Гуйшэн не понял ничего из того, что говорил У-лаое, он просто стоял в углу большого зала, испытывая трепет и страх.

Дядя Утиное Перо повернул разговор в понятное для всех русло:

— Пятый Господин, когда мы будем собирать тунговые плоды?

У-лаое рассмеялся:

— Если мы хотим разбогатеть на торговле с иностранцами, надо поторопиться. Раз уж они ждут, пока китайское тунговое масло покроет их военные корабли, чтобы начать войну, смеем ли мы тянуть? Можно хоть завтра, хоть послезавтра. Я и сам хочу пойти посмотреть, а заодно мы с Сы-лаое развеемся и подстрелим парочку зайцев. Гуйшэн, в этом году на южном склоне много ли зайцев? Пока погода хорошая, поспешим. Завтра же и начнем!

Гуйшэн ответил:

— Раз уж говорите завтра, так завтра. Я у себя дома заварю чай, чтобы вы с Четвертым Господином, когда утомитесь, смогли передохнуть. Если это все, то я пойду.

— Ступай, — сказал У-лаое и добавил: — Ямао, снаряди ему с собой цзинь соли и два цзиня кускового сахара.

Гуйшэн поблагодарил У-лаое и как раз повернулся к выходу, когда Сы-лаое вдруг вмешался в разговор и спросил:

— Гуйшэн, а ты женат?

Вопрос прозвучал настолько внезапно, что Гуйшэн не знал, что ответить, глядя на этого отставного офицера, он только качал головой и глупо улыбался. Вспомнив, наконец, несколько расхожих поговорок, изрек:

— Баба-баба, волос долгий, а язык острый; бабий язык, куда ни завались, достанет; женишься раз, а плачешь век.

Ямао добавил:

— Мы его уговариваем найти себе пару, но он боится попасться в сети и не решается жениться.

На это Четвертый Господин спросил:

— Гуйшэн, чего ты боишься? Что в женщинах страшного? Ты и непохож на того, кто убоится жены. Слушай, если кто-то тебе понравится, женись. Это же хорошо, когда дома жена, не понимаешь разве? Давай, смелей!

Гуйшэн все еще глупо улыбался и, вспомнив недавний разговор на кухне, тихо ответил:

— Кому что на роду написано, от судьбы не уйдешь, — и удалился вместе с Ямао.

Сы-лаое, ухмыляясь, обратился к У-лаое:

— Гуйшэн красивый парень, не находишь?

На это У-лаое ответил:

— Тупица! Возьмет в дом жену и, боюсь, не будет знать, что с ней делать!

Гуйшэн тем временем с сахаром и солью в руках решил пойти домой длинной дорогой через лавку у моста. Когда он добрался туда, то обнаружил, что хозяин отправился в город за товаром, и в доме осталась только Цзиньфэн: сидя рядом с большим чаном для вина, она прошивала тканевые подошвы обуви. Заметив Гуйшэна, девушка улыбнулась ему в знак приветствия. Гуйшэну было немного не по себе, стоя перед прилавком, он нащупал трубку, кремневую зажигалку и закурил, чтобы успокоиться, а затем безразличным тоном спросил:

— Хозяин скоро вернется?

— Гуйшэн, а ты тоже был в городе? Что это у тебя в руках? — спросила Цзиньфэн.

— Цзинь соли и два цзиня сахара, это У-лаое мне подарил. Я был в поместье, сообщил ему, что пора собирать тунговые плоды.

— Вижу, ты ладишь с У-лаое.

— Еще из города приехал Сы-лаое, завтра они собираются в горы охотиться на зайцев… — тут Гуйшэн вспомнил, что ему говорил Сы-лаое, и не сдержал смешок.

Цзиньфэн, не понимая, почему он смеется, снова спросила:

— Какой он, Сы-лаое?

— Он большой военный чин, говорят, был командиром, военачальником, но из-за тяги к развлечениям потерял свой пост.

— Богатые все так живут: командиры, торговцы — все одинаковые. У нас в городе Пуши был один купец, владел магазином «Юаньчан». Десять больших плотов крупного леса он сплавил вниз по реке Хунцзян до уезда Таоюань [50] — и все спустил за одну ночь.

Гуйшэн знал эту историю, и обычно, когда мужчины рассказывали ее, то прибавляли, что «плоты унесло между женских ног», поэтому у него вырвалось:

— Всё из-за женщин.

Цзиньфэн побагровела и бросила на Гуйшэна укоризненный взгляд:

— Как это всё из-за женщин! Ты много женщин-то видел! Женщины бывают хорошими, бывают плохими, как и мужчины, не надо подходить ко всем с общей меркой!

В это время на дороге показались три человека. Пройдя по мосту, они остановились под соломенным навесом перед входом в лавку, скинули с плеч товары, высекли огонь и закурили, посматривая, чем можно перекусить. Купив по чашке вина, разделили на троих кукурузную лепешку. Гуйшэн хотел продолжить начатый с Цзиньфэн разговор, но не знал как. Посетители не торопились продолжить путь, поэтому Гуйшэн спустился под мост, где вымыл руки и ноги. Когда через некоторое время он вернулся, путники как раз собирались уходить, и самый молодой из них, одетый с претензией на щегольство, бросал многозначительные взгляды в сторону Цзиньфэн и улыбался. Расплачиваясь, он нарочно обнажил прикрытую вышитым набрюшником большую серебряную цепочку и, будто обращаясь к самому себе, сказал: «Сердце нельзя купить даже за тысячи серебряных слитков. Легко получить бесценные сокровища, сложно найти любящего мужа» [51] . Трое ушли, а Цзиньфэн молча, опустив голову, села на чан с вином, и ее мысли витали далеко-далеко. Гуйшэн хотел возобновить незаконченный разговор, но не мог подобрать слова.

Только спустя время, подумав о хорошей погоде, он сказал:

— Цзиньфэн, ты же любишь каштаны. На горе масляные каштаны уже созрели, потрескались. Пару дней назад я поставил ловушку, утром прихожу — а там белка склонилась над ней и грызет каштан. Меня увидела и спокойно поскакала прочь, такая забавная! Приходи завтра собирать каштаны, вся земля ими усыпана!

Цзиньфэн не обращала на него внимания, она все еще злилась на путника за дерзость. Гуйшэн этого не понял и продолжал говорить: