– Я тебя отшлепаю, – пообещал Кратов. – Не посмотрю, что ты инопланетное существо. Ты мне в дочери годишься! Мягкое место у тебя устроено так же, как и у людей, и такое же мягкое. Так что ты получишь наказание, а я – удовольствие.

– Я юфманг, – сказала Идменк просто. – Это тебе о чем-то говорит?

– Конечно! – воскликнул Кратов (на самом деле это говорило ему совсем немного). – Вы живете в подземных поселениях планеты Яльифра. Вы очень похожи на сказочных гномов. Вы низкорослы, кривоноги и по земным меркам довольно уродливы. У вас на лице богатая растительность…

– И мы носим разноцветные колпаки с кисточками и полосатые гольфы, – закончила Идменк. – И все же я юфманг, по нашим мерилам вполне взрослый и в дочери тебе не годный. Разве у меня кривые ноги? – Она неспешным, кошачьим движением вытянула ноги, далеко не самые длинные из тех, что Кратову довелось видеть, но поразительно ладные, и он тотчас же с удовольствием провел ладонью по гладкой прохладной коже от бедра до ступни. – А где моя борода? – спросила Идменк, нерасчетливо приблизив лицо.

Кратов прижался губами к ее мраморной щеке.

– У тебя нет бороды, – прошептал он. – И это хорошо: я не люблю бородатых женщин. У тебя лишь прекрасные волосы моего любимого цвета.

– Я слегка изменила их натуральный цвет, – созналась Идменк. – Чтобы не слишком выделяться среди эльдорадок. На самом деле они у меня – в тон глазам.

– О! – воскликнул Кратов. – К бесу эльдорадок! Не можешь ли ты вернуть своей прическе природный вид? Я обожаю женщин с сиреневыми волосами.

– Юффиэй, – строго сказала Идменк. – Женщин с сиреневыми волосами не бывает. Я не женщина, я юффиэй.

– Я всю жизнь мечтал встретить юффиэй, – поправился Кратов. – Настоящую, без подделки. Для этого мне пришлось надолго застрять на опостылевшей планетке Эльдорадо. Ты слышала такое слово – «фея»? Очень созвучно, не правда ли?

– Меня это тоже поразило. Я долго думала над этим.

– И что ты придумала?

– Мы очень похожи… несмотря ни на что. Ваши мужчины почти так же безобразны, как и наши. Ваши женщины почти так же прекрасны. Просто у вас, людей, половая дивергенция выражена не настолько контрастно, как у нас. Между мужчинами и женщинами больше сходства, чем между юффатаг и юффиэй…

– Даже я не знаю такого слова – «дивергенция», – покривил душой Кратов.

– У меня хорошее разностороннее образование. Ты не ожидал? Это здесь я вынужденно бездельничаю… Так вот, все мои наблюдения за людьми и юфмангами говорят о том, что, наверное, наши расы не так далеки, как кажется. Наверное, есть нечто, нас единящее, и о чем мы пока не ведаем.

– Мы очень близки, – сказал Кратов, привлекая ее к себе. – Особенно сейчас.

– Если забыть про кривые конечности и различия в температурном балансе, выяснится, что мы невероятно похожи. Возьмем меня. Даже ты, знаток галактических рас, не сразу смог отличить меня от женщины. У меня две молочные железы и одно лоно, расположенные так, что ты не заблудился. И эрогенные зоны у меня там же, где ты и ожидал. Мне было хорошо, легко и удобно любить тебя, как и тебе – меня. Если ты, конечно, не солгал…

– Я не солгал.

Идменк вздохнула у него в руках.

– И все же я чужая, – сказала она. – Я думаю по-другому. Я лишь делаю вид, что думаю, как человек. И поступаю как человек лишь оттого, что нахожусь рядом с тобой. На самом деле… это дается мне не без труда.

– Но я тебе не отвратителен?

– Нет. Ты мне не отвратителен. У тебя есть три огромных преимущества перед юффатаг.

– Какие же? – с интересом спросил Кратов.

– Во-первых, тебя очень много. В тебя можно зарыться, – она немедленно попыталась это сделать, – по тебе можно путешествовать. Тебя можно изучать, как карту, и каждый раз находить что-то новое. Например, этот шрам я заметила только сейчас. Наверное, тебе есть что рассказать о его истории.

– Да уж, конечно…

– Кое-что в тебе устроено не так, как у юффатаг, и ведет себя иначе. Вот я дотронулась, и оно ожило. Как будто это зверек, который существует независимо от тебя. Ты на вид очень сдержанный и серьезный, а у него довольно бурный темперамент, его так легко вывести из себя!

– Просто у тебя холодная ладошка.

– Во-вторых, у меня холодная ладошка, а ты весь очень горячий. Это важно для меня, потому что только сейчас я, кажется, по-настоящему согрелась с той минуты, как прибыла в Тритою, с ее сыростью, слякотью и нескончаемым холодным ветром с моря. Мы, юфманги, всю жизнь проводим в жарких недрах своего мира, и нам ни к чему такая высокая температура тела, как вам, живущим на поверхности ваших планет, в суровых природных условиях.

– Расскажи это туарегам в Сахаре, – усмехнулся Кратов. – Ну, а что же в-третьих?

– Ты очень нежный, – сказала Идменк. – Ты обращаешься со мной так, будто я – цветок ветролетки, который лишается своего убранства от самого легкого дыхания. У вас есть похожее растение, одуванчик, но ветролетка намного краше и уязвимее. Ветролетке нельзя иначе, она растет в старых подземных выработках, где нет сильного тока воздуха, а ведь ей нужно разбрасывать семена… Ты словно боишься повредить мне неосторожным жестом, словом, взглядом. На самом деле я не такая хрупкая, как кажусь, но… мне приятно ощущать себя такой.