Не вовремя вернувшись домой, застаю мужа с любовницей.
Но плакать не буду!
— Ты… ты что, уходишь?
— Я? Ухожу? С чего ты взял?
— Ну... ты же… собираешь чемодан…?
— Так я твой чемодан собираю, Кеша. Ты просто еще не в курсе, но это ты — съезжаешь! Ты освобождаешь мою квартиру!
— Но это не твоя квартира!
Да, да, так я узнала, что пять лет платила ипотеку за его мамО, квартира, ради которой я надрывалась, принадлежит свекрови!
Мой муж, непризнанный гений литературы, выставляет меня вон. Но я этого так не оставлю! Я буду бороться!
Готова всё высказать его маман, которая с наглым видом заявляет:
— А я говорила!
А потом… а потом происходит то, что переворачивает мой мир с ног на голову, потому что моя свекровь оказывается свахой!
В тексте есть: измена, предательство, развод, настоящий мужчина, юмор, счастливый финал
Глава 1. Маркес и его Муза
Глава 1. Маркес и его Муза
Ключ поворачивается в замке слишком легко. Слишком. Это уже странно.
Обычно я захожу как спецназ: плечом в дверь, вспоминая кое-кого не злым тихим словом. Кое-кого — это, конечно, мужа.
Иннокентия Великолепного.
Или просто Кешу.
Замок заедает с весны. Кеша, конечно, обещал смазать, починить, поменять — что-то там из мира бытовой магии.
Но потом сказал свою любимую фразу: “Я писатель, Луша. Я не могу опускаться до работы слесаря”.
Луша — это я. Вообще-то, Лукерья. Лукерья Ильинична Луговая — фамилия девичья. Моим родителям казалось, что дать дочери редкое имя Лукерья очень круто.
Спасибо им, конечно. Я хотела поменять, потом поняла, что привыкла, смирилась, отработала это на сеансах психотерапии сама с собой и пришла к тому, что в том, чтобы быть Лукерьей или Лушей, есть какая-то прелесть. Не знаю, правда, какая, но она есть.
Итак, я Луша, мой муж Кеша.
И он реально считает себя писателем.
Говорят, художник — от слова “худо”. От какого слова писатель, мне даже страшно произнести, но — таки да. Мой Кеша — именно от этого слова.
В общем, бросил мой писатель Кеша красивую фразу про слесаря. И всё. На этом его вклад в создание домашнего уюта закончился.
Бытовой импотент, сто процентов. И вроде бы я смирилась, но…
Боже, дай мне знак!
В чем же дело? Сегодня — ни тебе заедания, ни хруста, ни танцев с бубном.
Просто — чик , и я в квартире. Тихо. Подозрительно тихо.
Сначала. А потом — звуки.
Нет, не телевизор. Не музыка. И точно не медитация.
— Кешенька… ты как тигр… ммм… я вдохновлена…
— Я чувствую, Муза, чувствую… — отвечает он томным, почти театральным голосом. — Ты меня так раскрываешь…
Открываю рот. Не могу вдохнуть. Сердце тормозит, а потом резко запускается — и бьет в виски. Руки сами сбрасывают сумку.
Я иду в спальню. Нет, я лечу туда, как богиня гнева. Кали, черт побери!
Влетаю и… И вижу.
— Здрасьте, — говорю спокойно. — Ну, наконец-то. Мой гений, мой Маркес нашел свою Музу.
Картина маслом.
На кровати — мой Кеша, чистый, как белый лист. То есть голый. Абсолютно.
А сверху — барышня. Молодая. “Йуная”! Вся в кружевах и вдохновении.
С ресницами, которые можно сдавать в аренду — как шторки.
Замираю в дверях. Смотрю, словно хочу сфотографировать эту сцену на память.
В голове — странная, звенящая пустота. Никаких слез, истерик, разбитых тарелок не будет однозначно.
Просто... что-то выключилось. Как свет в ванной, когда перегорела лампочка.
Я даже не знаю, что меня зацепило сильнее — его довольная морда или то, как эта профурсетка смотрела на него.
С восторгом! Да!
Как будто он не Кеша из Бирюлёво, а, прости господи, Хемингуэй! Пелевин, блин.
Лукьяненко в носках!
Где-то внутри всё медленно сжимается, как белье в машинке на отжиме, но снаружи — полное спокойствие.
Стою, смотрю на них — и только одно понимаю наверняка: после этого момента ничего уже точно не будет по-прежнему
И мысль в голове — ты же хотела какой-то знак? Вот тебе и знак!
Кеша подпрыгивает:
— Луша?! Ты что тут делаешь?!
— Домой пришла. Представляешь? К себе домой. В свою квартиру. Да, у меня тут даже зубная щетка. И тапочки. Потому что я здесь, Кеша, живу.
Муза вскрикивает как-то запоздало и начинает скакать по комнате в поисках трусов.
Я ее не трогаю. Смысл?
Она пищит, как крысеныш, которому наступили на хвост, хватает с пола какие-то тряпки, кеды и просачивается мимо меня к выходу.
Даже глаз не поднимает — исчезает, растворяется в коридоре, оставив после себя запах приторных карамельных духов и ощущение абсурдности происходящего.
Я ее не останавливаю. Не до нее. У меня другая цель.
Чемодан!
Быстро шагаю к шкафу, достаю из верхнего отсека потрепанное, пластиковое чудовище и начинаю складывать вещи.
Кеша дергается, накидывает на себя плед — резким, театральным движением, как будто он не застукан с любовницей, а защищает честь на дуэли.
Красивый, зараза.
Всегда был.
С правильными такими скулами, чуть волнистыми волосами, глазами цвета утреннего кофе и телом, которое выглядит так, будто его лепили с натуры для курса “Пластическая анатомия”.