Мерно бухая сапогами по мягкой лесной почве, я все равно спешил туда - в памятную мне деревушку, обустроенную на реке. Не важно вообще, какие у меня были мотивы. Пускай я в первую очередь и хотел именно что уничтожить условных негодяев и упиться кровью, но не обезопасить потенциальных жертв - это все равно палка о двух концах с одинаковым конечным итогом, где я и доброе дело сделаю, и жажду праведного насилия удовлетворю, и стану еще могущественнее. Одно другому не мешает, тем более если в приоритет поставить именно выживание мирняка.

Вообще по барабану - главное, что в своих же глазах я останусь хорошим парнем.

Но очень, очень злым.

***

На крутые, поросшие вездесущими папоротниками склоны, под которыми и расположена нужная мне деревушка, я буквально вывалился. Бежал-бежал себе, расслабился окончательно, заодно погрузившись в размышления, и тут у меня из под ритмично переставляемых сапог пропадает почва.

– М-мать...!
– только и успел я пискнуть перед самым ударом о землю.

Следующие где-то десять секунд, не меньше, я кубарем скатывался и бесконтрольно скользил ниже по крутому, практически отвесному склону. Постоянно при этом зацеплялся ступнями и локтями за торчавшие отовсюду сухие, омертвелые древесные корни - со звучным треском они ломались, нисколько меня не затормаживая. Еще по шлему вовсю хлестали опахала папоротников, и остановиться получилось лишь в самом низу, когда мне и катиться было уже некуда, и прежний уклон пропал. Но до деревни, расположенной в низине, что сильно размыта речным руслом, я все же добрался.

Но совершенно, однако, не наблюдаю следов разрушения. Не вижу грабежа или хотя бы спешного сбора манаток деревенскими жителями. Нет, они размерено проживают свою деревенскую жизнь, это все уже знакомые мне пейзажи. Точно такие же картины наблюдал еще тогда, когда впервые выходил к прибрежной деревушке с противоположной опушки, что на дальней отсюда стороне. Переполошил тогда местных, наверняка и сейчас перепугаются...

– Че, бля, за бред...
– приговаривал я неслышно, приводя себя в порядок после недавних кульбитов.

Пытался понять, хоть как-то обосновать у себя в башке обнаруженную там, буквально за деревней, группу хашидских боевиков с каким-то султанским выродком во главе. Что они там делали?

«Зря потратил время?» - укорил я сам себя, понимая, что уже давно бы закручивал скелетов-воинов, выкачивая девятый и десятый уровни. Но нет же, дернула меня сюда паладинская судьба, забоялся за судьбы мирян. Ладно, еще посмотрим, может все несколько сложнее...

Проверив напоследок наличие лопатки на поясе, где у меня для нее небольшой узелочек подвязан, и поправив системные ремни ружья, что покоится на груди, я пошаркал ближе к деревне. И там меня, что разумеется, уже давно как приметили, и явно заранее услышали мое триумфальное скатывание по крутому склону. Не мудрено подобное услышать, когда груда металла при своем падении вырывает из почвы всю мелкую растительность, звякает по камням и с треском крушит оказавшиеся на пути сухие корни.

Но при этом, что меня удивило, не было паники. Детишки, вон они, просто сбились в кучку несколько в отдалении и шумно, подозреваю, меня обсуждают. Женская, более разрозненная компания остается все там же, где и была - работают по хозяйству или прохлаждаются, общаются, и не особо заморачиваются моим приближением. Но это все мне побоку, я сразу поймал глазами нужную скрюченную фигурку на все том же самом местечке около одного из крайних, самых ближайших к опушке срубов.

Туда и направился, хотя на всякий случай все равно чуть-чуть дал петлю, чтобы идти по самому краюшку поселения, не прямо между домами и близ мирняка. Просто посчитал, что так оно будет вернее, не хочу нервировать народ. Мне его сейчас, поди, еще придется как-то убеждать сваливать отсюда. Либо просто вместе поболтаем, да подумаем, чего тут такое происходит и почему хашиды так глубоко заходят на монаршие равнины.

– Дедуля!
– на ходу замахал я тому самому старичку, божьему одуванчику, все так же рассиживающемуся на какой-то деревянной, чуть подгнившей колоде. Словно и не слезал с нее с прошлого раза, как мы виделись.
– Здарова! Как жизнь деревенская, как оно все, это самое?

Он мне не ответил, весь из себя такой степенный, умудренный летами восседает. Глядит, значит, прямо на меня, и ожидает, как я сам к нему подойду. Но явно меня узнал - это я вижу хорошо. Подобравшись совсем вплотную, я стянул с себя шлем.

– Оп-па.
– улыбнулся я, показывая старичку свою изуродованную ожогом рожу со здоровенными синяками под глазами и следами, по меньшей мере, беспробудного годового запоя.
– Видал?

Нашарив у себя на шее цепочку медного наемничьего жетона, я вытянул ту из горловины кольчужной рубахи и побренчал пластинкой перед прищурившимися глазами старикашки.

– А вот это видел, старый?
– предъявив «документъ», я спрятал жетончик обратно под одежду.
– Чего ты, теперь-то как, доволен? Вонять и нудеть будешь или поговорим нормально?