Конобеев вздохнул и даже ложку отложил в сторону.

— Не сделано еще такого крючка, на который можно было бы таких самостоятельных старух ловить, — отвечал он. — Греха боится, по глупости бабской. Староверка она у меня.

— А ты тоже старовер? — спросил Ванюшка.

— Был, да весь вышел, однако! — ответил Конобеев. — Темность.

Макар Иванович о чем-то глубоко задумался, потом, не окончив обеда, поднялся из-за стола и вышел.

— Скучает! — тихо сказал Ванюшка, кивнув вслед Ко-нобееву. — Эх ты, крученье-мученье с этим полом, с длинным подолом.

А Конобеев прошел в свою комнату, хмурый, озабоченный. Его густые брови, усы и борода топорщились и беспрерывно шевелились. Он надел водолазный костюм. Старику хотелось на берег, но на глаза Марфе Захаровне он не решался показываться. И он отправился далеко на юг, на разведки. Эти разведки Конобеев очень любил. Потом он докладывал обо всем виденном под водой Волкову: где какая почва, где растут водоросли, где они не растут, но расти могут.

Конобеев пробродил целый день, вернулся поздно ночью, улегся на полу — он не любил спать на кровати — и начал так ворочаться и вздыхать, что разбудил Гузика.

— Чего вы ворочаетесь, Макар Иванович? — спросил его Микола.

— К непогоде. Тайфун будет, — отвечал Конобеев. — Всегда чую!

Но не одно приближение тайфуна заставило его ворочаться и вздыхать по-слоновьи. Ему было жалко старуху, Марфу Захаровну, которая в эту ночь ворочается одна в китайской фанзе под елью. Ель шумит, дверь скрипит, собака лает, а она одна…

Жалко старуху, но и бросить воду он не может. Нет, никак не может! Да и как бросить налаженное дело, шутка ли?

Макар Иванович начал вспоминать свою жизнь вплоть до того момента, как он встретился с Волковым.

Глава 4

Подводный совхоз

Конобеев родился и вырос в Приморье. Отец его был зверолов. И Макар Иванович еще десятилетним мальчишкой уже ходил с отцом на медведя. Сколько он их потом уложил на своем веку, выходя на зверя «один на один»! Но не в пример отцу, который был настоящим «лесным человеком», у Макара Ивановича была общественная жилка. Еще в старое время, до революции, он пытался организовать артель охотников и рыболовов. Но из этого ничего не вышло. Конобеев доверчиво роздал членам артели деньги, которые скопил, продавая пушнину; его обманули, ушли с деньгами и не вернулись.

После революции Макар Иванович перекочевал к самому берегу океана и занялся рыбной ловлей — сначала один, потом небольшой артелью от Дальсельсоюза. Но время от времени в нем просыпался охотник, и он бросал невод и острогу, чтобы взяться за ружье и рогатину. Во время этих охотничьих запоев Конобеев и встретился с агрономом Волковым, тоже завзятым охотником. Они скоро подружились, как два истых профессионала.

Волков не так давно поселился в Приморье. Раньше он работал в Белоруссии по колхозному строительству. Но у него была беспокойная натура. Наскучив работой землемера, он пристроился к одной научной экспедиции, которая отправлялась на Дальний Восток. Красота и своеобразие этого края так пленили Волкова, что он остался там жить.

У него было настоящее чутье охотника и меткий глаз. Если Конобеев «стоил» четырех десятков медведей, то у Волкова были другие заслуги: он собственноручно убил двух тигров, — неплохой стаж для новичка. Правда, одного тигра ему пришлось убить, случайно наткнувшись на него и обороняясь. Лишь исключительное хладнокровие и находчивость спасли ему жизнь. Тигр был убит, но, уже издыхающий, успел царапнуть щеку Волкову одним коготком, оставив отметину на всю жизнь.

Сидя у костра, Конобеев и Волков рассказывали друг другу бесконечные истории из охотничьей жизни.

Однажды утром они вышли на берег моря. Стоял конец октября. Погода была на редкость тихая. На океане отлив обнажил отмели с наметанными на них кучами морских водорослей. Недалеко от берега два японца занимались странным занятием. Один из них сидел в тупоносой лодке, нагруженной связанными в пучок бамбуковыми ветвями. Второй японец, поставив голую ногу на край лодки, другой ногой, налегая всей тяжестью тела, наступал на конический заступ, имевший две рукоятки, как в детских ходулях. Поднимая и опуская заступ, он двигался вдоль борта лодки; следуя за ним, его товарищ брал пучки бамбуковых веток и втыкал их в дно.

Волкову впервые приходилось видеть такое зрелище.

— Что они делают? — спросил он Конобеева.

Старик усмехнулся.

— Капусту садят!

— Нет, в самом деле?

— Однако в самом деле капусту садят, — ответил Конобеев. — Морскую капусту.

— Но ведь это не капуста, а ветки бамбука.

— Ну да, ветки бамбука. Вишь ты, какая штука: когда морская капуста выпустит семя…

— Споры?

— Никаких споров. Обыкновенное семя. Семя это летит до воде, как пыль по воздуху. А вот эти самые кусты задерживают семя. И на этом месте начнет капуста расти. Место Тут неглубокое, удобное для того, чтобы капусту потом пал-уумн- с крючками срывать. Вот они и садят ветки. Огород, значит, разводят, вроде как подводные земледельцы. Одна-ко к нам лезут! Тесно у них на островах, податься некуда, вот и лезут. Да нешто одни японцы нас обирают? А американцы что делают? Глаза бы не видали! Одних котов[59] тыщами изводят.