Камаль. Его черная любовь
Камаль Шах провел четыре года в цепях. Годы боли, пыток и мрака стерли из него человека.
Он – зверь, сбежавший из клетки, и я единственное, что он уносит с собой.
Чтобы любить.
Черной любовью.
– Пожалуйста… не надо…
Он волочет меня за собой и силой укладывает животом на капот. Воздух выбивается из груди, и я глухо вскрикиваю.
– Заткнись, – его голос низкий, рычащий.
Холодный металл пистолета касается моего бедра, и я перестаю дышать.
– Кудрявая, правила нашего с тобой будущего просты. Будешь сопротивляться – будет больно.
Его движения медленные, почти ленивые, будто он наслаждается моей реакцией. Ствол пистолета скользит вниз по бедру вдоль ночной сорочки, задерживаясь у внутренней стороны бедра.
– Поэтому будь хорошей девочкой, Ева, – выдыхает он у меня над ухом.
Я горько всхлипываю.
А он, затолкав меня внутрь, срывает машину с места.
– Куда… вы… меня…
– Туда, где нас никто не найдет, – он быстро оборачивается, скользнув по мне несладким взглядом.
Глава 1
Ева
– Вам больно? – спрашиваю шепотом.
– Будет. Тебе.
В камере лязгают цепи. Я знаю, что он крепко прикован к стене, но все равно инстинктивно подаюсь назад и дрогнувшим голосом переспрашиваю:
– Что?
Я резко вскидываю взгляд и тут же жалею о своем смелом поступке, ведь его глаза – самая настоящая черная бездна.
А его лицо – сплошное побоище из синяков и порезов. Губы пленника разбиты, одна щека в запекшейся крови, а его голос…
Это не голос.
Это шепот зверя.
Угрожающий, хриплый…
Его зовут Камаль. И это все, что я о нем знаю.
Этой ночью его снова мучали. Я слышала его стоны. Теперь я пытаюсь его спасти и даже накормить, и вместо благодарности я получаю это – угрозы.
– Когда я положу всю охрану, я приду за тобой, – повторяет, словно разжевывая мне по кусочкам. – И тогда. Тебе. Будет. Больно.
В его полухрипе столько угрозы, аж сердце замирает. Мне хочется все бросить и сбежать отсюда, ведь даже прикованный цепями он выглядит устрашающе! Его слова до жути пугают меня, ведь я бы совершенно точно не хотела, чтобы он приходил за мной.
Опустив взгляд, я заставляю себя не реагировать на его слова. Это бред сумасшедшего. Ему отсюда никогда и ни за что не выбраться!
Как и мне…
– Доедайте свой стейк, пожалуйста. Они могут догадаться, что я таскаю для вас еду в своей одежде. Нужно будет разлить побольше спирта, чтобы не учуяли…
Я протягиваю ему последний кусочек говяжьего стейка, и его зубы жадно забирают поджаренное мясо из моих пальцев, коснувшись языком моей кожи. Я резко одергиваю ладонь и быстро вытираю влажные пальцы салфеткой.
Он так близко. Слишком. Я почти чувствую его дыхание на своих губах, а на пальцах будто до сих пор осталась его слюна. Слюна зверя.
Прожевав кусок мяса, он хрипло спрашивает:
– Сама поела?
– Д-да… Сегодня стейк был больше обычного, я тоже смогла поесть…
– Если бы ты только помогла мне, я бы вытащил нас отсюда и потом… – пауза. – Потом я был бы нежен с тобой.
– Но я действительно не могу вам помочь! У них здесь, под Лондоном, мой брат, и я не могу рисковать его жизнью… Я делаю для вас все, что могу. Приношу лекарства тайком. Таскаю еду. Вчера мне удалось принести несколько яиц и овощи, сегодня целый стейк из говядины. Вам же было вкусно?
– Да… – хрипит так, словно во рту пересохло.
– Вам этого, конечно, мало, но мне больше не дают. Если попрошу больше, заподозрят. Зато завтра обещают поставку овощей и фруктов, я вам принесу яблоки, несколько ягод вишни… – я понижаю голос. – Обещают привезти даже персики, как несколько месяцев назад! Все, что смогу – принесу. Обещаю.
Я с шумом сглатываю слюну, медленно наблюдая за тем, как он жадно облизывает губы, стирая с них кровь, слюну и остатки жира с мяса. Его взгляд – черная бездна, в которой страшно утонуть. Он голоден. Очень. Он уже четыре года голоден. Зря я о еде заговорила…
– Давайте лучше я обработаю вам раны, – шепчу.
– Я сам себе не нужен, а ты пытаешься меня спасти? – его голос звучит как насмешка.
– Послушайте!.. Скоро меня уведут. Если я не успею вам помочь, кожа не успеет восстановиться… к следующим пыткам… и будет больно… Мне так жаль! Мне очень жаль, но я не могу вам помочь!
Жизнь моего брата мне, увы, дороже.
Слезы прорываются сквозь хрупкую броню и текут по лицу. По щекам, искусанным в кровь губам…
Я тихо всхлипываю, но продолжаю делать свое дело. Достаю бинты и мазь. Моя рука чуть заметно дрожит, когда я касаюсь пальчиками его разбитых губ. За эти месяцы путем проб и ошибок я нашла лучшую мазь, которая помогает его ранам зажить.
– Она еще с охладительным эффектом… чтобы вам не было так больно, – произношу, облизав соленые губы. – Когда я делала заказ, я сказала, что эта мазь для меня. Чтобы они не подумали, что я пытаюсь облегчить ваши муки. Потом я зашью вам рану. У вас снова плечо разошлось. Я говорила им, что я не врач. Я повар. Я выбрала глупую профессию, которая ни черта не помогает мне в жизни…
– Ты из Италии?
– Что?
– Итальянка или нет? Отвечай, когда спрашиваю, – хрипит, придавливая тяжелым взглядом.
– Нет…
– У тебя акцент. Внешность. Лучше не ври мне.
Я пытаюсь уловить, какой у пленника настрой. Хороший или плохой? Мне сказать правду или солгать? Ведь он даже прикованный выглядел так, словно может порвать меня за неверный ответ.
– Моя мама русская. А папа… он… итало-албанец…
– Ясно, – грубо прерывает меня.
– Вам не нравятся албанцы, да? Или итальянцы? В свою защиту хочу сказать, что ни те, ни другие нас не любят. Я другая… на случай… если вы недолюбливаете итальянок или албанок…