— И совсем неожиданно Аристарх Поликарпович рассказал, что помимо сыскного отдела при прежних директорах был или даже были несколько особенных спецследователей, которые подчиняются только директору, выполняя так называемые деликатные поручения и работают чисто и эффективно.

— Как вы, князь, — прямо сказал директор. Он сказал, что давно уже хотел завести такого работника, но не было достойной кандидатуры, — а сейчас я предлагаю это место вам.

— Я, конечно, согласен, — ответил Константин Николаевич утвердительно, — но в отделе ведь нет места!

Проблема было не в служебном месте и столе. С этим справился бы и столоначальник. Проблема была в самом столоначальнике.

Аристарх Поликарпович его правильно понял.

— Милый мой, этот кабинет сугубо временный, пока отремонтирую крыло здания, а потом, неужели вы думаете, что я такого важного служителя буду мариновать со всеми? Нет-с, у вас будет отдельный кабинет, не так далеко от моего. Алексей, соблаговолите отвести князя в его рабочее помещение.

Попаданец князь Константин Николаевич (в девичестве Георгий Васильевич) понимал подозрительно такую сентенцию, что жизнь — это такая подленькая штука, которая всегда подсунет говнеца, или, если вы брезгливы, то merde. Будто бы от изменения названия консистенция и запах этого дурно пахнущего вещества вдруг возьмет и изменится.

Ведь подумывал же он, слушая похвальные и даже в чем-то льстивые слова директора, что это все не случайно, и все данные награды и торжественные эпитеты посвящены не в итоге дел минувших, когда доброе и в чем-то счастливое начальство разрешает себя быть щедрым в отношении хорошего подчиненного. Нет, это своего рода еще и аванс в делах минувших, еще не сделанных. Или, если вам так удобно, в делах совсем не раскрытых.

Когда он уже выходил за Алексеем, то прямо по канону Аристарх Поликарпович неожиданно жестко или, хотя бы, без каких-либо льстивых ласковых слов деловито сказал в спину, как выстрелил неприглядно:

— А вас, дражайший Константин Николаевич (Штирлиц), я попрошу немного остаться.

И когда попаданец, обуреваемый дурными предчувствиями, дисциплинировано остановился и оловянно посмотрел на директора Московской полиции. Строго по уставу, еще Петровскому: подчиненный вид должен иметь лихой, чуть придурковатый, чтобы нравится офицерам. Так ли это было, или нет, но Кормилицын при таком виде Долгорукого действительно смягчился, сказал уже тише и как бы даже не нежно:

— Подите, князь и особо не торопитесь, мы еще не договорили. И у меня есть много не очень умных подчиненных, чьи должностные обязанности дальше позови да подай не идут. Так что не опоздаете!

Хм, успокоил, называется! То есть уйдешь и будешь постоянно трястись, как бы не подмели нечаянно. С другой стороны, это судьба хоть и важного полицейского чиновника, но пока не поднявшего в чинах. Ведь кто такой коллежский асессор? С одной стороны, высокий чин для простонародья, то есть для большего населения тогдашней России. Но с другой стороны для штатских генералов, всех этих действительных статских советников, тайных советников разного разряда это лишь секретарь или вот рядовой следователь. Так что смирись, попаданец, и в XIX веке тебя тоже будут подпинывать. Ибо се ля ви!

Между тем вездесущий секретарь Алексей из уважения господину следователю и, разумеется, к директору Аристарху Поликарповичу, самолично подвел князя к симпатичному помещению, отрекомендовав, что это кабинет спецследователя. Точнее даже, целая анфилада помещений, поскольку к кабинету примыкала небольшая приемная, в которой так не хватало какого-нибудь секретаря, а потом комната побольше, видимо, уже для группы полицейских.

«Ага! — понял Константин Николаевич, — такой важный чиновник, как этот самый спецследователь, не может работать один. Он должен иметь подручных для введения уголовного дела, и секретаря для доклада вышестоящему начальнику».

Сел за стол в своем теперь уже кабинете. Опытному попаданцу чувствовалось, что мебель уже не новая, но в то же время не очень разношенная. Все-таки, Аристарх Поликарпович, институт спецследователей оказался не так уж и распространен. И рабочая мебель это показывала. Что тут еще? Помимо роскошного «начальничественного» стола следователя, покрытого зеленым сукном. Носящим такие обязательные атрибуты, как «генеральский» чернильный набор в виде изящной чернильницы и золоченого железного пера. А еще пачки бумаги — большая серая, гораздо меньшая белая, и совсем уж небольшая штампованная типографским способом с заголовком «Московская городская полиция».

Константин Николаевич был несколько удивлен. Даже у столоначальника в его прежнем сыскном отделе стол был менее богатым. Однако же, что-то казна расщедрилась! Перевел взгляд на обстановку кабинета. Сбоку, поодаль, стоял другой стол, более скромный, на нем ничего не лежало. Место полицейского писаря, как понял попаданец.

Вообще, кабинет был изрядным примером сословного государства XIX века. Слева, стола следователя все было роскошно и дорого. Помимо самого стола там стояли четыре изящных мягких стула, вроде бы даже английские. И даже одно полукресло. На поле лежали два коврика, небольших, но сразу видно, что дорогих. А на стене висела какая-то акварель с чисто темой этого века — природная пастораль русского вида. И ведь не литография!