработке приемов, я же только показываю изъяны в его боевой подготовке, которую кстати преподаете вы.
Члены группы, среди которых не было ни одного рядового или сержанта, только лейтенанты, старлеи и капитаны, зароптали, но Антон поднял руку, и наступила тишина.
— Стало быть, я, по-вашему, плохой инструктор?
— Не плохой, — засмеялся Роман, — но я знавал сэнсэев и получше.
— Понятно. Становитесь.
— Что?!
— Покажите мне все, на что вы способны, как ученик ваших профессионалов-сэнсэев. Разрешаю все приемы.