А так, небольшие потрясения происходили в Бирме и Гватемале, но они вряд ли сильно повлияют на мировые процессы. Ну, не особо важные страны. Ещё по радио сообщали о крупной авиакатастрофе под Парижем, где как будто погибло и больше трёх сотен человек. И сколько их ещё будет! Что делать, любая техника не совершенна. И никуда не деться от пресловутого «человеческого фактора».

И ещё меня удивило большое количество «моей» музыки, вдруг передаваемое по радио. Никогда столько не слышал. И, надо же, даже моё имя в качестве автора называли. И, само собой, врачи и медсёстры, и санитарки, и прочий персонал больницы, ясно, что и другие больные смотрели на меня с большим уважением, а то порой и восхищением. Как ни крути, мировая знаменитость, и у них перед глазами. Хотя, я особо и не выпендривался. Уже всем, и не по одному разу, раздал автографы. Мне не жалко. И многие больные, особенно молодые мужчины, провожали Ингу с восхищенными взглядами. Ну, да, «конфетка». Того и гляди, готовы съесть целиком. Но я свою жену им уж точно не отдам. Самому нужнее.

Дня через три меня навестили и моя тётя Светлана Никитична с Ипполитом Валерьяновичем. Пустили их всё-таки. И я был очень рад и их приходу. Ведь сейчас, если не считать моих детей, именно тётя, старшая сестра моего отца Василия, являлась моей ближайшей родственницей. Хоть ранее, до переноса памяти, наши отношения сильно желали лучшего, но сейчас они были в норме. Конечно, кто в здравом уме откажется от знаменитого племянника? Я и сам не откажусь от родственников. Родная же кровь, а не водица. И, судя по их нежным взглядам, бросаемым друг на друга, видно было, что тёте явно повезло с маэстро. И ещё, судя по её словам, и Анна, её дочь и моя двоюродная сестра, с сыном Борисом и дочкой Верой хотели меня навестить, но их пока ко мне как бы не пустили. И других близких родственников — двоюродную тётю Софью и тётю Лизу, уже троюродную, срочно прибывших из Кириши. Их у меня там много. Всё же Вячеслав, хоть и родился, и раннее детство провёл в Ленинграде, вырос там. Ну, ничего, увидимся ещё.

— Эх, Эдуард Антонович, не поддержал ты меня тогда, и оттого и Андрей Павлович отклонил мою кандидатуру. Я бы точно с этим несчастным «Ласковым маем» развернулся! А эти молодые щеглы там всё развалят! У меня и песен, и прочей музыки никак не меньше, и они не хуже, чем у одного инженеришки. Зато она вся советская!

— Не знаю, Матвей Исакович. Твоя музыка и так в репертуаре обоих ансамблей. Но, похоже, судя по письмам в партком завода, музыка Репнина работникам завода больше нравилась и сейчас сильно востребована. А Андрей Павлович имел тогда тяжёлый разговор с Кругловой. Ты же сам знаешь, что по «голосам» всё время твердили об ущемлении Репнина. Вот она и накричала на него. Мол, доведёте до того, что Репнин так за границу сбежит. А сейчас, после покушения на него, на Западе вообще словно с цепи сорвались. По «голосам» как бы только об этом и говорят. Ну, и много его музыки передают. И, надо же, действительно оказалось, что в покушении, помимо четвёрки уголовников, принимали участие и два сотрудника КГБ. Один даже убит, а второй тяжело ранен.

— Так, Эдуард Антонович, это же парень сам себе неудачно жену выбрал. Ты же и сам эти слухи слышал, что её бывший парень, хоть сейчас и сидит в тюрьме, всё успокоиться не может. Тем более, получается, что именно Репнин его в тюрьму и засадил.

— Э, Матвей Исакович, это не совсем так. У меня на Кировском заводе много знакомых. Так вот, они говорят, что тот сам собирался убить Репнина и даже сорвался за ним в Калинин. Ну и попался, хоть и внештатник КГБ, так ещё и с незаконным оружием. У него там целая шайка была. Репнину тогда повезло. Хотя, всю шайку он сам и задержал и просто сдал милиции.

— Да, опасно с уголовниками связываться. А что на этот раз вмешались и сотрудники КГБ, то, это, конечно, сильный скандал. Тем более, Репнин скрытый антисоветчик, оттого сразу же подозрение на КГБ падает. А ведь, зараза, живуч!

— Да, как я слышал, ранения опасные, но жить будет. Вот теперь и Андрей Павлович переживает. Получается, он же тоже ущемлял Репнина. Прямо по «голосам» и об этом передают. А то Репнин, как выздоровеет, вдруг на самом деле на Запад сорвётся?

— А кто его выпустит? Насколько я знаю, Эдуард Антонович, парень работает на военном производстве. У него же секретность. Репнина точно за границу не выпустят! А попробует сбежать, так пограничники поймают. Он сам себя разоблачит!

— Уже не работает, Матвей Исакович. Перешёл в другой отдел и до нападения занимался товарами народного потребления. Хотя, всё равно срок подписки пять лет. А инженер он хороший. Я пока так и не смог достать его посудомойку. Даже для заводских не хватает. Сторонним вообще не отпускают, только по специальным заказам. А вот чемодан на колесиках и с выдвижной ручкой достал. Очень удобная вещь. Тоже страшный дефицит. Тем более, только недавно придумал. Вот и присматривает Круглова за Репниным, как бы следит, чтобы его не трогали. Сейчас её лучше не сердить. А то она и за наш Союз может взяться! Сейчас, после покушения, трогать Репнина опасно. На самом верху за него заступятся.

— Ну, если она за него беспокоится, и наверху за Репнина, то, да, лучше не попадаться под горячую руку. Тем более, не вся же музыка Репнина прозападная. Там и достойные песни имеются. Если на то пошло, парня можно и в наш Союз принять. Разве я против? Надеюсь, тогда мы его технику без всяких проблем будем доставать?

Наконец, ещё через две недели меня выпустили из больницы. Пролежал я там, в итоге, чуть более месяца. И во дворе уже был конец марта. Да, не заметил, как пролетел ещё месяц моей нелёгкой жизни. Главное, живу ведь и надеюсь прожить много-много счастливых лет, больше, чем в первый раз. Может, и повезёт?

Ну, и эти две недели я провёл не зря. Записал ещё пять новых инструментальных композиций, но их ещё никому не показал. Решил потихонечку готовиться к записи с немцами. Успеется, так и немного доработать надо. Неделю и ещё три дня назад прямо в коридоре своего хирургического отделения дал небольшие концерты. Много не пел, лишь исполнил по паре песен в каждый раз. В первый раз «Дорогу в облака» и «Emmanuelle», и во второй — «Мою гитару» и «Плот», и, всё, конечно, под гитару. Врачи не позволили. А так, сыграл на гитаре и пианино по десятку мелодий, ранее записанных, притом «К Инге» на обоих концертах, и в обоих вариантах. Хоть уровень игры из-за ранения снизился, больные приняли меня тепло. С другой стороны, музыка же хорошая, и как бы сам автор играет, так и никто денег не просит. И народ уважил, и себя показал. И люди меня явно признали.