ПРИЕМЫ
— Следующий, — роняет секретарша.
Мышкин прошмыгивает в дверь. Пройдя шагов двадцать по ковру, оказывается у стола начальника.
— Я к вам, товарищ Котищев…
— Во-первых, здравствуйте, — радушно улыбается Котищев. — Садитесь, пожалуйста, — указывает он на кресло.
Усевшись, Мышкин утопает по самые уши.
— Я вас слушаю. — Сцепив кисти рук, Котищев кладёт их на стол жестом никуда не спешащего человека. Его лицо выражает сосредоточенное внимание. Голубоватые глаза светятся лаской.
— Дело в том… — начинает Мышкин.
Звонит телефон.
— Извините, одну минуточку… — улыбается Котищев и берёт трубку. — Да, да, приеду, как всегда, к обеду. Да, смотрел, смотрел. По-моему, темноват, надо бы посветлей. Что? Принимаю граждан. Нет, нет, не помешала. — Он кладет трубку. Лицо его некоторое время хранит отсутствующее выражение. Спохватившись, снова изображает предельное внимание.
— Так дело, видите ли, в том… — начинает Мышкин.
Дверь распахивается. На пороге появляется уборщица.
— Извините, одну минуточку… — улыбается Котищев. — Что случилось, Даша?
— Антонид Иваныч! Да прикажите вы ироду этому, завхозу проклятому, веники людские покупать! А то притащит хвосты облезлые, и мети сто раз одно место! Жене, небось, такие не притащит! Капроновых бы щёток, а то люди давно пользуются, а мы про химию только языком болтаем!
— Про какую химию?
— Про химию-синтетику, не знаете, что ли!
— Тётя Даша у нас просвещённая, — улыбается Мышкину Котищев. — Ладно, Даша, видишь, у меня приём.
— У каждого свои приёмы, — с достоинством говорит Даша. — Так скажете завхозу?
— Скажу, скажу, — машет рукой Котищев и всем корпусом подаётся к Мышкину. — Слушаю вас.
— Дело в том… — торопливо начинает Мышкин.
Отворяется дверь, и входит мужчина с гроссбухом.
— Тут, Антонид Иваныч, надо согласовать одно дело…
— Извините, одну минуточку… — улыбается Мышкину Котищев и склоняется над гроссбухом.
Мышкин вздыхает, выбивает ногой дробь о паркет, но это не отвлекает деловых людей.
Уходит, наконец, мужчина с гроссбухом.
Котищев обращает к Мышкину внимательное лицо.
— У меня такое дело! — выпаливает Мышкин.
Открывается дверь. Секретарша кладёт на стол пухлую папку.
— Извините, одну минуточку… — улыбается Мышкину Котищев. И подписывает бумаги.
Мышкин поднимает руку, чтоб почесать затылок…
— Всего хорошего! — подхватывает на лету эту руку Котищев. — Очень рад, заходите. Следующий, — кивает он секретарше.
Когда Мензуркин вошёл, над столом возвышались только плечи начальника, голова была опущена вниз.
«Инфаркт! — ёкнуло под ложечкой Мензуркина. — И как раз в мою очередь!»
Но в это время начальник поднял голову.
— Ерунда, — сказал он, — а в чем она, ерунда эта самая, дьявол ее знает! Ты, случаем, не разбираешься в этих штуковинах? — протягивает он фотоаппарат «Смена».
— К сожалению… — виновато улыбается Мензуркин. — Не приходилось, знаете…
— Я тоже этой чепухой не занимаюсь, да вот сынишка попросил, а родитель пример подавать должен, так?
— Совершенно верно.
— То-то. Ну, что у тебя, давай выкладывай.
— Я, Мефодий Карпыч…
— Постой, перебью. Насчет радикулита не слыхал, не придумали чего новенького? Замучил, подлый, как есть замучил! Жена говорит — от сидячей жизни. Так что мне тебя, к примеру, стоймя принимать или как? И зуб вот тоже, житья не дает. Жена говорит — корень гнилой. Был бы гнилой, давно бы вывалился, а этот держится. Шатается, бестия, а — держится! Я уж чего-чего ни делал! Только что лягушек живьем не глотал.
— Вы бы к врачу…
— Чтоб вырвал? Дудки! Я еще им попользуюсь. Ты Ивашкина Мирона Егорыча знаешь? Из Сельхозснабсбытзапа? Так он сам себе зуб — раз! — и нету. Прямо ниточкой, по-дедовски. Что ни говори, а, между нами, и в старину кое-что правильно было. Ниточкой, а! Здорово, ничего не скажешь! Ну, так ты насчет чего?
— У меня, видите ли, двое детей…
— А у меня один, да такой, скажу тебе, сорванец, свет не видывал! Пуще всего кино любит. Я ему говорю…
В кабинет бесцеремонно входит жердеобразный мужчина с таким кадыком, словно он проглотил в господнем саду не одно яблоко, а два.