– А в первый справа лучше заглянуть, – добавил я в конце отчёта. Там старушка очень тяжёлая была, я до конца её не вылечил.

– Ладно, посмотрим, – кивнул один из главных лекарей, которому предстояло окончательно разобраться именно с этой улицей.

– У вас костюмы запасные есть? – спросил меня Обухов, когда отряды начали расходиться по заданным направлениям.

– Обижаете, – хмыкнул я. – Конечно. А что, кому-то не хватило?

– Эти снимайте, жгите и отдохните нормально, поешьте. Если что позовём. И девочку домой отведи.

Лекари с площадки возле управы начали расходиться, пространство пустело, мы пошли к микроавтобусу, потом до меня дошло, что девочку то и правда надо вернуть домой, что она будет с нами делать?

– Пойдём, я тебя отведу пока к родителям, – сказал я ей, до сих под держа её за руку.

– Сама дойду, не маленькая, – буркнула Мария, выдернула свою руку из моей и бодрым шагом направилась в сторону своего дома.

Я немного прошёлся следом, больше по привычке, чтобы убедиться, что она пошла туда, куда надо. Смешной, да? Этот ребёнок, пожалуй, самый взрослый человек в селе Никольском.

Маленькая девочка пошла домой одна в густые сумерки и мне стало как-то неуютно от того, что я её не проводил, хотя понимал, что ей ничто не может угрожать, уж скорее она может представлять собой угрозу. Если захочет, конечно.

Никак не давала покоя мысль: “Кто это на самом деле?”. Её отец сказал, что она родилась взрослой, то есть ему она открыла свою тайну сразу. Почему? Как она поняла, что ему можно доверять? И как это вообще возможно? В голову лезет такое слово, как реинкарнация, но тогда это всё равно сначала был бы ребёнок и вёл бы себя, как ребёнок, если верить индийским учениям о вечной жизни.

А как я здесь оказался? Может мне просто повезло оказаться в теле взрослого человека просто более молодого, а её угораздило попасть в новорожденного младенца? Тогда категорически сочувствую. Быть взрослым состоявшимся человеком, потом снова ждать, когда вырастешь и сможешь дальше быть взрослым, не привлекая излишнего внимания. Это жесть, конечно.

Попробую завтра с ней пообщаться, я всё равно не собирался сегодня возвращаться домой. Как показал опыт борьбы со вспышкой брюшного тифа, лучше перебдеть, чем недобдеть. Раз я всё это начал, то лучше пять раз перепроверю перед тем, как уехать. Зато наверняка будет шанс ещё раз пообщаться с Марией. Можно будет и прямые вопросы задать, но, как мне кажется, она вряд ли расколется. А ещё есть шанс, что на мозги мне надавит, чтобы забыл про всё. Остановит ли меня вероятность такого исхода? Думаю вряд ли. Любопытство покоряет все сердца и головы без разбора, вот только одни могут его побороть, а другие – нет. К какой категории я отношусь? Где-то посередине. Ни за умных, ни за красивых.

Я и мои коллеги стащили с себя противочумные костюмы и вместе с респираторами и перчатками сложили в кучу у края площадки и подожгли. Когда пламя стало стихать, закидали оставшееся снегом, заразы там теперь уже точно нет. Руки и лицо на всякий случай обработали антисептиком. Одноразовые чехлы с сидений я на всякий случай скинул и тоже сжёг. Теперь можно спокойно отдохнуть и подкрепиться, только сейчас понял, насколько я голоден.

– Ну рассказывай давай, – сказал Юдин, тщательно обрабатывая руки спиртовой салфеткой. – Как тебе удалось столько домов пройти? Мы по двое ходили и то обошли меньше.

– Что ты от меня хочешь услышать? – ответил я вопросом на вопрос. Я оглянулся, остальные коллеги тоже находились рядом и ждали моего ответа, всем было интересно. – В нескольких домах никого не было, наверно ушли и не вернулись, в одном только заболели, появились первые симптомы, в другом трупы уже. С остальными потихоньку справился.

Терпеть не могу врать и сочинять вместо того, чтобы рассказать правду, но сейчас правду говорить никак нельзя. Даже несмотря на то, что это мои проверенные люди, дело не в том, что я им не доверяю, просто и сам ещё не разобрался, а какой-нибудь наш разговор между собой, случайно подслушанный посторонними, может сыграть роковую роль. Вспоминаются разные фильмы, когда одарённые дети попадают в дурные руки и и вынуждены действовать потом в их интересах, нам этого точно не надо. Боюсь даже представить, что будет, если Мария перейдёт на сторону зла. Того же Баженова, например. Тогда этот мир точно рухнет.

– А у вас как дела? – спросил я не у кого-то конкретного, а у всех в общем.

– Хреновые у нас дела, Саш, – начал Виктор Сергеевич и тяжко вздохнул. – В первый дом с Иваном Терентьевичем зашли, дверь открыта была, а там два трупа. Тёплые ещё, видать недавно преставились. В следующем плачущая мать с мёртвым младенцем на руках. Сама еле жива при этом. Еле удалось её уговорить, чтобы дала себя вылечить. Так и легла в кровать под капельницу с крохотным трупиком в обнимку. И так почти в каждом доме, здоровых ни одного не нашли.

– И собак ни одной не осталось, – добавил Рябошапкин. – Говорят, что они первыми все повымерли.

– Да у нас всё то же самое, – буркнул Илья, когда я перевёл взгляд на него. – И трупы, и больные. Тяжко нам там пришлось. Особенно детей жалко погибших и их безутешных родителей. Негоже это собственных детей хоронить.

– Да уж, плохи тут дела, – подвёл я итог, раздавая консервы и хлеб из коробки с сухпайками. – Поражение лёгких очень серьёзное, очень много энергии отнимает, еле справлялся, после каждого медитировать пришлось.