– Последнее увлечение Рикардо. Очередная глупость, которую Кайо обсуждал со своим юристом. Я случайно подслушала разговор, вот и все.

– Гробница Клеопатры? – переспросила я. – В чем именно заключается спонсорство?

– Что еще за Клеопатра? – спросила Эльвира. – И почему ты не назвала меня так, Mama? Звучит гораздо романтичнее, чем Эльвира.

– Сколько можно повторять, Эльвира – достойное имя. Элегантное и благородное. Как и Амаранта.

– Клеопатра была последней царицей Египта, – пояснила я. – Papa только о ней и говорил перед последней поездкой.

Эльвира нахмурилась.

– В Египте могли править… женщины?

Я кивнула.

– Египтяне были весьма прогрессивными людьми. Клеопатра, кстати, была не египтянкой, а гречанкой. И все равно египтяне опережали свое время. И наше тоже, если вам интересно мое мнение.

Амаранта неодобрительно посмотрела на меня.

– Нам неинтересно.

Я проигнорировала ее и демонстративно уставилась на тетю, приподняв бровь. Меня прямо распирало от любопытства.

– Что еще вам известно?

– Ничего, – ответила Tia Лорена.

– А по-моему, это не так, – возразила я.

Эльвира подалась вперед и повернула голову, чтобы посмотреть на свою мать.

– На самом деле мне тоже интересно…

– Конечно. Тебе интересно все, о чем говорит Инеc, – сердито сказала моя тетя. – Что я говорила о любопытных леди, которые лезут в чужие дела? Амаранта никогда не доставляет мне подобных проблем.

– Так разговор-то ты подслушала, – заявила Эльвира. Затем повернулась ко мне с довольной улыбкой. – Как думаешь, твои родители прислали что-нибудь вместе с письмом?

Подошвы моих босоножек быстро шлепали по плитке, а сердце спешило им в такт. Вместе с прошлым письмом родителей мне доставили прекрасные подарки. Пока я распаковывала их, моя обида частично улетучилась. В коробке были настоящие сокровища: потрясающие желтые туфли с золотыми кисточками, розовое шелковое платье с изящной вышивкой и причудливая накидка, сочетавшая множество цветов – багровый, оливковый, персиковый и бледно-бирюзовый. Но это еще не все: на дне ящика я нашла медные чашки и поднос из эбенового дерева, инструктированный жемчугом.

Я дорожила каждым подарком, каждым письмом от родителей, хотя на самом деле желала совсем другого. Это не имело значения. В глубине души я понимала, что на большее рассчитывать не приходилось. Родители выбрали Египет, посвятили ему свои сердца, тела и души. Я научилась жить с этим, как бы тяжело мне ни было.

Я собиралась ответить на вопрос Эльвиры, но мы повернули за угол, и я замерла, забыв подготовленный ответ.

У входной двери стоял пожилой джентльмен с седыми волосами и глубокими морщинами между бровями на смуглом лице. Я никогда не видела его раньше. Мой взгляд остановился на письме в морщинистых руках гостя.

Сбросив руки тети и кузин, я быстро подошла к нему. Сердце бешено затрепетало между ребер, словно птица, жаждущая вырваться на свободу. Вот он. Ответ, которого я ждала.

– Сеньорита Оливера, – сказал мужчина глубоким баритоном. – Я Рудольфо Санчес, юрист ваших родителей.

Я пропустила мимо ушей его приветствие и выхватила конверт. Дрожащими пальцами перевернула его, готовясь узнать ответ родителей. Почерк на обратной стороне был незнакомым. Я снова перевернула конверт, изучив восковую печать клубничного цвета. В середине был крошечный жук – нет, скарабей. Чернила слишком растеклись, чтобы распознать слова.

– Чего ты ждешь? Хочешь, чтобы я прочитала? – спросила Эльвира, заглянув через мое плечо.

Я проигнорировала ее и торопливо открыла конверт, пробежав глазами по смазанным строчкам. Должно быть, бумага намокла, но я не обратила на это внимания, потому что до моего сознания дошел наконец смысл прочитанного. Слова растеклись на бумаге, и в глазах у меня потемнело. Неожиданно мне стало трудно дышать, а в комнате будто повеяло ледяным ветром.

Я услышала, как ахнула Эльвира. Холодок ужаса пробежал по моей спине.

– Ну? – спросила Tia Лорена, встревоженно посмотрев на юриста.

Язык застыл у меня во рту. Я сомневалась, что смогу ответить, но, когда все же заговорила, голос был хриплым, словно я кричала много часов подряд.

– Мои родители погибли.

Ноябрь 1884

Боже, как я мечтала сойти с этого проклятого парохода. Я выглянула в иллюминатор каюты, опершись пальцами на стекло, – так дети прижимаются к витринам кондитерских, мечтая полакомиться альфахорес [7] и вареным сгущенным молоком. На голубом небе над портом Александрии не было ни облачка. Длинный деревянный причал напоминал руку, протянутую в знак приветствия. Мелькнул трап для высадки пассажиров, и несколько членов экипажа забегали в чреве парохода, перенося кожаные чемоданы, коробки с шляпами и деревянные ящики.