"Чем дальше в лес, тем толще партизаны".(с)
Да и вообще... Стоит ли стараться "идти по прямой"(с), ежели "кривая вывезет"(с)?
Глава 1
Мастер спорта в догонялки. СССР Книга 4.
Глава 2
СССР. Книга 4. Глава 1.
Короче, как вы поняли, задержанные по моему, подстёгнутому так называемым, «шестым чуйством» науськиванию, упирались, как могли. И, ни в коей мере не собирались «колоться».
То есть, переводя на общепринятый, нормальный человеческий язык, давать признательные показания. И, обильно потея и, как и положено изобличённым злоумышленникам, обливаясь горькими слезами, дрожащей от страха перед наказанием рукой, подписывать протокол.
Пошкандыбав туда-сюда и, с отчаянием поняв, что толку от этого псевдозаконного маразма мало, я попытался сосредоточится и вызвать в себе этого самого, вот прямо сейчас и конкретно сегодня подведшего под монастырь, «интуита».
Хотя… Предполагаемые неприятности, в общем и целом, были из разряда «так себе». На троечку с минусом, по пятибалльной шкале. Так как, согласно всё тому же уголовному кодексу, директриса с грузчиком вполне могли быть допрошены в качестве свидетелей.
Ведь, в конце-концов, оба хорошо знали, как потерпевшую, так и подозреваемого в убийстве. Который, благодаря общественному мнению и созданной им же самим, прямо скажем, совсем незавидной репутации, сразу и прочно был записан соседями в душегубы.
Собственно, ежели б не мой внутренний «сатрап», терзающий душу и злобно пытающий, периодически вспыхивающей в, и без того пострадавшей в аварии бестолковке, болью, то я бы тоже нисколечко не сомневался в прямом и безоговорочном причастии сожителя к смерти бедной уборщицы.
Ведь всё, как ни крути, сходилось один к одному. И его асоциальный образ жизни. И недавнее возвращение из Лечебно Трудового Профилактория. Да и общая неустроенность и, прямо скажем, незавидность их совместного быта тоже, если можно так выразиться, «ложилась в масть».
Но, так как и я, и мои коллеги успели неоднократно убедиться, что мой злой помощник зря «пургу гнать не будет» то я, в очередной раз зайдя в кабинет, где Викеньтич терзал мадам, словил его вопросительный взгляд и отрицательно покачал головой.
Давая понять, что ничего не ясно и, в то же время, предостерегая от принятия поспешного решения отпустить обоих. Как рассказавших всё, что им известно свидетелей и лиц, в общем и целом, благонадёжных.
Благоразумно сотрудничающих со следствием и поведавших всё без утайки. Как положено честным советским гражданам, горящим желанием помочь советскому правосудию. Ну, и поспособствовать восстановлению социалистической законности, куда ж без этого.
— Посидите пока… Подумайте. — Обтекаемо попросил Позняков негодующую гневом Валентину свет Николаевну. И, явно не надеясь на положительный результат моих «стремительных метаний», как-то, совсем неубедительно, промямлил. — Может быть, что-нибудь вспомните…
— Я ведь всё уже объяснила! — Почуяв слабину, тут же визгливо чуть ли не завопила оборзевшая тётка. И, с места в карьер, в который уже раз принялась угрожать. — Я на вас жаловаться буду!
— Побойтесь Бога! — Примирительно выставил перед собой ладони майор. И, как мне показалось, устало и немного заискивающе, произнёс. — Мы ведь вас ни в чём конкретно не обвиняем. А, рассказать о привычках и окружении убитой, ваша прямая обязанности и долг законопослушной гражданки и члена общества.
— Хватают людей! Жить спокойно не дают! — Видимо, позабыв, что является представителем торговой элиты, вспомнила тяжкую базарную юность директриса. И, опять завела шарманку по-новой. — Меня, между прочим, дела ждут!
— Совсем чуть-чуть осталось. — Заверил вздорную бабу Анатолий Викеньтьевичь. А потом, кивнув мне на выход, прошелестел одними губами. — Пошли пошепчемся.
Как только мы оказались за дверью, начальник поспешно повернул ключ в замке. Затем вытащил из кармана саятую пачку сигарет и, тяжко и, как мне показалось, как-то обречённо вздохнув, не спеша направился в сторону туалета.
Чувствуя вину за это бестолковое, в общем и целом, задержание, я уныло поплёлся следом. И, едва остановились перед открытым окном, я дождался пока Позняков закурит и выпустит смачную струю дыма, еле слышно пробормотал.
— Викеньтьичь, хрен знает… — Я растерянно развёл руками. И, не найдя каких-либо вразумительных аргументов, в несвойственной советскому милиционере манере, по блатному поклялся. — Бля буду!
— Да верю я тебе Коля! Верю. — Глубоко затягиваясь, отчего на щеках образовались объёмные впадины, выдохнул вонючий столб в небо Позняков. И, давая понять, что целиком и полностью на моей стороне, сказал. — Я и сам чую, что мадам. — Тут он кривовато усмехнулся и сплюнул в унитаз. — Что-то чудит. Только вот доказать мы, похоже, в этот раз ничего не сможем…
«Встрял, блядь». — Опечаленно подумал я. (То есть, простите, своими необдуманными и поспешными действиями создал не очень удобную ситуацию.) — «А облажаться перед всеми — не айс».
Ну, не пытать же эту, обвешанную золотом, словно Новогодняя Ёлка гирляндами, толстую тётку!
Да, когда Позняков задавал, простые, в общем-то вопросы, женщина вела себя несколько неадекватно. Бегали туда-сюда, густо подведённые, глазки. Участилось дыхание, а ухоженные руки, помимо воли, начинали теребить, пахнущий какими-то приторными духами, носовой платок.