Олег недоверчиво скривился, и я решил, что Ольга его убедит куда лучше меня. А еще, что его нужно отвлечь, а то он себя сейчас накрутит и выскажет потом невесте, что если между ним и шелком она выбирает шелк, то пусть за шелк и выходит замуж.

— Поможешь разобрать документы? — спросил я.

— Какие еще документы?

— Понятия не имею, но подозреваю, что среди них есть что-то очерняющее светлый облик Вьюгиных.

— Нам-то что до Вьюгиных? — проворчал Олег. — Мы теперь Песцовы, а ты вообще Песцов-Шелагин.

— А дядя Володя?

— Разве что Вовке помочь? — через силу выдавил из себя Олег. — Ладно, давай глянем, что за документы.

Свалены папки были безо всякого порядка. Для начала я вытащил верхние, две самые тонкие. Как оказалось, там были в основном заметки, сделанные Федоровым-младшим на основании того, что говорили курсанты. К заметкам были приложены отдельные документы и флешка с фотографиями и аудиофайлами.

— Это что? — удивленно спросил Олег.

— Архив Федоровой, матери Евгения, — пояснил я. — Конкретно это уже задел для архива ее внука. Вряд ли он что-то пустил бы в дело прямо сейчас, но основа для шантажа уже есть. Мелкого, конечно, но все же.

— То есть ты хочешь сказать, что Женька занимался шантажом? — изумленно посмотрел на меня Олег. — Мне всегда казалось, что он в нашей семейке один из самых нормальных.

Мне тоже вспоминался молодой мужчина, симпатичный, постоянно улыбающийся и находивший подход ко всем членам семьи. Даже тетя Алла, кажется, относилась к нему с некоей симпатией. Что не помешало ей недрогнувшей рукой отправить зятя на смерть. Да еще и повесить на него вину в аварии. Или повесила вину покойная княгиня?

— Откуда мне знать? Греков сказал, что Федорову судили за мошенничество, не за шантаж. Про самого Евгения он ничего не говорил. Может, из них никто шантажом и не занимался, а использовал информацию для других целей.

Олег вздохнул, пробежался глазами по записям и перелистнул пару документов.

— Похоже на обычный сбор информации по семье. Нас это не касается. Сожжем? — предложил он, брезгливо взвешивая на руках тощую папку.

— Зачем? — удивился я. — Грекову отдадим. Ему архив нужен. И папок у меня еще много…

— Тогда смотрим поверхностно, если нас не касается. — Олег поморщился. — Не особо хочется в этой грязи ковыряться.

— Не археологическая? — рассмеялся я. — Но подозреваю, чем дальше, тем древнее будут папки.

— Это не те изыскания, которыми я привык заниматься, — пренебрежительно бросил Олег. — Кстати, я с тем пищевым артефактом заявился на ближайшую конференцию.

— Фурор произведешь, — согласился я и выложил на диван сразу все папки. Чтобы было видно, сколько работы проделано, а сколько еще осталось.

— Твою ж мать… — Олег обреченно уставился на внезапно выросшую кучу работы. — А может, ну его? Пусть грековская служба сама просматривает.

— А если там что про Вьюгиных такого, что придется дать делу ход? Просматриваем поверхностно, — предложил я. — Если фамилии незнакомы ни тебе, ни мне, то к нам они отношение не имеют.

Надо признать, что хоть в одном нам повезло: младший Федоров оказался весьма ответственным товарищем и часть папок занимали исключительно собранные им материалы. Их мы после быстрого просмотра откладывали в сторону. Папки с Владиком там не оказалось, а ведь шантажировать его точно было чем, поэтому я заподозрил, что материалы по нему находятся в папке с Вьюгиными. Не мог же младший Федоров отказаться от столь перспективной жертвы. Личностные характеристики он составлял довольно точные — в этом я убедился, когда мне попалось досье на одноклассника. Точнее, даже на его семью. Потому что Горшков рассказывал очень много чего такого, чего посторонним говорить не следует. А Федоров все это аккуратно записывал. Так, выяснилось, что Горшковы не только знали о нелегальном Проколе, но и активно его использовали, за что платили отчисления отнюдь не в императорскую казну.

Эти папки можно было назвать тренировочными по сравнению с теми, что собирались старшей Федоровой. Возможности у нее были ограничены, и тем не менее по верейским родам информации хватало. В основном за счет того, что Федорова легко втиралась в доверие к прислуге, в том числе княжеской. А ведь клятва — не гарантия, что из твоих слов не сделают определенных выводов. И Федорова делала. И не только она, но и Евгений. Из записей следовало, что он дважды получал деньги с Маргариты Шелагиной — значит, ей было за что платить, и она наверняка с облегчением восприняла известие о его гибели. Но того, за что она могла бы платить, в папке не оказалось — видно, именно это искали у матери Александра, когда ее убили. И скорее всего, нашли, иначе бы записей о том, что Маргарита платила, было бы больше. Значит, все-таки шантаж.

Что интересно, ни по Павлу Тимофеевичу, ни по моему отцу у нее зацепок не было, хотя на листе по младшему Шелагину было указано: «Предположительно, Илья Вьюгин — его сын. Софья уверена. Целители темнят». Запись явно была сделана Евгением, а не его матерью.

— Нашел, — обрадованно объявил Олег. — Вот она, вьюгинская папка.

Я отложил шелагинскую и придвинулся к Олегу, чтобы читать вместе. Папка оказалась толстенькой, но информация в ней в основном поставлялась Евгением, как и по остальным родам Горинска. То есть была в некотором роде устаревшей. Часть упоминаемых персон уже даже успели отбыть в мир иной, а некоторые фамилии я вообще слышал впервые. И тем не менее либо они Вьюгиным, либо Вьюгины им успели подстроить ряд неприятностей.