Он, наверное, действительно такой донкихот, подумала она. Если он это сделал, если он послал клиента к черту всего лишь потому, что тому не понравился негр в городке. Кто бы мог подумать такое о Лео Рансибле?

Вчера вечером все казалось совсем простым и даже банальным. Ее муж приехал домой вместе с негром-механиком, которого он знал много лет, любил и уважал. А в городе жили исключительно белые. «Лилейно-белое» сообщество. Она сама первым делом подумала о том, что скажут соседи. А сам Чарли шутил за ужином о падении цен на недвижимость.

И конечно же, местный агент по недвижимости позвонил им в тот же вечер, он был очень расстроен и сердит, накричал на них. Уолт, стоя в холле с телефоном в руке, сказал совершенно правильную вещь; он велел агенту по недвижимости пойти заниматься своей мелкой торговлей, сказал, что человек имеет право пригласить к ужину кого угодно, будь то негр, еврей или марсианин. Упоминал ли Уолтер евреев? Она уже точно не помнила. В общем, произошел конфликт гуманистических ценностей и капиталистического цинизма, причем Лео Рансибл, имевший репутацию человека, замешанного в темных делишках, представлял вторую сторону.

Но теперь… она представила, как Рансибл выгоняет друга из дома, произносит гневную речь, а затем, как только гость уходит, идет к телефону, звонит ей и Уолту и занимает прямо противоположную позицию. Они сумасшедшие, сказала она себе.

Они оба, Лео и Джанет, просто идиоты. Настоящие безумцы. И они действительно злы на нас. «Если это дорого им обошлось – или они так думают, – они не сразу это переживут. Я знаю, если бы я была на их месте, я бы долго лелеяла обиду из-за большой суммы денег».

Если бы он вел себя рационально, подумала она, он бы не винил нас; он понимал бы, что сам несет ответственность. Это мы с Уолтом заставили его высказать свое мнение клиенту? Разве мы? Но, думала она, люди не рациональны – они эмоциональны. В любом случае, решила она, они ничего не могут нам сделать, кроме как не подать руку для рукопожатия или не предложить подвезти в сырую погоду. Рансибл не имеет большого веса в этом обществе. В социальном плане он изгой. Честно говоря, пренебрегая нами, они потеряют больше, чем мы.

Какой смех, решила она. Рансиблы пренебрегают нами!

Уолт Домброзио увидел впереди красную неоновую вывеску. Придорожный бар на окраине Стинсон-Бич. «Смогу ли я доехать нормально? – спросил он сам себя. – Если выпью пару рюмок? Мне правда хреново».

Он съехал с дороги на гравийную обочину, остановился, выключил фары и заглушил двигатель. Выйдя из машины, он сунул руки в карманы и двинулся к бару.

Старая история, думал он, открывая дверь. Проблемы с женой. Бармен наверняка слышал эту историю уже миллион раз. Эти красные знаки вдоль шоссе, приглашающие мужчину остановиться на минутку, чтобы припасть к живительному источнику и забыть про все проблемы. Бармен – мускулистый волосатый мужик с сигарой в зубах – был, казалось, увлечен своей газетой. Он сидел сгорбившись, курил и читал, не обращая внимания на трех-четырех клиентов.

Ему все равно, подумал Домброзио. Он не станет меня слушать, он занят. Евреи, подумал он. Я мог бы пожаловаться на евреев. Обычный разговор в баре. Выбить почву у меня из-под ног и одновременно бить себя в грудь и рыдать от того, как плохо относятся к его собратьям. А у кого спросить, правильно ли я поступил, дав ему отповедь?

«Ну и к кому ты пойдешь? – спросил он себя, присаживаясь на барный стул. – К священнику? К психоаналитику?» Шерри порой ходила к психоаналитику в Сан-Франциско. Но это для женщин, да и дорого. К священнику, подумал он. Очень смешно. В Каркинезе есть священник. Если бы я пошел к нему, что бы я сказал? Какого рода мои колебания в вере?

Бармен отложил газету и сигару, оперся большими плоскими ладонями о стойку и выжидающе посмотрел на Домброзио.

– Какой скотч у вас есть?

– «Кроуфордс». – Бармен оглянулся на полки.

Этого виски он не знал, но все же согласился.

– Отлично. Налейте скотча с водой, безо льда.

– Еще «Тичерс» есть.

– Нет. «Кроуфордс» подойдет.

И подумал: «Какой же я идиот, делаю вид, что знаю, о чем речь. И мне это обходится в десять лишних центов за стакан, я плачу за то, что я идиот, потому что я бросаюсь названиями, которых не знаю».

– А как, по-вашему, – спросил он, когда бармен принес виски, – «Кроуфордс» – хороший скотч?

– Я не любитель скотча, – отозвался бармен.

– Лучший скотч, который я знаю, – сказал Домброзио, – это «Катти Сарк».

Он никогда его не пил, но видел рекламу в журналах, которые приносила домой жена.

– Ну, как вам сказать, – ответил бармен, пробивая чек, – сюда приходят и заказывают скотч конкретной марки, «Баллантайн», например, или вот «Катти Сарк», или «Олд грауз». Но уже третий стакан я просто наливаю из ближайшей бутылки, будь там «Тичерс» или еще что. И им уже все равно.