– Я хочу пойти приготовить тебе завтрак, – спокойно ответила Береника, – ты еще не завтракал. Чего бы тебе такого приготовить на завтрак?

– Приготовь мне лилипута, – возбужденно потирал руки Попф, выпустив жену из объятий. – Молодого, здорового и мечтающего о том, чтобы вырасти.

– Брось шутить. Я тебя о деле спрашиваю. Как бы ты отнесся, скажем, к яичнице с ветчиной?

И она ушла на кухню готовить яичницу с ветчиной. А доктор Попф, взволнованный и счастливый, слонялся по столовой не находя себе места. Потом он поднялся к себе в кабинет и ни с того ни с сего начал передвигать письменный стол на новое место; передвинул, увидел, что раньше он стоял удобней, передвинул на прежнее место; уселся в кресло, взял лист бумаги и начал писать письмо, но, не закончив его, на полуслове бросил писать; стал читать какую-то пухлую книжку в ярко-оранжевой кричащей обложке, тут же отшвырнул ее в сторону; вспомнил, что уже дней двадцать не просматривал газет, и, пододвинув к себе внушительную кипу, скопившуюся за этот срок, начал рассеянно перелистывать их. Вдруг его внимание привлекло огромное объявление мюзик-холла «Золотой павлин».

Доктор Попф несколько раз перечитал это объявление, с минуту что-то обдумывал, беззвучно шевеля губами, потом вскочил с кресла, торопливо уложил чемодан, тщательно завернул в вату и спрятал в бумажник несколько стеклянных ампул с зеленоватой жидкостью и спустился в столовую, где его уже ожидала яичница.

– Правда, интересно? – протянул он жене газету с объявлением.

– Очень! – со вздохом согласилась Береника. – Но, увы, это не в нашем проклятом Бакбуке, а в Городе Больших Жаб.

– Что ты говоришь? – притворно ужаснулся доктор Попф. – Скажите пожалуйста! Действительно, не в Бакбуке!.. В таком случае, придется нам, старушка, съездить на парочку деньков в Город Больших Жаб…

Через три часа супруги Попф отбыли из Бакбука. Утром следующего дня они были уже в Городе Больших Жаб, а в девять часов вечера бесконечно счастливая Береника сидела рядом со своим мужем в огромном, залитом светом зрительном зале мюзик-холла «Золотой павлин». Все ее радовало, все ее забавляло, все было совсем не так, как в опостылевшем Бакбуке.

– Правда, очаровательно? Ну, согласись, что это просто прелесть! – перебивала она то и дело доктора Попфа, почти не обращавшего внимания на эстраду.

– Да-да, конечно, – рассеянно отвечал он, – очень здорово! – И снова углублялся в размышления.

Зато он ни на секунду не мог оторвать глаз от сцены, когда на ней появился наконец Томазо Магараф, крохотный, но очень пропорционально сложенный и миловидный молодой человек с повадками и апломбом знающего себе цену бывалого столичного артиста. А артист он оказался действительно универсальный: он лихо и не без приятности сыграл на детской скрипочке менуэт Моцарта, потом на саксафоне – модную песенку «Ты совсем рассыпался, мой старый автокар», презабавно отшлепывая при этом подошвами своих крохотных лакированных туфелек чечетку, потом тоненьким голоском очень жалостно спел другую песенку: «Мамми, моя мамми, я твой милый бэби», вызвав бурю растроганных аплодисментов.

Отвесив поклон публике, он скрылся за кулисами и через несколько секунд с грохотом вернулся на эстраду верхом на низеньком мохнатом пони. Теперь Магараф был уже не во фрачной паре, а в живописном одеянии ковбоя. В правой руке у него было ружьецо, из которого он на полном скаку расстрелял полдюжины фаянсовых тарелочек, подбрасываемых униформистом. Потом он спешился, заставил лошадку лечь и из-за ее спины швырнул в зрительный зал бумеранг. Бумеранг, описав замысловатую траекторию, послушно вернулся к Магарафу и упал у его ног мягко и бесшумно, как осенний лист. Дальше последовало жонглирование разными предметами верхом на пони. Особенно эффектно Магараф орудовал горящими факелами и двенадцатью широкими китайскими ножами.

Важно выслушав аплодисменты, он картинно приподнял свою широкополую шляпу и умчался за кулисы.

У дверей уборной Томазо Магарафа поджидал капельдинер с визитной карточкой некоего доктора Стифена Попфа из города Бакбука. На ее обороте было карандашом написано:

«Ну его! – подумал про себя Магараф. – Вероятно, опять насчет ангажемента. Будет переманивать из «Золотого павлина». Хотя, с другой стороны, с чего бы это: врач – и вдруг насчет ангажемента?»

– Ладно, – сказал он капельдинеру, – передайте, что я завтра в двенадцать буду в ресторане.

И действительно, ровно в полдень они встретились: популярный артист эстрады Томазо Магараф и никому неизвестный провинциальный врач Стифен Попф.

– Дорогой господин Магараф, – не совсем уверенно промолвил Попф, когда они закончили обычный обмен приветствиями, – э-э-э, как бы это вам сказать… – Он придвинулся поближе к Магарафу и продолжал, понизив голос почти до шепота: – Я хочу предложить вам, э-э-э… эксперимент, который, на первый взгляд, не лишен некоторой необычности… Как вы посмотрите, если я, э-э-э, попытаюсь помочь вам вырасти?

– Я думал, что буду иметь дело с джентльменом, – возмущенно произнес Магараф в ответ на слова доктора Попфа и слез со стула, – я думал, что буду иметь дело с порядочным человеком, а вместо этого должен выслушивать неумные шутки по поводу моего уродства! Прощайте, сударь…

Однако доктор не позволил ему уйти. Он почти насильно усадил за стол пылавшего негодованием лилипута и горячо продолжал: