Мир мертв. Он не рухнул от ядерных грибов или зомби-апокалипсиса. Он разорвался изнутри. В один день тишина стала предвестником кошмара: люди начали мучительно превращаться в нечто иное – студенистые, перламутровые твари, излучающие леденящий холод и неукротимую ярость. Это не зомби. Это Искаженные – живое воплощение хаоса, пожирающее все на своем пути.
Среди руин Новосибирска и Калужской области выживают горстки отчаявшихся. Макс Бардин, бывший танкист и слесарь, не ищет причин катастрофы. Он ищет оружие. Его гараж становится первой "Кузницей" – оплотом сопротивления, где рождается огненное оружие против непостижимого врага: автогены, "Пукачи", огненные катапульты. К нему прибиваются потерянные души: медсестра Наташа, травмированный подросток Андрей, маленькая Света.
Глава 1
Глава 1: Трещина
Тишина перед бурей всегда лжет. В тот день она была особенно сладкой и густой, как застывший мед. Солнце, августовское и наглое, лизало крыши Новосибирского Академгородка. Сергей Морозов, старший лаборант в Институте ядерной физики, протирал очки, глядя в окно на привычный пейзаж: сосны, велосипедисты, студенты с планшетами. Мир. Упорядоченный, предсказуемый, скучный в своем благополучии. Он и представить не мог, что через три часа этот мир лопнет по швам, как перезревший плод.
Первым звоночком стал не вой сирен, не вспышка на горизонте. Стала тишина *внутри*. Сергей как раз настраивал спектрометр, когда привычный гул городской жизни, просачивавшийся даже в подземную лабораторию, вдруг исчез. Не стих, а *исчез*. Как будто кто-то выдернул штекер из розетки реальности. Он поднял голову, встретившись с таким же недоуменным взглядом коллеги, Ани, через проход. Ее губы шевельнулись, но звука не последовало. Нет, не так. Звук был — нарастающий, низкочастотный гул, идущий не снаружи, а изнутри черепа, из самой земли, из воздуха. Он вибрировал в костях.
Потом погас свет. Не мигнул, а погас навсегда. Аварийное освещение залило коридор кроваво-красным. В этой внезапной тишине и багровом полумраке раздался первый крик. Нечеловеческий. Не от боли, не от страха. От... *распада*. Он шел из комнаты отдыха.
Сергей бросился туда, Аня за ним. То, что они увидели, выжгло в памяти клеймо. Вадим, лаборант, сидел за столом. Его чашка кофе была опрокинута. Но это было не главное. Главное было в нем. Его тело... *колебалось*. Контуры стали нечеткими, будто изображение на плохом телевизоре. Кожа на лице и руках пузырилась и опадала, как старая краска, обнажая не мышцы и кости, а нечто... влажное, темное, мерцающее тусклым перламутром. Глаза Вадима были широко открыты, полные немого ужаса и абсолютного непонимания. Из его открытого рта вырывался тот самый нечеловеческий стон, больше похожий на шипение лопнувшей паровой трубы.
— Вадим! — крикнул Сергей, делая шаг вперед.
В этот момент тело Вадима *схлопнулось*. Не взорвалось, не рассыпалось. Схлопнулось, как пустая консервная банка под гидравлическим прессом. С хрустом ломающихся костей и чавкающим звуком разрывающихся внутренностей. На стуле осталось нечто высотой не больше метра — бесформенная, пульсирующая масса того самого влажного, темного вещества, мерцающего перламутром. Оно дышало. Медленно, тяжело. И от него шел холод. Физический холод, заставляющий дыхание стелиться паром в нагревшемся за день помещении.
Аня вскрикнула и отпрянула. Сергей замер, оцепенев. Его научный ум, воспитанный на формулах и детерминизме, отчаянно пытался найти объяснение. Вирус? Токсин? Но ничего не могло объяснить эту... *трансмутацию*. Это было не умирание. Это было *переписывание*.
Затем завыла сирена. Настоящая, внешняя. Пронзительная, ледяная. Она разорвала гипнотический ужас. По коридору, из комнаты в комнату, понеслись крики, уже человеческие, полные паники и боли. Где-то хлопнула дверь, послышался треск стекла.
— Надо выбираться! — прохрипел Сергей, хватая Аню за руку. — Наверх!
Они побежали по красному коридору. Картина ада разворачивалась по мере их движения. В одной из лабораторий трое таких же... *масс*... уже двигались. Неловко, как куклы на тугой резинке, но двигались. Одна из них, бывшая, возможно, аспиранткой Леной, медленно, с чудовищным хрустом, вытянула руку — вернее, то, что руку напоминало — в сторону другого лаборанта, прижавшегося к стене. Прикосновение. Мгновенное. Человек вскрикнул, не от боли, а от леденящего ужаса, и его тело начало... *течь*. Очертания расплывались, кожа свисала клочьями, обнажая все то же мерцающее черное вещество. Трансформация заняла секунд десять. Быстрее, чем у Вадима.
*Они не просто убивают. Они заражают. Превращают. Мысль молотом ударила в сознание Сергея. *И это не зомби. Зомби — это мертвецы. Это... что-то живое. Другое.
Они вырвались на поверхность через аварийный выход. Картина, открывшаяся им, была сюрреалистична и ужасна. Город горел. Но не так, как при пожаре. Пламя лизало здания странными, зеленоватыми языками, будто горело само пространство. Небо было неестественно темным, затянутым пеленой, сквозь которую с трудом пробивался багровый отсвет пожаров. Воздух звенел от криков, сирен, взрывов и... того самого шипящего гула.
Люди метались. Некоторые уже были охвачены трансформацией, их тела корчились, пузырились и схлопывались в знакомые пульсирующие формы. Другие, еще люди, пытались драться, бить палками, камнями. Бесполезно. Огнестрельное оружие? Сергей увидел, как сотрудник охраны института выстрелил из пистолета в одну из масс. Пуля вошла в студенистую плоть, оставив дыру, которая мгновенно затянулась, как вода. Масса лишь слегка качнулась, а потом резким, неожиданно быстрым движением "руки" сбила стрелка с ног. Прикосновение. Крик. Трансформация.