Ящер зашипел, сделал обманный выпад. Я швырнул в него пику и промахнулся. Схватился за рукоять акинака, но вытащить не успел…

Ящер метнулся к горлу бактра, тот встал на дыбы, молотя воздух плоскими копытами. В седле я не удержался, рухнул на песок. Падение оглушило меня, подняться сразу не удалось. А когда я все же утвердился на жилистых и волосатых ногах Сандро Урии, схватка с песчаными драконами была в самом разгаре.

– Какой из тебя воин, – презрительно бросил Самех, осаживая своего пятнистого, как леопард, скакуна. – Я всегда говорил, что из портовых шакахов хороших солдат не сделаешь…

Я не отозвался. Некогда, да и бессмысленно перечить начальству. На правом запястье Самеха красовалась татуировка в виде скрещенных молний; я видел такие у солдат-кшатров в порту – вояка бывший, значит. Судя по манерам – и впрямь офицер, салар по-здешнему. Салар, который укуривается на привалах гашишем…. Ну-ну…

Костяная булава, которой заканчивался «стальной» хвост, просвистела у моего носа. Я качнулся назад, полоснул акинаком. Брызнула кровь – темная, горячая, как кипяток.

М-да, холоднокровными здешних драконов не назовешь…

Ящер зашипел, развернулся, взбив тучу песка. Клыки-кинжалы воссияли надо мною, глаза запылали рубинами, но тут же помутнели и погасли, и голова дракона покатилась в пыль. Алак – безгубый варвар-наемник – весело сверкнул подпиленными зубами и промчался мимо, роняя драконью кровь с клинка.

Я повертел головой: с кем бы еще сцепиться? Но схватка для ящеров уже была проиграна. Двое толстыми шлангами валялись на песке. Оставшиеся в живых пока огрызались. Они то сворачивались колесом и пытались вырваться из кольца стражников, то вяло кидались в драку. Стражники не выпускали их, но и бой не принимали. Они развлекались, тыча в обессилевших драконов пиками.

Мальчишка – прислужник караван-баши – привел моего бактра. Я нехотя взгромоздился в седло.

Стражники продолжали развлекаться. Груженые бактры столпились под барханом. Погонщики воспользовались незапланированной остановкой, чтобы вычесать песок и блох из жесткой шерсти своих подопечных, проверить подковы и поклажу. Салар Самех и караван-баши Урзуф въехали на гребень бархана осмотреться.

Ночи на Целлионе светлы. И нынешняя не была исключением. Газовая среда равномерно фосфоресцировала, у горизонта то и дело полыхали зарницы. Два больших, тусклых, как нечищеные лезвия, полумесяца всходили на востоке. На западе выглядывал подсвеченный грозами краешек Вишала.

Черт знает, что за ночь…

Самех и Урзуф сорвались с барханного гребня, выкрикивая команды каждый своим людям. Надо думать, путь впереди свободен: ни песчаных драконов, ни шакахов, ни варваров. Есть надежда, что до следующей дневки не придется больше драться.

И на том – слава Глазу.

Я занял свое место в строю, справа от каравана. Покосился, проезжая мимо, на останки ящеров. И то ли почудилось мне в неверном свечении ночного неба, то ли в самом деле горло одного из драконов охватывал металлический обруч. Ошейник? Ожерелье? В этом странном мире и минуты не прожить, не столкнувшись с загадкой. Спросить у кого? Но салар Самех не терпел разговорчиков в строю. Не из самодурства. В пустыне надо больше слушать, чем говорить. Может быть, тогда услышишь, как подкрадывается смерть.

Караван втянулся в ложбину между барханами. Я, как и положено стражнику, старательно вертел головой, но ничего, кроме песка, собранного ветром в волнообразные складки, не замечал. Удивительно, как караван-баши умудряется ориентироваться в этом песчаном океане. Ведь по ночам здесь даже звезд не бывает. А других ориентиров в пустыне нет. И тем не менее Урзуф – жилистый, чернобородый, пропеченный Глазом – уверенно вел караван, словно подчиняясь некоему внутреннему голосу. А может, так оно и было, кто его разберет.

К негромким звукам, сопровождающим караван, – бряцанию сбруи, мягкому топоту копыт, посвистыванию ветра, – уже давно примешивался отдаленный механический стрекот. Беспокойства он ни у кого не вызывал, до тех пор, пока не стал громче и прерывистей. Салар обернулся, зыркнул на меня начальственным глазом и молча показал на вершину ближайшего бархана.

Достопочтенный Самех дал мне шанс загладить вину, отправил на разведку…

Я кивнул и пришпорил бактра. Склон бархана оказался крутоват, и нам с бактром понадобилось время, чтобы оказаться на его вершине. Отсюда стало видно, что ночь близится к концу. Небо на востоке утратило туманную голубизну и налилось белым пламенем. От барханов ползли длинные тени. И от гребня к гребню, почти цепляясь за них колесами шасси, неуклюже перепархивал биплан.

Я смотрел на приближающийся летательный аппарат, не зная, как правильно поступить. Поднять тревогу? Или просто спуститься с бархана и доложить начальнику? Биплан между тем увеличивался в размерах. Движок его тарахтел все сильнее, время от времени захлебываясь. В рассветных лучах был хорошо различим густеющий дымный хвост, что тянулся за крылатой машиной. Я прикинул расстояние – биплан примерно в полумиле минует гребень бархана, на котором торчу я. Вряд ли пилот меня заметит…

Не нужно было долго думать, чтобы понять – аппарат на последнем издыхании. И пилот пытается выжать из чадящей тарахтелки все, что возможно. Дотянуть до ближайшего оазиса, где есть родники и тень под кронами пальм. Посадить машину и покопаться в движке – вдруг удастся починить? Но, опять же, мне, как человеку с техническим образованием, было ясно, что шансов у коллеги-летуна почти нет. Собственно, у него только один шанс выжить – я!