Жажда с каждой минутой увеличивалась, горло и губы пересохли, лицо горело, будто под лучами солнца в пустыне, стало жарко и душно, и в конце концов Валерия уговорила себя просто смочить лоб и губы, не отдавая отчета, что ее жажда может иметь внешние причины.

Кувшин до половины был наполнен прозрачной жидкостью, не отличимой от обыкновенной колодезной воды, она и пахла, как вода, и на вкус казалась водой. Валерия смочила губы, лоб, щеки, потом не удержалась и сделала глоток, чувствуя невыразимое облегчение. Подождав немного и не ощутив отрицательных реакций кишечника, допила воду в стакане и села на солому, решив с достоинством ждать своей участи. Попытка в состоянии медитации связаться с Антоном через псиполе не удалась, Громов не откликнулся, хотя почему-то у Валерии сложилось впечатление, что ему плохо.

Сколько она просидела в таком положении, подогнув ноги под себя, Валерия не помнила. Очнулась от звука голоса, подняла голову и вздрогнула, обнаружив посреди камеры великана в черной одежде. Он стоял, бородатый, громадный, расставив ноги и засунув пальцы рук за поясок, и с усмешкой рассматривал пленницу, раздевая ее глазами.

— Поднимайся, красавица, — сказал он густым басовитым голосом. — Пришла наша очередь веселиться.

Валерия хотела ответить отказом, но вместо этого покорно встала, с удивлением сознавая, что мужчина в черном вовсе не такой уж великан. От его сверкающего взгляда ей стало холодно и жарко одновременно, захотелось опереться на чью-нибудь сильную руку. Голова закружилась, сердце в груди забилось часто и сильно. Понимая, что ее гипнотизируют, Валерия попыталась сопротивляться, но организм отказывался бороться, сломленный какой-то силой, и она с ужасом подумала, что вода все-таки была не простая.

— Почем дрожь продаешь? — улыбнулся гость. — Не бойся, ничего я с тобой не сделаю, побалуюсь только. Ты ведь не девственница, отбоялась свое. А я покажу тебе такое, чего никто из твоих мужиков не покажет, тебе понравится. Пошли.

— Не трогайте меня… — прошептала Валерия, дыша тяжело и часто, и… как во сне протянула ему руку.

Бородач заглянул в ее глаза, удовлетворенно кивнул, взял за руку и повел из камеры.

— Порядок. Бабка Феофания знает толк в зельях.

Они вышли в коридор, повернули налево, миновали несколько дверей из потемневшего от времени дерева, спустились по узкой каменной лестнице вниз и вошли в более высокую и просторную комнату, освещенную четырьмя светильнями знакомой фаллосовидной формы. Половину комнаты занимала огромная низкая кровать, сияющая белизной простынь, возле нее стоял столик с фруктами и напитками, стены комнаты были увешаны коврами, а пол представлял собой один большой ковер темно-бордового цвета.

Бородач закрыл за собой дверь, подтолкнул Валерию вперед, стал раздеваться, разглядывая застывшую женщину маслеными глазами.

— Что стоишь? Раздевайся. У меня мало времени.

Валерия, чувствуя в груди нарастающее противоестественное томление и волнение, борясь с волной желания, прикусила до боли губу, отступила к двери. Ее колотила дрожь, борьба воли и внешнего воздействия почти ослепила, вспышки противоречивых желаний бросали ее то в жар, то в холод, хотелось вонзить нож в сердце насильнику и одновременно броситься к нему в объятия. Руки сами начали расстегивать пуговицы на куртке, потом на кофте, слезы лились из глаз, она ненавидела себя и хотела раздеться, беззвучно молила о помощи и жаждала отдаться, и не могла окончательно сбросить с себя путы чужой воли…

Затем что-то изменилось вокруг: перестали приходить токи обессиливающего психического воздействия. В душе созрел и лопнул нарыв гнева и ярости. Валерия выхватила из кармана джинсов нож, приставила к сердцу и крикнула, ничего не видя перед собой:

— Не подходите!

Кто-то сильно ударил ее по руке, нож вонзился в тело над грудью, боль иглой просверлила сердце, ужалила мозг, и Валерия потеряла сознание, мягко оседая на пол.

— Вот дура! — пробормотал сотник, держа в руке нож и прислушиваясь к звукам, долетавшим в келью через окно под потолком. Еще до того, как Валерия сделала отчаянную попытку сопротивления, он явственно услышал чье-то угрожающее рычание, а теперь чувствовал и взгляд. Впечатление было такое будто за окном, представлявшим собой люк вентиляционной шахты, прятался в темноте какой-то огромный зверь, готовый броситься на хозяина кельи в любой момент.

Полураздетый сотник взял в углу суковатую дубинку, направил одним концом на решетку окна и произнес слово. В келье резко похолодало. Из отверстия донеслось удаляющееся ворчание, стихло. Сотник некоторое время прислушивался к наступившей тишине, потом стал одеваться. Перенес лежащую без сознания женщину на кровать, бегло оглядел ее рану и движением руки остановил кровотечение. Проворчал:

— Мы с тобой еще не закончили знакомство, красавица. Мне нравятся такие несговорчивые. Но хотелось бы знать, кто тебе помогает. Не могут же, в самом деле, по храму бродить волки.

В дверь кельи постучали. Сотник оглянулся, дверь открылась сама собой, на пороге выросла дюжая фигура монаха-адьютанта.

— Вас зовет к себе хозяйка, господин.

— Иду, — бросил сотник, с сожалением разглядывая груди женщины. — Чего ей еще понадобилось?

Он не удержался, сорвал с Валерии бюстгальтер, погладил грудь, лизнул соски, секунду раздумывал, не плюнуть ли на «добровольную» любовь и не взять ли красавицу, пока она в беспамятстве, но все-таки решил не лишать себя удовольствия борьбы и победы не только над телом, но и над духом и волей красивой женщины.

— До вечера, красавица. — Он вышел из кельи. — Стереги ее. Никому ни слова, что она здесь.

ВСЕХ УНИЧТОЖИТЬ!

Рация Гнедича запищала, когда он в очередной раз вылез на поверхность из подземного хода с камнем в руках: они с Тымко и Анжеликой продолжали разбирать завал, в то время как Илья с Владиславой якобы направились в деревню за помощью. О том, куда они намеревались отправиться на самом деле, Юрий Дмитриевич своим напарникам не сказал.

Услышав сигнал, подполковник покосился на встрепенувшуюся Анжелику, присоединившуюся к мужчинам всего полчаса назад, и отошел на десяток шагов за деревья, доставая пенальчик рации и чувствуя невольное облегчение. Появления новой группы из Управления он ждал давно и надеялся с ее помощью разобраться в происходящих событиях.