Ходить по канату? Есть жуков? Петь и плясать?

Я еще могла отказаться. Точнее, даже делать ничего не надо было, просто закрыть письмо и притвориться, что его не видела. В список участников я попадала только после подтверждения заявки на участие и заполнения подробной анкеты.

Вдруг стало страшно. Очень страшно.

Господи, куда я лезу-то? Какое шоу, какой конкурс? Да меня и с работы-то не отпустят.

А рука при этом уже тянулась открыть анкету.

Когда я, совершенно очумевшая от собственной дерзости, замешанной на авантюризме, подтвердила заявку и заглянула в спальню, Димка уже спал. Будить его я не стала. Быстренько приняла душ и забралась под одеяло. И снился мне, разумеется, отпуск мечты: белоснежный лайнер, бирюзовый океан, синее небо, яркое солнце. Я – в шезлонге на палубе, в белом купальнике, в шляпе и с разноцветным коктейлем. А рядом супермужественный мачо в тесных плавках и зеркальных очках, с бицепсами-фигицепсами и прочими кубиками.

Проснулась я в самом распрекрасном настроении, словно уже выиграла главный приз. Но не прошло и получаса, как оно было разорвано в клочья похожим на тропический ураган скандалом.

– Ты сдурела? – поинтересовался мой любезный, оторвавшись от тарелки.

Работал он в пресс-службе городской администрации, по скользящему графику, и сегодня выходил рано, вместе со мной. Вот за завтраком я ему и сообщила новость.

– А собственно, почему сдурела? – уточнила я, сражаясь с желанием воткнуть в него вилку. Не в глаз, конечно, а куда-нибудь в мягкие ткани.

– Если тебе так хочется позориться на весь белый свет – это твои проблемы. Но ты и меня еще опозоришь.

– А собственно, почему тебя? – нет, пожалуй, в глаз было бы интереснее. Или хотя бы в язык. – Ты мне, кажется, не муж. Это мне позорище, когда все подряд спрашивают, поженимся мы наконец или нет.

На самом деле никто меня об этом не спрашивал, даже родители. Но в курсе журналистики мы изучали в числе прочего segue, плавный перевод интервью в безопасное русло, если что-то пошло не по плану. Я запомнила этот метод и активно использовала его в повседневной жизни. Конечно, переводить тему на регистрацию брака было вовсе не безопасно, но с моей поездки в Москву мы соскочили.

Минут пять Димка орал, что терпеть не может, когда его к чему-то принуждают. Что он вообще не видит смысла в официальном браке, потому что я и сейчас на него без конца давлю, а как стану женой со штампом, окончательно превращусь в пресс, и тогда мы все равно разведемся.

Когда я услышала подобное впервые, мы разругались в хламину. Бахнув дверью, Димка уехал к родителям. Через две недели двустороннего молчания я собрала его вещи в сумки и выставила в прихожую. И отправила сообщение с просьбой их забрать. Он приехал, и…

В общем, тогда мы помирились. Димка попросил время на дозревание, а я пообещала не торопить. Но зрел он слишком уж медленно, а меня такое положение раздражало. Как и заявы о том, что для него штамп вообще не имеет никакого значения, поскольку чувства от его наличия или отсутствия не зависят.

Окей, говорила я, если штамп никакого значения не имеет, тогда почему бы его не поставить? Да, я хочу семью, хочу детей. Если тебе этого в принципе не надо, скажи прямо, я не буду тратить время. Это невосполнимый ресурс.

На этом Димка как-то сразу пригасал. И говорил, что надо. И со мной. Но не вотпрямщас. Чуть позже.

В конце концов я поняла, что точку надо было поставить в тот самый первый раз. Теперь уже дозревала сама – до разрыва. Все-таки это непростое дело, если нет серьезного повода. Наверно, такого повода я и ждала. И, кажется, его наконец подвезли.

– Дим, а может, все дело в том, что я теоретически могу выиграть и ты этого боишься? – спросила я с милой улыбкой. Или мне показалось, что с милой. Может, и нет. – Ну вот выиграю, поеду в круиз, а ты дома останешься. Тебя это жрет? Потому что с тобой мне никакой круиз точно не светит. Ты все, что зарабатываешь, в танчики сливаешь. Как тинейджер. Поэтому и детей не хочешь – а вдруг они у тебя будут игрушки отбирать.

А ведь интересный же мужик. Можно даже сказать, красивый. Голубоглазый брюнет, породистый. И родинка на щеке такая… как у чистокровной овчарки. Правда, сейчас больше похож на надутую жабу с выпученными глазами. Если бывают жабы багрового цвета.

Я не стала ждать, пока он лопнет, и добавила:

– А еще, Дим, представляешь, лайнер, океан, солнце. Я вся такая красивая, у бассейна, в белом купальнике и в шляпе. А рядом роскошные мужики в плавках. С кубиками, - я скосила взгляд туда, где под столом притаилось его нависающее над ремнем брюк пузцо, пока еще небольшое, но подающее надежды. – И все меня хотят. Никто не устал после работы, никто не смотрит кино и не играет в игрушки.

Это была провокация восьмидесятого левела. И она сработала.

– Я всегда знал, что ты блядь, - прошипел он. – Поэтому и не хотел на тебе жениться.

Я только хмыкнула. На самом-то деле за четыре года вместе я ни разу не дала ему повода подозревать меня в чем-то. Он – да, бывало. Я – нет. Но переваливать с больной головы на здоровую – это же так удобно, правда?

– О сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух, - процитировала я Пушкина и встала. – Посуду помой, пожалуйста. Хотя… можешь и не мыть. Пофигу.