Шрифт:
— Ну, что же, ребята, делать будем? Заварили кашу — расхлебывать надо! Давайте дадим и мы отдохнуть народу! Скроемся глубоко в лес, перезимуем, а к весне, когда потеряют след гончие собаки, примемся опять за свое!
Алексей тряхнул головой, горькой усмешкой дернулись Кто губы, и он сказал, посмотрев на Ивана:
— Эх, браток, золотая у тебя голова! Верно ты говорил да только… — Он не досказал.
— Вместе жили, вместе и помирать будем!
— Не загадывай, как придется!..
Поймал Алексей черную мысль, как птицу. На лету свернул ей голову, отбросил в сторону и сказал весело:
— Помирать дело не главное! Помереть всегда можно! Курица и та помирать умеет, а главное, чтобы прожить с толком!
— Алешка, — проговорил Неволил, когда боевики собрались заворачивать в лес, — вы идите, а я потом приду! Мне еще тут надо к одному человеку заглянуть! Дело есть! — И он зашагал вдоль по линии.
Снег мокрым, хлюпким мякишем посыпался с неба. В несколько минут окрасились поля матовой белизной сумрачного вечера. Далеко позади загудел паровоз. И его эхо, похожее на протяжный волчий вой, долетев до слуха задумавшегося Неволина, заставило обернуться.
Черное изгибающееся чудовище, выползая из притихшей лесной чащи, медленно двигалось все ближе и ближе. Когда поезд поровнялся с Неволиным, он остановился, пропуская вагоны мимо. Потом сильным прыжком отскочил и бросился бежать к опушке леса.
Очевидно, жандармы еще издалека заметили шагающего вдоль полотна одинокого путника и узнали его, потому что человек пять с винтовками наперевес выскочили на площадку и открыли по нему стрельбу. Неволин добежал до опушки, повернулся и, не обращая внимания на дикий визг пуль, проносившихся возле него, на яркие молнии вспышек, на грохот выстрелов, закричал:
— А, собаки! — И, неторопливо прицелившись, дважды бабахнул по площадке останавливающегося поезда. Потом снова бросился бежать.
— Стой! — сказала ему догнавшая его пуля и цепко схватила за бедро.
Но, пересилив боль, он продолжал бежать. Слышно было, — как жандармы, рассыпавшись цепью, перекликиваются и идут по его следам.
Неволин прошел еще минут десять, но силы сразу оставили его, и он сел на покрытый снегом торчащий пень. Так просидел он минут пять, истекая кровью. Потом голова его упала на одну из веток за его спиной; ветка вздрогнула и уронила на его горячую голову целую гроздь хрустального чистого снега.
Когда Неволин опять раскрыл глаза, голоса уже раздавались совсем близко. Но, несмотря на это, чувствовалась какая — то мертвая, холодная тишина.
— Алексей, — пробормотал Неволин, — Алеша, что же это?
Черные тени деревьев надвигались на него из чащи, властно закрывали ему глаза. И, окончательно теряя сознание, Неволин увидел, что одна из теней, оторвавшись от деревьев, прямо подошла к нему, распахнула плащ, из-под которого злобно бросились в глаза желтые офицерские эполеты, и, лязгнув взводом стального курка, сказала:
— Один есть!
Новая весна
И вскоре после смерти Неволина скрылись давыдовцы. Не стало о них слышно ни слова. Умолкли выстрелы, перестали рыскать по дорогам ингуши, потянулись обратно в Пермь провокаторы. И тихо, как тяжелобольной после острого кризиса, задышал Александровский завод. Никто не знал, куда девались «лесные братья», ибо исчезли они так же неожиданно, как и пришли.
Говорили, что скрылись они совсем с Урала. Поговаривали даже, что где-то в Казанской губернии будто бы рыщет отряд какого-то Алешки. Но и это оспаривали многие. Одни говорили, что отрядом этим верховодит вовсе не Алешка, а татарин Абдулка. Другие же утверждали, что никакого Абдулки тоже нет, и нечего языком трепаться, когда не знаешь толком.
Одно было ясно — боевики скрылись. Впрочем, однажды уже позднею зимою тайком с уха на ухо поползли слухи. Говорили, что один приезжий охотник, забравшись на лыжах в лесные дебри, заблудился. Были уже сумерки, когда собака его залаяла и бросилась прочь. Он свистел ей, кричал, но она не возвращалась. Через несколько минут он услышал, что далеко в лесу раздался страшный грохот, как после взрыва орудийного снаряда. Тогда, перепугавшись, охотник повернул по старому следу. К утру догнала его собака. Была она вся окровавленная и сдохла к вечеру у ног своего хозяина.
Но опять и этому особенно не поверили, ибо ради чего разумные люди станут в собаку бомбами кидать? Потому большинство и решило, что охотник врет или ему просто померещилось, а собаку заел волк.
Впрочем, были на заводе и такие, которые как-то загадочно переглядывались, ничего не спрашивали, точно сами что-то знали. Но и они крепко помалкивали.
И так прошла зима. Наступили снова теплые дни. Разлились реки. Чаще стали жены арестантов получать записки от томившихся за решеткой мужей, братьев: «Как?.. Что?. Не слыхать ли про наших? Где они?..»