Биография о юности Энцо Феррари – человека, ставшего легендой в мире автомобильного спорта.
Модена, Италия, 1899 год. Маленький Энцо Феррари мирно спит на руках у матери в завораживающей атмосфере итальянского праздника. Вдруг начинается суматоха, возгласы, поток убегающих людей: по улице движется невероятная безлошадная повозка – первый автомобиль в Модене, за рулем которого Альфредо Феррари, отец Энцо. Так начинается страсть маленького Энцо к автомобилям…
Книга известного итальянского романиста Энрико Брицци – это роман о юности человека, ставшего легендой в мире автомобильного спорта. Через призму детства Энцо Феррари, от его первых увлечений автомобильными гонками до первых любовных переживаний, первый том трилогии, «Старт» раскрывает становление великих амбиций маленького мальчика из Модены. И все это на фоне головокружительных событий Италии начала XX века: социалистические забастовки, революционные речи Муссолини. Впереди у Энцо и всей Италии – страшное испытание Первой мировой войной…
В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Наименование «Феррари» в названии данной книги используется исключительно в историческом и биографическом контексте, относящемся к жизни Энцо Феррари. Книга не имеет отношения к компании Ferrari S.p.A., и не является коммерческим использованием зарегистрированного товарного знака.
Все значение нашей цивилизации проявляется в скорости.
Страстное желание западной души, ее силу и истинный секрет ее прогресса можно выразить в двух словах: «Еще быстрее!»
Всю жизнь нас преследует это неистовое желание, эта болезненная неудовлетворенность, эта высокая одержимость: «Еще быстрее!»
Однажды в Италии, дамы и господа, жил да был один необыкновенный человек, чье имя до сих пор эхом разносится по всему миру.
Начинания, принесшие ему славу, воспеты многими, и о нем будут говорить до тех пор, пока люди будут хранить память об ушедшем стремительном веке.
Однако если спросите, каким он был в детстве или в юности, ответом вам будет либо молчание, либо выдумки, которые он сам, достигнув величайшей славы, сочинял. Он развлекался, перемешивая карты собственного прошлого, но не для того, чтобы его позолотить, а для того, чтобы сделать непроницаемым.
Для чего он прилагал столько стараний, знают очень немногие, и мы, говоря без спеси и без чванства, в их числе. Если он почувствовал, что должен уничтожить свои следы, чтобы другие не пошли по его стопам, то вовсе не затем, чтобы обогнать их, а затем, чтобы избавить их от бед на долгой и опасной дороге, где граница между жизнью и смертью слишком тонка.
Теперь времена изменились, и, если верно, что вода течет все время в одном направлении, больше никто не сможет пойти по его стопам. Вот почему я, близкий ему человек, знакомый с ним с самого начала и знающий его жизнь как свои пять пальцев, решил наконец рассказать о ней.
Мы пришли туда, куда шли. Я уверен, что не нанесу ему обиды, разве только умножу его славу. У меня нет никаких причин лгать, ибо со мной он был всегда искренен и щедр. И для меня передать все во всех подробностях – единственная счастливая возможность отдать ему долг благодарности.
Во имя честности, соединявшей нас и в чудесные дни, и в периоды страха, я буду придерживаться единственного принципа, подобающего честным: я буду рассказывать о фактах и обстоятельствах так, как мог бы без колебаний повторить перед ним, если бы он вдруг вернулся к нам из царства теней.
Приветствуйте новый век!
1899 год
Последний день 1899 года в области Эмилия выдался морозным, но нашего Энцо это не беспокоило. Он блаженно спал на руках у мамы Джизы, закутанный в одеяло так, что виднелась только розовая младенческая мордаха.
Ни Джиза, ни Дино, ее трехлетний первенец, семенивший рядом, ни тем более новорожденный, которого она крепко прижимала к груди, не могли знать, что Модена, город с шестидесятитысячным населением, где они жили, скоро будет потрясен невиданным явлением. На площадях, вокруг весело раскрашенных навесов над ярмарочными киосками, отовсюду раздавались голоса зазывал. Джиза с трудом проталкивалась сквозь толпу, минуя ограждения, за которыми резвились козлята и поросята, и навесы, где штабелями стояли клетки с кроликами и утками. Музыка шарманок и фисгармоний поднималась к небу вместе с блеянием ягнят и восторженным визгом малышей, запахом глинтвейна с пряностями, теплой выпечки, анисовых вафель и копченостей. Казалось, воздух вибрирует от обилия радостной энергии, ибо с незапамятных времен в этот день город чествует своего святого покровителя.
Рассказывали, что в те времена, когда Римская империя рушилась под натиском варваров, высокочтимый епископ Джеминиано спас город, спрятав его от гуннов Аттилы за волшебным покровом густого тумана.
За этим чудом в течение темных веков последовало множество других чудес: всякий раз, когда его паства оказывалась в опасности, святой с небес, из рая, где пребывал, вмешивался и вставал на ее защиту. Чтобы лучше увековечить память святого покровителя, к храму, где находилась его могила, пристроили белоснежную колокольню высотой больше ста метров и назвали ее Гирландина. Колокольню было хорошо видно с большого расстояния, и горожане ею очень гордились.
И в тот холодный день 1899 года двери собора были распахнуты, чтобы в храм могли войти закутанные горожане, и между плиточной мостовой Главной площади и портиками виа Эмилия, самой большой из древних улиц, выстроились около сотни лотков. Продавцов жареных клецек, начиненных колбасой и сыром, сменяли жители гор, готовившие пышки с гарниром из свиного фарша. Лотки бродячих книготорговцев, приехавших на двуколках из Турина, соседствовали с лотками игрушечных дел мастеров, приехавших из Болоньи с целой выставкой волчков, кукол с шерстяными волосами и оловянных солдатиков.
Кукольные театры, где, сменяя друг друга, шли смешные представления про Сандроне и Пулонию, посещала и городская детвора, и компании их ровесников, чьи родители обеднели. Одни за обе щеки уплетали яблочные цукаты, хрустящее миндальное печенье и медовые пряники, посыпанные сахарной пудрой, а другие, давно выросшие из штанишек, из которых торчали посиневшие от холода ноги, довольствовались «шерстянкой», похожими на резину кусочками бракованного сыра, и старались жевать как можно медленнее, чтобы на подольше хватило.