Донецкий писатель Владимир Мухин сконцентрировал действие своего романа вокруг драматического события: на одной из шахт при внезапном выбросе газа были погребены под землей семеро шахтеров. В этой ситуации раскрываются характеры персонажей — от рядового шахтера и главного инженера до председателя правительственной комиссии, участвующих в спасении пострадавших людей.
Роман, удостоенный премии на Всесоюзном конкурсе ВЦСПС и СП СССР на лучшее произведение художественной прозы о современном советском рабочем классе в 1980 году, утверждает гуманизм нашего строя и всей нашей жизни.
Горная промышленность имеет надежное научно-техническое обеспечение, и мы уже сегодня можем исключить подземные пожары и взрывы из числа явлений, угрожающих жизни шахтеров и сохранности горных предприятий.
Глава I.
«АЛЛО, ВЫЗЫВАЮ ГОРНОСПАСАТЕЛЬНЫЙ…»
Репьев заступил на дежурство в полночь. Встал сразу, как только респираторщик, которого он должен был сменить, дотронулся до него. Но когда занял обшитое дерматином, вращающееся сидение и остался один на один с тишиной, глаза его начали туманиться, а плечи — медленно обвисать.
Узел связи располагался в первой от входа комнате с широким, в полстены, выходившим на улицу окном. От общего коридора и гаража оперативных автомобилей его отделяли окрашенные белой эмалью рамы-перегородки, с комнатой отдыха связывало круглое, как иллюминатор, оконце. Репьев заглянул в него. В синем свете ночника отчетливо просматривались два ряда коек. Первая от входной двери — Манича. Отбросив одеяло, он спал в трусах и майке. Собранное мускулистое тело, казалось, готово было — лишь коснись его — тотчас прийти в движение. Репьев представил себе, как по сигналу «Тревога!» Манич натягивает брюки, сапоги, надевает китель, шапку, шинель и через тридцать секунд вылетает в гараж, успев застегнуться и подпоясаться, искренне позавидовал его ловкости и сноровке. «Да-ле-ко до него Кавунку!» — подумал, переводя взгляд на командира второго дежурного отделения. Уткнувшись в подушку носом, тот раздувал румяные обветренные щеки и, выпячивая припухшие губы, шумно выбрасывал воздух.
— Ну и пыхтун! — рассмеялся Репьев, с завистью поглядывая на свою пустовавшую койку.
Репьев облокотился на массивный трехтумбовый стол. На нем было сосредоточено все, что давало право шестнадцатиметровой комнате носить громкое название: «Узел связи». Среднюю часть стола занимал коммутатор. Слева от него, мигая красным глазком контрольной лампочки, монотонно гудела рация. Справа к нему примыкали две белые мраморные доски. На ближней перечислялись шахты, которые обслуживал взвод, на следующей — виды подземных аварий. В конце каждой строки чернела похожая на жирную точку кнопка. Между досками возвышалась шестигранная стоечка. Она заканчивалась искусно выточенным желобком, в котором лежал очиненный с двух концов химический карандаш. Пружина прижимала его к неподвижному упору, и карандаш служил изоляционной прокладкой. Никелированные и латунные, до зеркального блеска начищенные детали аппаратов и приспособлений, отражая лучи свисавшей с потолка стосвечовой лампы, слепили Репьева, и веки его смежались. Сон наваливался и наваливался на него. «Что за черт! — удивился он, двигая плечами, — такого со мной еще не случалось».
А удивляться было нечему. Весь выходной день Павел готовился к вечеринке: чистил пальто и шляпу, утюжил костюм, на туфли лоск-блеск наводил, по цветочным да кондитерским магазинам мотался. Ночь… Репьев вспомнил минувшую ночь, и веселая, еще неизведанная им легкость наполнила его тело, будто бы стало оно невесомым, но сильным, упругим, гибким. «А ты, Марина, выспалась?» — переходя на шепот, спросил он воображаемую собеседницу.
Его мысленный разговор оборвал отрывистый щелчок, похожий на далекий выстрел из мелкокалиберной винтовки. Репьев вскинул голову. Одна из латунных заслоночек коммутатора была отщелкнута и все еще подрагивала. Сигнальный огонек освещал открывшееся гнездо. Репьев вставил в него штепсель, приложил к уху трубку:
— Оперативный горноспасательный взвод. Дежурный слушает.
В трубке гудело и потрескивало. Сквозь беспорядочное нагромождение помех с трудом пробивалось:
— Спас…атель…ный! Спас…атель…ный! Алло, вызывают горнос…спас…ат…ный…
— Девушка, — повторял Репьев, соединив рот и микрофон ковшиком ладони, — говорите спокойнее, девушка…
Металлический шорох прекратился. Репьев понял: телефонистка заменила штепсель. Помехи уменьшились. Прорвался высокий женский голос:
— Шахта «Первомайская». Авария…
Репьев выдернул нацеленный на него карандаш. Пружина подбросила стоечку вверх, желобок коснулся неподвижного упора — цепь замкнулась. Взвыла сирена, грянули электрические звонки в здании взвода, на квартирах респираторщиков, командиров, водителей автомашин. Автоматически начали раздвигаться ворота гаража. Комната отдыха вздрогнула от почти одновременного толчка о пол тринадцати пар ног. Но Репьев не слышал ни горластой сирены, ни металлической дроби звонков, ни шумного пробуждения товарищей. Локтем левой руки, в которой держал телефонную трубку, он прижимал к столу книжечку путевок, задавал краткие вопросы и, вслух повторяя ответы, торопливо записывал их.
— Участок? «Гарный». Лава? «Восточная». Род аварии? Внезапный выброс.
Репьев искоса посмотрел на первую от коммутатора мраморную доску, коснулся кнопки-точки. В гараже на щите, укрепленном над воротами, вспыхнула багровая надпись: «Шахта «Первомайская». Рука переметнулась на вторую мраморную доску, и на щите зажглась вторая строка: «Внезапный выброс».
— Количество застигнутых людей? — скороговоркой спросил Репьев, наверстывая потерянную секунду, и вдруг почувствовал, что в горле пересохло, а карандаш стал непослушным, тяжелым.
Справясь с волнением, торопливо написал цифру 7, фамилию передавшей вызов, назвал ей себя и взглянул на часы. Стрелки вытянулись в одну вертикальную линию. Репьев проставил 6.00, положил телефонную трубку, выдернул штепсель, оторвал путевку, взял со стеллажа папку с надписью: «План ликвидации аварий шахты «Первомайская» — и только тогда услышал, что сирена продолжала выть, а звонки заливисто дребезжали.
Комната отдыха опустела за полминуты. На просевших матрацах валялись скомканные простыни и одеяла, беспорядочно торчали углы смятых подушек. Строй тумбочек, стоявших у изголовий кроватей, был нарушен. Репьев посмотрел сквозь остекленную перегородку. Около автобусов выстроились респираторщики дежурной смены. Водители сидели в кабинах, готовые по первому знаку дать газ и включить скорость. По перрону к нему бежал Манич. Репьев просунул в форточку план ликвидации аварий и путевку. Отделенный выхватил их из рук, на бегу скомандовал: