Шрифт:
Сушняк просто дикий. На столе стоит кувшин с водой. То, что надо после вчерашнего. Убираю крышку и пью прямо из горла. Кайф…
– Максим, прекрати паясничать. – Отец недовольно следит за мной. А мне больше нечего ему сказать. Я никогда не просил у него помощи. Всего добился сам. Упрекнуть мне себя не в чем. Я одиночка и безотцовщина. Сам по себе.
– Ага, работать пойду, – ставлю пустой кувшин на место и рукавом вытираю губы. Знаю, как это бесит отца. – Дел, знаешь ли…
Его лицо перекашивается от злости, но вслух не комментирует.
– Кстати, что там с педофилом? – меняет тему. – Не пора передать в СК?
– Пока нет, работаем.
– Уверен?
Одно слово отца – и дело у нас заберут. Лично мне похер. Баба с возу – кобыле легче, но чем черт не шутит. Глядишь, поймаем злодея, и звездочки на погоны упадут.
– Мы справимся.
– Самонадеянно, – качает головой отец. – Но ладно. Подождем.
Выхожу выжатый как лимон. Точнее, как дерьмом облитый. Это гораздо хуже, чем тот кофе от голубоглазой незнакомки. Помыться хочется, но пора на службу.
Сажусь в свой «вольвец» и завожу двигатель. Может, ну нахер этот отдел? Домой. Отсыпаться. Успеваю уже даже размечтаться, но звонок вклинивается в мои мечты.
– Марьянин, – отзываюсь глухо.
– Где, блядь, отчет, который я просил тебя сделать как можно быстрее? – сквозь зубы цедит Стас.
Бля-я-я. Я забыл. Что ж все в одну кучу сваливается? Побиться головой о руль, что ли? Вряд ли поможет.
– Стас, не кипиши, – стараюсь говорить ровно, чтобы не сагрить еще сильнее. – Сейчас приеду и принесу.
– Пока ты приедешь, Заболотный меня уже раком выдерет. А я тебя! – рявкает так, что в ушах звенит.
– Еду я уже, – вру и не краснею. – Полчаса – и на месте.
Сбрасывает. По всей видимости, начальство сильно в ярости. Ничем хорошим такие финты обычно не заканчиваются. Хотя это обычное его состояние. Вот раньше, при Ирине Сергеевне, не было такого беспредела. С теплотой вспоминаю правление нашей императрицы. Захватил ее злой тролль в плен, и стала она троллихой.
Представляю картинки из «Шрека» и ржу, как идиот, сам над собой. Но недолго. Пробка на кольце. Погорячился я, конечно, со временем. Пиздец встрял. Может, сразу в морг?
Ива
Не успеваю соскочить с байка, как на меня налетает известная всему дому и, к моему личному несчастью, живущая со мной на одной лестничной клетке баба Зина. С поджатыми в полоску губами, острым, бегающим взглядом, укутанная в платок, чуть сутулая бабуля упирает руки в бока, выпячивает грудь и надвигается на меня, прижимая обратно к мотоциклу.
– Сколько же можно?! – трясет костлявым кулаком у меня перед лицом. Отклоняюсь, чтобы и правда не зацепила. – Твоя бестолковая псина опять скулит и воет на весь дом!
– Он просто скучает, – пытаюсь оправдать своего стаффа. – Маленький же еще.
– Видела я, какой он маленький! Чуть моего Барсика до сердечного приступа не довел. Бедный котик. Пришлось давать ему валерьянку. Приструни своего уродца, иначе…
– Что? – склонив голову к плечу, зло смотрю на соседку. – Отравите?
– Заявлю на тебя! Поняла? Куда следует заявлю, – снова трясет кулаком у меня перед лицом.
Раздраженно закатив глаза, делаю шаг вперед, вставая вплотную к бабке.
– Пропустите.
Она вновь поджимает губы, недовольно сопит, но отходит в сторону. Достала! Вот реально весь дом достала. Участковый уже не знает, куда от нее прятаться. И это баба Зина еще не знает, что я работаю в органах. Не афиширую свою деятельность от греха подальше. Как в том анекдоте – пусть лучше проституткой считают…
Поднимаюсь в квартиру. Тагги и правда жалобно поскуливает под дверью и стучит об нее лапой. Открываю, щенок в голове, но уже мощный пес внешне, радостно виляя хвостом, запрыгивает на меня.
– Тагир, фу! – смеюсь я.
Единственный мужчина, который не вызывает у меня ужаса или раздражения. Ему я могу улыбаться. Наверное, поэтому он получился такой вот добряш. А может, благодарен за то, что спасла его от усыпления еще щенком.
Знакомые из питомника позвонили. Бракованный, никто не берет. Это сразу была моя собака. Я почувствовала, как мы с ним необходимы друг другу.
– Ну все, Тагир! – включаю строгую хозяйку. – Сидеть. – Он плюхается на задницу и смотрит на меня, склонив голову набок. – Ругаются на тебя, между прочим. Нельзя скулить.