Муля, не нервируй… Книга 4
Как хорошо быть молодым, когда вся жизнь впереди! И вроде уже всё налаживается: быт, работа, отношения с родственниками и соседями. Но пытаться отобрать у Мули его советско-югославский проект – не самая удачная идея.
Глава 1
Дуся возмущалась. И ведь не просто так. Ну, куда это годится? Закрылись вдвоём с этим противным Адияковым и ругаются там, уже почитай час почти! А Дусю выставили на кухню.
Ужас!
Кошмар!
Ой, кошмар!
Дуся обиженно фыркнула и пошире открыла форточку. Ещё и эта противная Белла ходит тут, курит. А Дуся должна теперь сидеть и нюхать.
Но когда же они наругаются, божечки ж мои, божечки?
Нет, так-то Муленька прав, Адияков этот противный, ну как с ним не поругаться? Но вот всё равно, не по-людски как-то… Всё же он отец, хоть и никудышный.
Нет, надо положить этому конец!
Сейчас Дуся подойдёт к двери, как откроет! Да как выскажет им! Ну что же это такое! У неё там работы полно, а они её на кухню! Ужас!
Дуся решительно вскочила и, ворча и чеканя шаг, свирепо пошла к двери комнаты. Оттуда слышались приглушенные голоса. Явно на повышенных тонах.
Нехорошо. Ругаются. И вот что люди подумают?
Дуся вздохнула и покачала головой. Вся её решимость куда-то враз испарилась.
Ну ладно, можно ещё на кухне немного посидеть. Только недолго, минут двадцать, не больше. Ведь у неё дел полно. А потом она пойдёт и сразу разгонит их. Да!
Внезапно дверь распахнулась и Адияков, весь красный и злой, выскочил из комнаты:
— Ноги моей здесь больше не будет! — воскликнул он, — делай, что хочешь, раз такой умный!
И хрястнул дверью так, что один из стульчаков от унитаза свалился на пол.
Дуся вздохнула и покачала головой:
— Муленька, что случилось? Чегой это он так на тебя ругается? — спросила она, когда Адияков ушёл.
— Ой, Дуся, хоть ты не начинай! — скривился Муля, отвернулся и принялся читать какую-то тетрадь.
А ей, Дусе, ничего так и не рассказал.
Ну, и ладно, раз так! У Дуси, между прочим, тоже есть характер!
И в знак протеста Дуся даже ягодный пирог не стала готовить. Обошлась морковной запеканкой. Знала, что Муленька страсть как любит ягодный пирог, чтобы, значится, ароматный, густо посыпанный сверху песочной крошкой, сахарной пудрой и орешками, и чтоб на разломе тёмно-бордовая ягодная начинка аж вытекала.
А раз так, то всё! Отныне только морковная запеканка!
Дуся не такая, Дуся характер выдержит. Пусть знает, раз так!
Я сидел за столом и перечитывал сценарий, который составили дамы под руководством Рины Зелёной. Честно сказать, очень даже неплохо получилось. Даже на мой предвзятый взгляд было неплохо. А если сюда напихать побольше спецэффектов и крючков, которые применялись в кино в моём времени, то в результате должно получиться если не бомба, то уж явно получше тех фильмов, которые были на слуху в этот год.
Одновременно я занимался ещё двумя делами. Набрасывал план действий по советско-югославскому проекту (а то сценарий и смета, это хорошо, но если уже все эти Завадские и Глориозовы начали хороводить вокруг нас, то не факт, что кто-то таки сможет подсуетиться и проект у нас банально отберут). И, во-вторых, делал наброски плана действий на ближайшие два-три месяца для меня лично.
А то со всеми этими заботами я банально, вон уже четыре дня, как забрать одежду и рюкзак из ателье не могу. И вот такой вроде как мелочёвки накопилось полно, а я чувствую, что перестаю весь этот ворох дел контролировать.
Я аккуратным разборчивым почерком дописал очередные пункты:
25. план мероприятий комсомольской организации переделать так, чтобы нас заметили «сверху». Дедлайн — с четверга.
26. разобраться с деньгами. Чтобы какая-нибудь любопытная Дуся не влезла, или ещё кто-нибудь, я не стал писать, что деньги от госконтракта. Просто оставил так.
27. продолжить бегать по утрам. Добавить утяжеление.
28. срочно приобрести…
Однако дописать я не успел, так как в дверь постучали.
Я оглянулся. Обиженная Дуся, скорей всего понесла выбрасывать мусор, или я не знаю, куда ещё умотала. Во всяком случае, в комнате её сейчас не было.
Мне же после всех этих треволнений и бессонной ночи вставать было лень, поэтому я просто крикнул, надеясь, что это кто-то из соседей, а, значит, свои и поймут:
— Открыто!
Дверь открылась, и на пороге возник… да, сосед. Но какой сосед! Это был (па-пам!) Орфей Жасминов!
Только сейчас это был уже не тот жгучий Орфей Жасминов, дамский угодник и бонвиван. Нет, сейчас это был тихий и печальный человек. Его некогда прекрасная густая шевелюра нынче растрепалась и остро нуждалась в ножницах цирюльника. Многодневная щетина отдавала неожиданной рыжиной, что не шло ему совершенно. Одет он был в какую-то не то кацавейку, не то клифт, явно на вырост и из дрянной ткани.
— Муля! — при виде меня расплылся в улыбке он. — А я вот…
Он сконфуженно умолк и пожал плечами.