– Катись к чертям, – велела я.

– Ты чокнутая, – заметила она. – Ты в курсе? Чокнутая.

Я почувствовала подступающую тошноту. И прикусила язык.

– Я хочу, чтобы мы, ты и я, поклялись здесь и сейчас, – сказала я, – на священной могиле Святого Танкреда, так сказать, что мы будем добрее друг к другу. Мы обе сироты, помнишь? А сироты должны держаться вместе. Понимаешь, что я имею в виду?

– Эге-ей! – с энтузиазмом ответила она.

– Не говори «эге-ей», – сказала я. – Звучит, как будто ты говоришь из живота чревовещателя. Ты слишком много времени проводишь с Карлом Пендракой.

Карл – один из бывших ухажеров моей сестрицы Офелии, военнослужащий из Цинциннати, штат Огайо. Хотя пыл Карла поутих после того, как Фели вышла замуж за его соперника, он продолжал шататься вокруг Букшоу и после свадьбы, возможно, как говорит моя вторая сестра Даффи, «в поисках добычи попроще».

– Карл – отличный парень, – возразила Ундина. – Он учит меня пукать на мотив «Привет вождю» [1] .

– Ундина! Что за грубости!

– Я хотела, чтобы он научил меня «Правь, Британия», но Карл сказал, что это концертное произведение и для новичка слишком сложное. Надо потренироваться, не так-то просто испускать тройной пшик. Пока что у меня получается только «Малютка Утка» [2] . Карл говорит, мне нужно научиться запускать контральто и сдерживать брызги. Так что я иногда прихожу сюда попрактиковаться. Ну понимаешь, во избежание эксцессов. Скажи, Флавия, отгадаешь загадку? Что это такое – белое с ручкой и летает?

– Не знаю и знать не хочу, – ответила я.

– Ночной горшок! – завопила она, складываясь пополам от смеха и хлопая себя по коленям.

– Ты отвратительна, – сказала я, сдерживая улыбку, чтобы не поощрять ее.

– Я не отвратительна. Я предприимчива. Ты знаешь, что француз по имени Жозеф Пуйоль ужасно разбогател, пуская газы при большом скоплении публики? И не просто музыкальные отрывки, он мог подражать животным!

– Не хочу об этом слышать.

– Карл говорит, что мне нужно увеличить количество капусты в рационе и добавить побольше бобов. А еще Карл говорит, что это заставит даже ангелов молить о пощаде.

– Меня это не интересует.

– Ты ханжа.

– Я не ханжа. Я приличный человек.

Ундина прищурила один глаз и оценивающе посмотрела на меня, будто я товар на восточном базаре.

– Ты де Люс из Букшоу. Вы все одинаковы. Кучка снобов. Крахмал и соус. Ля-ди-да. Понюхай мою юбку. Ибу часто над вами смеялась, знаешь ли.

Ибу – так она называла свою покойную мать Лену, встретившую свой ужасный и зрелищный конец под дождем из витражного стекла, некоторые элементы которого датировались XIII веком [3] .

Ундина обеспокоенно уставилась на меня сквозь воображаемое пенсне и с надменным и неодобрительным видом запела:

– Не очень оригинально, – с трудом нашлась я.

– Она слышала это на спектакле в Оксфорде или где-то еще, – объяснила Ундина. – Но сказала, что эти слова идеально соответствуют де Люсам из Букшоу.

– Возможно, она права, – сказала я, демонстрируя ангельское смирение, но внезапно почувствовала себя грязной.

Что я могу сделать, чтобы воссоединить расколотую семью? Что бы отец подумал обо мне?

Внезапная смерть отца стала для меня сильным ударом. Все утратило смысл. Сначала я пыталась изолироваться и притвориться, что он все еще жив и просто недоступен, как обычно: где-то возится со своей чертовой коллекцией марок. Но шли дни, недели, тянулись месяцы, и я все чаще и чаще просыпалась посреди ночи в слезах. И при виде промокшей от влаги подушки я ощущала в глубине души стыд, причины которого не могла – или не хотела – объяснить даже самой себе.

Жена викария отвела меня в сторону для, как она обозначила, «короткой беседы». Она понимает, что значит быть одиноким, но я не должна чувствовать себя плохо из-за этого; одиночество – это не грех.

Когда кто-то переступает невидимую границу, отделяющую вашу частную жизнь, это всегда неловко. Пусть даже вам желают добра, но граница нарушена и уже никогда не будет такой непроницаемой преградой, как прежде.

Я поблагодарила ее за заботу, но не стала говорить, что меня пожирает не одиночество, а нехватка любви, и это тоже не грех.

Кроме того, есть кое-что еще.

Я первая соглашусь с мнением, что меня нельзя назвать обыкновенной девочкой в привычном понимании, но дело в другом: в моей жизни начало оформляться что-то странное и тревожащее.

Как будто между мной и реальным миром образовывается стеклянная стена – почти прозрачная, едва ощутимая: изолирующая меня мутная дымка. Нужно что-то предпринять, пока не стало слишком поздно: пока я не оказалась в ловушке, откуда нет пути на другую сторону.

Мне нужна подпитка.