Из-за всего этого обилия ароматов я и не учуяла сразу характерный запах железа.

– Царапина, говоришь? – рявкаю я. – Но сознание при этом ты можешь потерять, да? Нужно хотя бы кровь остановить. Остальное можно и потом. Показывай где.

Хотя необходимости в этом нет, я и сама уже знаю, что болт зацепил левое плечо парня. Во-первых, помню траекторию, во-вторых, есть у меня способность чувствовать, где у человека болит. Медлить нельзя, надо действовать.

Наклонившись, надрываю подол юбки и отрываю широкую полосу.

– Оу! – восклицает парень. – Вечер становится интересным.

– Помолчи лучше, – фыркаю я.

Сейчас я делаю то, что у меня получается лучше всего. А в такие моменты смутить меня трудно. Перетягиваю плечо выше места ранения.

Только сейчас соображаю, что мой пациент продолжает держать зонтик.

– Дождь почти закончился, не трать силы, – командую я, отметив, как дёргается в ответ бровь у парня. Он явно не привык, чтобы ему указывали, что делать. Однако ума послушаться хватает. И он убирает зонт. С небес всё ещё немного моросит, но, учитывая, насколько мы вымокли, это уже не стоит внимания.

Я снова собираю книги и сама подхватываю свой саквояж, прежде чем это сделает мой пациент.

– Сам дойдёшь? – с тревогой спрашиваю я. – Подъём сложный?

– Я в норме, дойду, – чуть резковато отвечает парень.

И он, действительно, пропустив меня вперёд и ещё раз оглянувшись по сторонам, бодро направляется к окраине поселения. И некоторое время мне кажется, что мы доберёмся до Академии без происшествий.

Булыжная мостовая обрывается, сменяясь узкой тропой, выложенной мелкой плиткой. Последний уличный фонарь освещает только самое начало, а дальше дорожка делает зигзаг и утопает в темноте.

Я останавливаюсь в нерешительности. Как идти, если ничего не видно? Небо плотно затянуто тучами, а впереди тёмной стеной стоят деревья.

– Ну и как ты собиралась здесь идти одна?

Мне кажется или в голосе парня появился оттенок высокомерия? Пришёл в себя и досадует, что позволил такой, как я, собой командовать?

Поджимаю губы. Вот и вся благодарность от этих знатных пациентов.

Радует, правда, что в голосе не чувствуется ни слабости, ни ощущения, что он превозмогает боль. Может, и впрямь царапина? А я-то распереживалась.

Чувствую себя глупо, а это неприятно.

– Я думала, успею до темноты, – неохотно отвечаю я. – Показалось, что гора совсем рядом.

– Ладно уж, идём, – хмыкает парень. – Покажу, как это работает. Хотя постой.

Он делает пасс рукой, создавая незнакомое мне плетение, и щелчком пальцев отправляет его в меня, прямо в область солнечного сплетения. От неожиданности я отшатываюсь назад и поскальзываюсь. Фонарь делает кульбит, но тут же возвращается на своё место, слегка покачиваясь. То есть покачиваюсь, скорее всего, я. Поймавшая меня рука помогает удержаться в вертикальном положении.

– Что ж ты такая неустойчивая? – говорит он со смешком.

Он что, специально?

– А зачем ты… – возмущённо начинаю я, но до меня наконец-то доходит, что именно он сделал.

От солнечного сплетения кругами расходится тепло. Платье моментально высыхает.

Мне становится не по себе. Слишком много благотворительности от неизвестного парня. Я не привыкла быть обязанной кому бы то ни было. Но думать об этом некогда.

– Вот теперь можно идти.

Он отворачивается и первым делает несколько шагов вперёд, и я начинаю переживать, что сейчас останусь одна в полной темноте. Однако в этот момент с обеих сторон дорожки по краям, там, где плитка заканчивается, загораются крохотные шарики. Они не очень яркие, но отлично освещают путь. Не нужно думать о том, куда поставить ногу.

– Ну же, – нетерпеливо говорит парень. – Идём.

Меня не надо упрашивать. Кажется, жизнь понемногу налаживается, и я всё-таки доберусь до Академии целой и невредимой.

– Эта тропа действительно короче, – объясняет мой спутник на ходу, – но пользоваться ей в ночное время могут только преподаватели и старшекурсники. Светильники реагируют на уровень магии. Специально сделано, чтобы младшие курсы здесь не шлялись. Впрочем, младшим по ночам и не положено выходить из Академии.

Понятно. Но в сотый раз оправдываться я не собираюсь.

Дальше идём молча. Не очень удобно разговаривать, когда один человек идёт впереди, а второй дышит ему в затылок. Хотя насчёт затылка я, пожалуй, преувеличила, скорее, между лопаток.

Дорожка петляет среди деревьев. Огоньки исправно загораются по мере продвижения вперёд, освещая наш путь, и гаснут, как только остаются позади. С каждым шагом мне всё труднее идти. Дорожка, хоть и идёт серпантином, но всё-таки это непрерывный подъём вверх. Неудобство создают книги, которые я по-прежнему прижимаю к себе одной рукой. А они при этом норовят выскользнуть. Другую же руку оттягивает саквояж. Раньше он вроде не был таким тяжёлым.