– Да, наши патрульные ее опросили, – кивнул Антонио Маса. – Но она, конечно, вся на нервах была.

– Разумеется. А остальной персонал?

– Насколько я знаю, больше в доме персонала нет.

– Правда? В таком огромном особняке?

– Во всяком случае, мы больше никого не видели. Но мы ведь и сами недавно тут, – виновато сказал Маса.

– Все в порядке. Но ты свяжись с патрульными, которые увезли ее в больницу, пусть доложат, как там домработница, а как только врачи разрешат, везут ее обратно. Впрочем, нет, пусть ее лучше доставят в участок Суансеса. Там и опросим.

Валентина жестом велела Сабаделю и Ривейро следовать за ней. Попрощалась с Масой, помахала судье и Кларе и решительно направилась ко входу в особняк.

Гравийная дорожка упиралась в широкую лестницу, которая каменным ковром сбегала от входа, словно приветствуя их в Кинте-дель-Амо.

Карлос Грин прекратил говорить по телефону. Ему предстояло рассказать этой решительной с виду женщине, что в старом ветшающем особняке хозяйничают призраки…

Карлос Грин наблюдал с террасы, как полицейские поднимаются по каменным ступеням Кинты-дель-Амо. С террасы за его спиной в дом вели три высокие белые стеклянные двери, за которыми просматривался величественный зал.

Посетители представились. Лейтенант Редондо – Грин с удивлением увидел, что глаза у нее разного цвета, – младший лейтенант Сабадель, то и дело прищелкивающий языком, и сержант Хакобо Ривейро – вид серьезный, основательный, в руках уже открытый блокнот.

– Мы бы хотели поговорить о вашем садовнике Лео Диасе.

– Да-да, разумеется.

– Вы уже, наверное, знаете, что причиной смерти стал сердечный приступ. Тем не менее нужно кое-что уточнить.

– Понимаю, – сказал Карлос скорее извиняющимся, чем обеспокоенным тоном. – Давайте пройдем в дом, там будет удобнее. – Грин говорил на испанском бегло, хотя и с заметным американским акцентом. – Прошу извинить, я говорил с адвокатом, который ведет дела нашей семьи в Испании. Он скоро подъедет – на случай, если понадобится разобраться с документами.

“Адвокат? – удивилась про себя Валентина. – У него в саду умирает садовник, и он первым делом звонит адвокату?” Они с Ривейро переглянулись, и Валентина поняла, что сержанту пришла в голову та же мысль. Но Карлос Грин не заметил их реакции. Следуя за хозяином, Валентина внимательно разглядывала интерьер, который, казалось, не меняли многие десятки лет. С террасы они попали в просторный зал, где первым, что бросалось в глаза, был огромный камин из светлого камня. В глубине комнаты вверх уходила широкая изгибающаяся лестница из темного дерева. Изгиб лестницы не позволял видеть, что там этажом выше.

Пол деревянный, стены тоже обшиты деревом, что придавало огромному помещению уют. Два истертых, явно старинных ковра гранатового цвета разделяли зал на две половины. Одна половина, та, что дальше от террасы, заканчивалась камином, там стояли два резных журнальных столика, вокруг столиков диваны, обтянутые тканью с розоватыми узорами. Вторая часть зала была ближе к окнам и террасе, и как раз тут стояли многочисленные книжные шкафы, а перед ними несколько кресел, на которые из высоких окон лился свет.

“Это и есть их знаменитая библиотека? Не такая уж и огромная”, – подумала Валентина.

Грин провел их через зал в широкую галерею, вдоль которой тянулась череда больших арочных окон, выходящих во внутренний дворик с пальмой. Тут хозяин внезапно остановился, будто вспомнил что-то.

– Если хотите, можем поговорить в зале. Но я подумал, что еще утро и вы не откажетесь от кофе.

– Кофе – это чудесно, – сказала Валентина, хотя на самом деле ей просто хотелось увидеть как можно больше закоулков Кинты-дель-Амо.

– Тогда прошу за мной. Вам, наверное, все здесь кажется допотопным, но бабушке нравилась атмосфера старины. Единственное, что она в доме переделала, – вот это помещение.

Он махнул рукой на раскрытые двери, ведущие в исполинских размеров кухню, выложенную снизу доверху белой квадратной плиткой. Интерьер словно прибыл из семидесятых. Валентина насчитала целых три эмалированные плиты. Для тех лет кухня наверняка была оборудована по последнему слову техники, и легко представить, какая тут бурлила жизнь.