Что будет, если женщина-историк вдруг окажется в ином времени и рядом с людьми, жизнь которых изучена ею, казалось бы, до мелочей? Ничего хорошего, потому что в первую очередь придется спасать себя — предшественница натворила дел. Виновато глупое девичье сердце, но ведь безо всех этих розовых соплей можно обойтись? А знать историю все-таки полезно. И чтобы выжить, и чтобы предотвратить нехорошее.
Петергоф, Смольный институт, Вюртемберг, Санкт-Петербург... середина XIX века... попаданка в тело юной фрейлины великой княжны Ольги.
ВНИМАНИЕ: будет вторая книга
Глава 1
Боль беспристрастно отражают зеркала,
Свечные слезы остывают медленно.
Во тьме поникнув безучастно, дерева
Роняют листья в переплет оконный. Ветрено.
Едва зажжен камин, сквозя сырым дымком.
Тепло огня не раздражает и не радует,
В ушах слова-убийцы — шепотком.
Ответить дерзко бы, да сердце больно падает.
Замкнув уста и взор ресницами прикрыв,
Я тихо усмехнусь, игру продолжив веером,
Отправлю прочь бежать несдержанный порыв.
И отомщу. Уже сегодня вечером.
Сломать легко, мой свет — воздвигнуть тяжело.
Попробуй вновь, ведь я уверена — попробуешь.
И вот тогда я улыбнусь тебе светло,
Еще не знаю… в зале бальном иль с надгробия.
— Таис, Таисия… Боже мой! — нервный женский всхлип закончился стоном: — Ты же погубишь и меня, мерзавка! Очнись немедленно!
Разлепить веки получилось, сфокусировать взгляд нет — болело… кажется всё.
— Сейчас придут… кто-то, или даже сама… Не смей, слышишь?! Только не смей проговориться о том, что мы с тобой выходили…
Рваные фразы всегда воспринимаются трудно. Пытаясь вникнуть в их смысл, я, кажется, вся превратилась в слух. И уловила еще какой-то, пока невнятный шум: словно звуки шагов нескольких человек и тихие неразборчивые голоса. И вот они совсем приблизились, стихли… Сквозь полу-слипшиеся ресницы видны только вытянутые темные пятна. Виноват свет из окна — яркий, как раз против того места, где нахожусь я. И будто прямо из этого света, обретая цвета и формы, возникли женские фигуры — одна, еще…
— Всемилостивая государыня… — послышалось откуда-то сбоку вместе с быстрым шелестом. Воображение сразу же подкинуло вид вздувшихся при быстром приседании юбок. Помнилось такое… как научный сотрудник экспозиционного отдела, я несколько раз присутствовала на инсценировках старинных балов в дворцовых интерьерах. И вот это сейчас — тоже…
— Она пришла в себя? Что-нибудь говорила? — тормознул гениальное озарение женский голос с легким иностранным акцентом.
— Нет, но… уже смотрела, — нервничал свежий девичий голосок — тот самый, велевший Таисии молчать.
— Все выйдите.
Послушный шорох, дружный топот каблучков, стук дверной створки…
— И что прикажешь с тобой делать? — судя по звукам, женщина присела у моей кровати.
Я осторожно шевельнулась. Будто ничего больше не кружилось и не плыло перед глазами, но поднять взгляд, чтобы посмотреть ей в лицо, было невозможно… немыслимо — как в затянувшемся кошмарном сне. В нем я себя и чувствовала.
— Дай знать, если принимаешь мою речь умом, Таисия, — почувствовала я касание к ладони — ее легонько сжали: — Сожми в ответ, если находишься в разуме.
Господи-Боже… Чушь собачья! Так не бывает… плыли перед глазами складки сизо-голубого шелка. Я моргнула раз и два… но пелена не исчезала. Я плакала — удивительное дело! От слабости и бессилия, непонимания или страха? Но да! Уже и не помню, когда последний раз… И машинально, хоть и обращались не ко мне… в ответ на касание попыталась сжать чужие прохладные пальцы. У меня получилось.
— Wunderbar, — прозвучало одобрительно. Какие-то секунды я адаптировалась к чужому языку — дальше женщина говорила уже на дойче: — Скажи, знаешь ли ты о сути услуги, оказанной короне в моем лице твоей матушкой?
— Уу, — получилось выдавить в отрицательном смысле. Голос еще не слушался, хотя я и пыталась… горло саднило. Ничего я не знала. И не понимала тоже.
— Хорошо… — чуть помолчав, женщина продолжила: — Мною многое ей обещано и ни в коем разе не в обход законности, поскольку я — единое с мужем. Но раз уж так удачно совпало, что он отказался от привычного представления о единстве исторических судеб русского и европейского народов… и, полагая себя первым слугой своего государства, считает своей обязанностью лично разрешать все существенные дела его, обратившись лицом к своему народу и его истории… Российскому престолу нужны не своевольные умники, а верно подданные, Таисия. И я считала до сих пор, что, давая возможность возродиться в твоих будущих сыновьях княжескому роду Шонуровых… Рассчитывала, отдарившись заодно за услугу, в будущем получить в лице твоих детей верных подданных — на все времена. И что же я ныне наблюдаю?! — почти шипела она, склоняясь к моему уху.
— Ш-ш-то? — морозило на нервах. Потому что я не Таисия, потому что потерялась во всем этом…
— Вот и ответь — что это было? Неужто вместо послушной разумной девицы, радеющей за свой род, я приблизила к своей дочери самоубийцу? И это накануне свадьбы великой княжны, когда двор полон иностранных гостей! Ты позора Ольге желаешь? Что тебя подвигло, как ты посмела?! В ответ на всю мою доброту и милость. А уж если Николай Павлович узнает о делах сих… так что это было? — повторила она, — как ты оказалась в воде? Более того — тебя видели! Как ты шагнула. Не смей лгать!