Еще немножко, еще чуть-чуть и…о, чудо! Да возрадуется мой мочевой пузырь. Шерстяной говнюк поднимает свою царскую рыжую жопу и вальяжно отходит от кровати с моей стороны к окну. Фух.

– Стоять, – только я успеваю ступить на освободившийся кусок ковра с моей стороны кровати, как Костя берет меня за руку. – Не надоело сбегать по утрам? – Господи, было-то всего пару раз.

– Я никуда не сбегаю.

– И куда же ты собралась в выходной в семь утра?

– В туалет, блин, – одергиваю руку и не мешкая иду в ванную.

И вот это засада. Ванная, совмещённая с туалетом, находится аккурат около Костиной спальни. И мало того, что в ней нет замка, так еще и, кажется, все слышно. И я не могу. Ну хоть ты тресни не могу это делать, когда понимаю, что он все слышит. Случай в деревне не в счет.

Забегаю в столь нелюбимую мной комнату, мельком смотрю в зеркало и, ужаснувшись своей отечной морды, включаю воду. Наконец, начинаю делать свои дела.

Если я еще раз поддамся на уговоры поесть на ночь сушеной рыбы, то я убью себя собственноручно. А сейчас…а сейчас мне хочется прибить Костю, как ни в чем не бывало вошедшего в ванную и расчехлившего свое хозяйство в раковину. Шикарно. Ему вообще не стремно мочиться при мне?

– Ты тоже малость опухшая. Это все, потому что мы запивали воблу не пивом, а чаем. Пиво выводит воду, а у нас она задержалась.

– Да, точно, дело именно в отсутствии пива, а не в том, что мы сожрали на ночь годовой запас соли и запили его двумя литрами воды и чаем, – не скрывая сарказма выдаю я, сжав ноги.

– Думаешь? – произносит Костя, переводя на меня взгляд. Господи, спасибо за ночнушку, прикрывающую мои коленки.

– Думаю, что в твоей квартире давно пора сделать замки в ванной.

– Это не безопасно.

– А тебе не кажется, что делать это при друг друге ну как бы ненормально, учитывая наше недавнее…сотрудничество.

– В нашем возрасте одна неделя за год. Стало быть, четыре недели за четыре года. А как там говорят, романтика живет три года, значит, можно не деликатничать на четвертый. Все свои.

– Говорят, любовь живет три года, а не романтика.

– Я с этим категорически не согласен.

– Сказал главный романтик года.

– А то. Ладно, выдыхай, Алька, я в курсе, что девочки писают. Ты мне от этого нравишься не меньше. У тебя сейчас хоть и горит от смущения мордашка, но я сделал это намеренно. Ну это ж пиздец как ненормально, что ты гоняешь к себе в сортир по утрам, когда мы ночуем у меня, – да как он…черт возьми! – Заканчивай этот детсад, – как ни в чем не бывало произносит Костя, вытирая свою малость опухшую и небритую морду полотенцем. – Ну, правда, это совсем не по-Гитлеровски, точнее не по-Адольфовски, – убью! – Соберись, женщина. Все-все, выхожу. Расслабляй ноги.

Ну, просто феерический гад. Ну ладно, обаятельный гад. Только я расслабляюсь, оставшись одна, как понимаю, что закончилась туалетная бумага. Да, блин!

– Держи, Мальвинушка, – вздрагиваю на внезапно прозвучавший Костин голос. Этот гад протягивает мне бумагу.

– А я уж было забыла, какой ты романтик.

– Заботушка.

– Премного благодарна.

– А теперь не соблаговолю ли я свалить? Валю. Уже валю.

До сих пор не понимаю, как у него это получается делать. В один миг мне хочется треснуть Костю чем-нибудь тяжёлым по башке, в другой зацеловать. Порой тошнит от столь противоречащих эмоций. И чувство такое странное. Как будто мы живем на две квартиры не какой-то месяц, а года. Ненормально знать почти все привычки друг друга за столько короткий срок. А может нормально? А черт его знает.

Как бы мне ни хотелось в этом признаваться, тем более самой себе, но я оказалась из рода тех женщин, которые наплевали на свои установки, втрескавшись в мужика. Я действительно не понимаю нормально ли то, что у нас все так стремительно завертелось. А еще страшно. Чисто по девичьи страшно, что вот-вот проснусь не от взгляда его бешеного кота, а от того, что все закончилось. Причем по моей вине. Живет во мне еще та часть, которая не верит в то, что все может быть так легко и хорошо. Оно и понятно почему.

В одном вопросе у меня точно нет сомнений – в ненормальности происходящего. Я делаю вид, что пью таблетки, а Костя, что верит мне. При этом мы оба понимаем, что каждый это понимает. Сюр. Но как же это мило, черт возьми. Мило и как-то спокойно, когда тебе не напоминают и не акцентируют внимание на твоих…недостатках.

Знает. Он все знает. И я знаю, что когда-нибудь это закончится. Не скажи Костя своей бывшей, что хочет детей, возможно, я бы не настраивала себя на негатив. А так… негатив сам настраиваться рад.

Но сейчас мне на это пофиг. Пора и лицо привести в порядок. Усмехаюсь в голос, смотря на свое отражение. Вроде как от влюблённости люди меньше едят и хорошеют. Это не про нас с Костей. Жрем, что ни попадя, да еще и на ночь в кровати. Каким-то чудом я умудрилась не поправиться. Но вот отеки после такого количества воды…Красавица.

Тянусь к упаковке и достаю патчи. Вряд ли они с этим справятся, но с ними я выгляжу хотя бы не алкашкой со стажем.

Выхожу из ванной с упаковкой патчей и только хочу завалиться к хлопающему по кровати Косте, как замечаю жирное рыжее чудовище, лежащее сбоку от Костиной головы. И как это выглядит со стороны? Правильно – любящий котик, трется мордочкой о плечо своего хозяина. Но шерстяная паскуда намеренно легла с той стороны его головы, где моя часть кровати. Аккурат между нашими подушками. Куда ж тебя деть, шерстяной?