Береника вошла, и сквозь раскрытую дверь в комнату хлынули потоки розового закатного огня, который уже, однако, не в силах был побороть сумерки. Поэтому она первым делом зажгла электричество. Убедившись, что ей так и не удалось уберечь мужа от роковых газетных листов, она бросила укоризненный взгляд на обескураженную вдову и пытливый, полный тревоги взгляд на мужа. Но Попф, к величайшему ее счастью, весело улыбнулся, приветливо помахал ей рукой и очень спокойно сказал:

– Присаживайся, старушка, почитаем вместе… Хорошо, что ты от меня скрыла эту мерзость. А то задал бы я тебе работы!..

Стоит ли говорить, что его внешнее спокойствие не могло ввести в заблуждение Беренику. Но она решила сделать вид, что всерьез обманута его поведением. Когда вдова Гарго, поужинав, ушла домой, Береника поболтала с мужем часок-полтора о всякой всячине и легко договорилась с ним, что разговор о Магарафе лучше всего будет отложить на завтра.

– Не пора ли на покой, дружок? – спросила она таким тоном, как будто ничего особенного сегодня не случилось.

– Ну, что ж, – миролюбиво отозвался он, – поправляться так поправляться.

Береника уже погасила свет и собралась ложиться, когда кто-то негромко постучал во входную дверь.

Конечно, Аврелий Падреле и в мыслях не имел отправляться в Новый Эдем. Ему там ровным счетом нечего было делать.

Его появление в Туберозе, разговор с хозяином гостиницы о Новом Эдеме, отъезд поздним вечером в наемной машине – все это было заранее предусмотренными деталями плана, тщательно продуманного господином Падреле.

Падреле понимал, что всякая шумиха вокруг его прибытия в Бакбук неминуемо отпугнет Попфа. Значит, требовалась особенная скрытность, которой он и добился ценой сравнительно небольшой затраты времени и средств.

И вот примерно через сорок минут после того, как наемная машина на предельной скорости выскочила за черту города Тубероза, очень маленький человечек с чемоданом в руке осторожно постучался в двери дома доктора Попфа.

Густой ночной мрак окутал уже к этому времени заснувший Бакбук. Спала в своей одинокой комнате вдова Гарго, сонно ворочалась на своей перине уставшая от дневных трудов аптекарша Бамболи, которой мешал неожиданно мощный храп ее хилого мужа; спали достойные бакбукские эскулапы, набираясь сил для прилично оплачиваемой помощи своим ближним; тихо посапывали в безмятежной, сладкой дреме местные обыватели и сплетники, так и не проведавшие о том, какой удивительный пациент стучался в эту минуту в двери приезжего доктора.

Где-то на соседней улице послышались шаги случайного пешехода. Тявкнула и замолкла собака. Стучавший замер, несколько секунд простоял без движения, оглянулся, быстро ударил несколько раз в двери костяшками пальцев, подождал и снова постучал. На этот раз громче и дольше.

Наконец он услышал глухо доносившийся из дома женский и мужской голоса. Через несколько мгновений молодой женский голос спросил из-за закрытых дверей:

– Кто там?

– Откройте, пожалуйста, госпожа Попф, – ответил ей вполголоса Падреле, догадавшийся, что это, верно, и есть жена доктора, о которой он слышал от Магарафа. – Я из Города Больших Жаб… С приветом от человека, который очень интересует вашего супруга.

– Девочка?! Одна! В такую позднюю пору!.. – удивилась Береника, которую ввел в заблуждение тонкий голосок лилипута. Она приоткрыла дверь и сказала: – Входи, девочка!

Если бы в прихожей было посветлее, она бы смогла увидеть, как позеленело от этого невольного оскорбления лицо вошедшего. Но в прихожей было все же вполне достаточно света, чтобы Береника могла убедиться, что перед ней не девочка, а, очевидно, один из прежних коллег Томазо Магарафа.

– Ах, извините, пожалуйста, – смутилась она. – Вы, вероятно, друг бедного Томазо Магарафа?

Любой на месте Аврелия Падреле простил бы жене доктора Попфа ее ошибку. Но Падреле-младший, который не знал, что его больше оскорбило, – то ли что его, мужчину за тридцать, приняли за девочку, то ли что в нем – одном из богатейших людей страны – могли заподозрить друга нищего комедианта, – Падреле едва сдержал себя, чтобы не наговорить непоправимых дерзостей жене этого провинциального докторишки.

– Не имел чести! – презрительно пропищал он. – Но мог бы о нем кое-что рассказать.

Он молча двинулся вперед, всем своим видом показывая, что не расположен тратить попусту время на болтовню.

Обиженная его тоном и огорченная своей невольной бестактностью, Береника проследовала за ним туда, где на светлом фоне раскрытой двери показался Попф.

– Этот господин к тебе, – сказала Береника. – Он из Города Больших Жаб… от Томазо Магарафа…

– Это просто замечательно! – воскликнул Попф. – Милости прошу! Вы и представить себе не можете, как кстати вы приехали! Если бы вы только знали, как меня волнует судьба вашего друга!

Падреле, усевшийся было в кресле, не мог вынести это оскорбление вторично. Его желтое лицо еще больше пожелтело. Он соскочил на пол, отвесил подчеркнуто церемонный поклон и, задыхаясь от бешенства, пропищал;