Шрифт:
Сухвильк, погруженный в задумчивость, с нахмуренным лицом опирался о стол.
— Этот спор между вами может затянуться на продолжительное время, — произнес он медленно, устремив свой взор на короля. — Ксендз Бодзанта человек вспыльчивый; ему нужно дать время остынуть и не надо его больше раздражать, настаивая на своем. Злоцкие земли не стоят того, чтобы из-за них затеять войну.
— Это верно, — оживленно отрезал король. — Злоцкие имения не стоят того, но моя королевская честь требует, чтобы я стоял на ее страже. Я не могу отказаться от того, что я сделал. Король не должен отказываться от своего слова.
После некоторого молчания он добавил:
— У меня много врагов и против меня немало злостных обвинений. Надо мной бы насмехались и говорили бы, что я сам не знаю, что я делаю, если на следующий день переделываю наново то, что только что было сделано мною накануне. — Вы, — обратился он к Сухвильку, — отправитесь к епископу и объясните ему, как обстоит дело, скажите ему, что у меня было соглашение, и я обещаю вознаграждение. Ему не придется раскаиваться в своей уступчивости, а король не может дать себя унизить. Уговорите его, прошу вас.
— Охотно бы сделал это, — произнес внимательно слушавший Сухвильк, — но только не знаю, буду ли иметь успех. Он тоже считает для себя делом чести получить обратно эти имения, а не другие. Он вопит и жалуется на то, что духовная власть теряет свою силу и вынуждена все больше и больше уступать светской власти, а между тем эти обе власти могут иметь равные права.
Король становился пасмурнее.
— Я не могу, — воскликнул он, — к сожалению, я не могу! Он — епископ, но я — король. Если я так поступил, то оно так и должно остаться, хотя бы мне пришлось в десять раз дороже заплатить. Конечно, нехорошо, что я не сделал письменного условия с Янгротом, откладывая со дня на день, пока его неожиданно не застигла смерть. Бодзанта может предъявить ко мне какие ему будет угодно требования, но я забранные у него имения не возвращу.
По выражению лица Сухвилька видно было, что он разделяет мнение короля и не имеет большого желания защищать интересы епископа. Его не напрасно в то время упрекали в том, что он слишком мало чувствует себя духовным лицом, не интересуется нуждами духовенства и слабо их защищая.
— Это будет трудно! — произнес он со вздохом.
— Кто же подстрекнул епископа? Ведь он вначале молчал, — спросил король.
Сухвильк улыбнулся.
— Может быть, его подговорили? — понизив голос, сказал он.
— Не ксендз ли Баричка стоит за спиной епископа? — спросил король.
Собеседник Казимира утвердительно кивнул головой.
— С ним-то трудно будет сговориться и прийти к соглашению, — добавил Казимир, — я его знаю давно. Он меня не любит как родственник Амадеев и только ищет предлога, чтобы вступить со мной в войну. В нем сидит неспокойный дух. Я не желал бы войны с ним, потому что уважаю духовный сан и всегда и везде избегаю бесполезной войны. Подданные меня не будут уважать, если я сам себя не уважу… А вы… Что вы скажете о Баричке? — спросил он, устремив свой взор на Сухвилька, сильно задумавшегося.
— Капеллан — человек безупречный, — возразил Сухвильк после некоторого размышления, — но он человек страстный, волнующийся, ему необходима кипучая жизнь. Его следовало бы послать с крестом в руках к язычникам, чтобы обратить их в свою веру… Потому что он красноречив, убедителен и обладает неустрашимым мужеством.
Немного подумав, он добавил:
— И он хотел бы, чтобы все знали о его неустрашимости.
Король слушал с сумрачным лицом.
— Я сделаю все, что смогу, чтобы избегнуть борьбы с ним, — произнес он. — Посоветуйте мне!
— Я сказал бы, что следует уступить, если бы вы, ваше величество, перед этим не изрекли, что уступить для вас непристойно.
— Я не могу! — повторил Казимир решительно и категорически. — Как частное лицо, я мог бы вернуть обратно Злоцкие земли, но как король я этого не могу.
Он улыбнулся.
— Дайте другой совет.
Ксендз молчал.
— Я не скрою перед вами, — сказал он, — что говорил уже об этом с епископом Бодзантой. Я его застал сильно возмущенным, и тщетно я старался его задобрить. Старик угрожает отлучением от церкви.
— Отлучением, — подхватил король почти спокойно. — Вы сами знаете, как мало значения придают церковному отлучению крестоносцы и иные. Этим оружием злоупотребляли, и оно притупилось.
— Но не следует относиться к нему пренебрежительно, — авторитетно прервал Сухвильк. — Церковь не имела и не имеет другого оружия и должна была постоянно к нему прибегать, хотя оно страшное.
— Но вы сами, вы, духовные лица, не всегда оказываетесь послушными, — прервал Казимир, — ксендзы ведь и обедни служат, и хоронят отлученных…