Приключения политтехнолога и пиарщика в девяносто первом году продолжаются. Весна, школа, девушки, скоро выпускной – можно жить и наслаждаться вновь приобретенной молодостью.
Но не всё так просто. По его следам идёт желающий отомстить серийный убийца. Отец мажора планирует уничтожить наглого школьника, унизившего сына, столичные каратисты – взять реванш, местные бандиты - отомстить.
А ещё надо заработать денег, подготовиться к развалу Союза и грядущим переменам, спасти отца, убитого в бойне девяносто третьего. А потом вывернуть систему наизнанку, и пустить историю по другому пути, используя свои знания технологий выборов и черного пиара…
Но чтобы дойти до этого, надо выжить и победить. Сейчас.
16+
Пролог
Лунный свет падал на темную гладь озера и изливался дрожащей белой дорожкой. Черные кроны деревьев, напоминающие фантастических чудовищ, угрожающе нависли над недостроенной фермой на холме. Шевелящиеся под порывами прохладного весеннего ветра сучья напоминали когтистые лапищи, распростертые в отчаянной попытке схватить жертву. В ночной мгле, сквозь лохмотья кустов серым мутным пятном выделялось заброшенное здание. Разбитое основание бетонного забора открывало вид на мусорную кучу, с гордо реявшим на вершине как пиратский флаг обрывком бумаги. Рядом валялся наполовину вросший в землю ржавый и давно прогнивший кусок железа, ранее бывший частью тракторного корпуса. Жуткую давящую тишину нарушал еле слышный шорох клочка скомканной газеты, катящегося на неровной, усеянной втоптанными бычками, земляной поверхности.
В темном провале окна недостроенного слада неожиданно мелькнул белый луч. Высокий мужчина в сером плаще, отложив фонарик так, чтобы он освещал часть помещения, устало опустился на бетонную плиту возле спортивной сумки, привалившись спиной к стене.
В углу поломанной куклой в кровавой луже лежало тело девушки-подростка. В уголке голубого глаза прозрачной горошинкой застыла слезинка, миловидное лицо искажено гримасой боли и страха, сквозь лохмотья изорванной одежды белело молодое упругое тело.
Мужчина хищно усмехнулся, разглядывая жертву. Окровавленный нож выпал из разжавшихся пальцев, безумные расширенные зрачки начали медленно приобретать осмысленное выражение.
Маньяк откинулся назад, и устало смежил веки, отдаваясь чувству отката. Звериная ярость и животная страсть, затопившие всё тело от макушки до кончиков пяток, спадали, сменяясь теплым чувством расслабленного удовлетворения хищника, сожравшего убитую добычу…
Девичью фигурку, в вечернем сумраке свернувшую на тропинку, ведущую к вокзальной станции, он увидел сразу.Украдкой оглянулся по сторонам, не заметил никого поблизости и догнал решительно шагающую девушку у подножия лесистого холма. Темно-серая, видавшая виды курточка, неумело обрезанная выше колен в черных колготках мышиная юбка, стоптанные осенние ботиночки, в руках большая старая сумка — типичная обитательница Лисово, небольшого поселка, расположенного на самом краю Пореченского района.
Девушка услышала стук шагов сзади, остановилась и резко обернулась. В голубых глазах светилась неприязнь и настороженность, русые локоны неряшливой волной ниспадали на плечи, симпатичное личико в россыпи веснушек нахмурилось как грозовая туча. На вид лет пятнадцать-шестнадцать, не больше.
— Тебе чего, дядя? — подозрительно прищурилась девчонка.
— Ничего, — доброжелательно ответил маньяк. — Ты же на станцию идешь, верно? Я тоже туда направляюсь.
— На станцию, — настороженно подтвердила девушка. — А что?
— Так пошли вместе, — предложил мужчина. — Вдвоем дорога веселее, поговорим о том, о сём, не заметим, как время пролетит.
— О чём мне с тобою разговаривать? — насмешливо фыркнула русоволосая. — Староват ты для меня, дяденька.
— Скоротаем путь до станции и всё. Придем — разойдемся.
— Хорошо, уговорил, — нехотя кивнула девчонка. — Пошли тогда. Боюсь на электричку опоздать.
Разговорить девчонку не составило труда. Маньяк обладал артистизмом, врожденным обаянием, умел нравиться и располагать к себе людей. Девушка-подросток сначала косилась недоверчиво, отвечала общими фразами, но после пары рассказанных смешных историй, растаяла. Её звали Люда Ивашова. Мать умерла два года назад от сердечного приступа, алкоголик-отец привел в дом новую зазнобу, такую же любительницу спиртного, часто распускающую руки на падчерицу. Люда уже несколько убегала из дома, попадала в приемник, в детский дом она ехать категорически не хотела, о пьянках отца и побоях мачехи молчала, и её каждый раз возвращали в семью. Днем девушка окончательно поругалась с предками, и, пользуясь их отсутствием, взяла имеющуюся наличность и решила уехать к двоюродной тетке, жившей в Москве. По проскользнувшей на лице Люды тени сомнения, уверенности, что её примут, не было. Идеальная жертва — девочка из неблагополучной семьи, много раз убегавшая из дома, и никому, по большому счёту, не нужная…
На безлюдной развилке у леса, в двух километрах от заброшенной фермы, маньяк начал действовать. Извинился, попросил подождать, пока отольет, и скрылся за кустами. Достал платок, капнул хлороформом из заранее приготовленного маленького флакончика и вернулся. Остальное было делом техники. Захватил онемевшую от такого поворота Люду локтевым сгибом, прижал платок к лицу. Дождался, когда дергающееся и пытающее сопротивляться тело обмякнет, закинул девчонку на плечо, нырнул в лес и бодро зашагал к заброшенной ферме…
Маньяк встрепенулся. Как всегда, после убийства очередной жертвы, его распирала безумная черная энергия вместе с желанием оставить очередное послание тем, кто идёт по следу.
Он достал ученическую тетрадку из спортивной сумки, выдернул листок. Вытянул из бокового кармашка самодельное металлическое стило. Подошел к девчонке, замер на секунду, разглядывая неподвижное тело.
В остекленевших голубых глазах навеки застыли ужас и отчаяние. Русые, разметавшиеся по сторонам локоны слиплись от натекшей крови. Жизнь уже покинула полуобнаженную девчушку в растерзанной в лоскуты курточке и сорванной юбке, но тело ещё было теплым и податливым. Маньяк хищно улыбнулся и облизнулся, снова почувствовав всплеск почти угасшего возбуждения. Макнул стило в лужу крови и аккуратно, стараясь не запачкаться, начал старательно писать.
Закончил, полюбовался на прочитанное и почти с любовью, нежно опустил на истерзанную грудь послание. Неровными кровавыми буквами на листке было написано:
«Женщина есть тварь хилая и ненадежная. Сосуд греха, вместилище порока».
Убийца замер и опять встрепенулся, вспомнив лицо своего Врага — наглого мальчишку, посмевшего сопротивляться, сорвать кропотливо создаваемую на долгие годы личину простого работяги. Хорошо, что имеются другие варианты, созданные как раз на такой случай. Но за это пацану придется ответить…