…Вот рыщут в небе воздушные полярные разведчики-дирижабли. Под ними — необозримые поля торосистого льда, перерезанные «реками», каналами, «озёрами» чистой воды. Мощные ледоколы ведут за собой караваны судов по Великому Сибирскому морскому пути… Вот среди голых скал и снегов на островах, на побережьях морей поблёскивают огнями строения самых дальних в мире полярных радио — и метеостанций…

Темень… Морозы… Снежные бураны… Страшные места… Страшная, наверное, и жизнь.

Страшная? «Всевидящее око» заглядывает в один из этих домов, «затерянных в краю мрака и холода». В лабораториях кипит научная работа. Ярко освещённая, хорошо натопленная комната клуба. Библиотека, радио, кино, экран телевизора. Живая связь со столицами, с родными.

Играют дети, греясь в лучах «комнатного горного солнца» в детском саду. Едят свежие овощи, ягоды… Лютый северный ветер вращает лопасти ветряной электростанции, претворяющей ветер в тепло и свет. В разноцветных лучах электроламп дозревают овощи в оранжереях. Молодёжь катается на финских санях, лыжники охотятся…

На экране мелькают человеческие лица, — они больше всего интересуют Кара, — энергичные, бодрые. Новая порода людей…

Дирижабли низко опускаются над ледовым полем. На льду — барак и мачта радиостанции.

— Плавучая метеорологическая обсерватория на Северном полюсе, — слышит Кар пояснения диктора.

— Не совсем на Северном, — поправляет другой голос, и на экране появляется весёлое лицо радиста-полярника. — Мы создали станцию на самом Северном полюсе, но дрейфом льда нас немного отнесло от полюса. В этом назначение станции: наблюдать за движением льда в Арктике. Мы плаваем, как закупоренная бутылка, брошенная в море, — очень медленно, почти неприметно.

«Как бутылка, брошенная беднягой Хургесом», — вспомнил Кар и вздохнул.

«А это что?..» Яркие зори на аспидно-сером небе и рядом ослепляюще-яркий, пламенеющий диск солнца, невиданного солнца с краями, которые трепещут огненной бахромой.

Каюта, иллюминатор. Человек в тёмных очках трудится за столом; на столе инструменты, приборы… Это Стратосферная станция для изучения космических лучей.

«Чудесное око» вновь спускается на землю. Гигантский «пароход» движется по тайге, как танк, пробивая себе дорогу среди деревьев.

— Вездеход для тайги. Проламывает просеки. Одновременно геологи ведут разведку.

…Жужжат электропилы, отбрасывая золотые опилки, падают деревья. Машины обрубают ветви, очищают кору, распиливают стволы, кладут на вагонетки. Вагонетки катятся по подвесной дороге, мчатся по просеке навстречу большим зданиям лесохимического комбината. Следом бегут вагонетки с опилками, ветвями, корнями… А там, дальше, на поезда грузят брёвна, шпалы, фанеру, смолу, древесный спирт, формалин, канифоль, скипидар, бумагу, целлюлозу, кормовой сахар.

Мурманск… Консервные и засолочные заводы… Горы рыбы… Оленьи стада… Оленьи колхозы и совхозы… И здесь — перерабатывающие заводы.

Сверкает огнями флотационная фабрика города Кировска. Шумят заполярные гидроэлектростанции. Серебряной лентой протянулся Беломорский канал…

А вот и великаны, о которых Кару доводилось слышать: Днепрогэс, Магнитогорск, Кузнецкий, Челябинский, Краматорский заводы, Бобриковский комбинат. Растут плотины на Волге, Ангаре… Тракторы на бескрайних полях, комбайны, элеваторы, хлебозаводы, мясокомбинаты…

Завоёванные для земледелия пустыни Средней Азии… Советские субтропики… Пальмы… мандарины, хинные, пробковые деревья, лимонные, чайные плантации.

Харьков, Киев, Ленинград, Москва… Метрополитен. Дворец Советов… Парк культуры и отдыха… Толпы отдыхающих, спорт, игры, танцы…

У Кара голова идёт кругом. Нет, это даже слишком! «Чудесное око» показало ему то, о чём не узнаешь из книг. Надо быть титаном, чтобы создать всё это за такое короткое время. Как это случилось? Как могло совершиться? Откуда берётся эта неисчерпаемая энергия? СССР — словно зелёная ветвь на старом, усохшем дереве мира.

Невольно Кар вспоминает Буэнос-Айрес. Нью-Йорк… Контраст страшный. Один час такой демонстрации убеждает на всю жизнь.

Но почему эта передача не демонстрировалась на экранах обеих Америк?..

— Как вам понравилось, товарищ Кар? — спросил Борин-отец.

Миша вдруг услышал сухой треск. Гинзбург обманом направил объектив аппарата на лицо Кара. Да, это он смеялся, хотя и был растерян.

— Простите, но… нервное напряжение моё вылилось в смех… Мне пришла на ум одна вещь. Почему у нас не показывают ваши телепередачи?

— Ещё бы! — усмехнулся Кириллов. — Для них это было бы самоубийством.

— Да, да. Вы правы. Конечно. А рассмеялся я, кажется, вот почему… У меня бывает так, что одна мысль обгоняет другую. Я подумал: капиталистический мир свёртывает работы в области телевидения не только вследствие кризиса. Телевидение становится небезопасным. Ведь если бы каждый рабочий, каждый радиолюбитель имел приёмный аппарат и с его помощью мог принять хотя бы одну такую передачу, то всякая ложь о Советском Союзе стала бы невозможной. Последствия телепередач из СССР были бы для капиталистов действительно губительны, тем более, что в такой пропаганде нет ничего противозаконного.