– Борода-борода, что ещё за ерунда? Не было никакой бороды. Это у вас семейная галлюцинация была из-за несвежих шампиньонов. Морок бородатый. А я вам его мигом сняла, – долго внушала Смирновым рыжая травница, но при этом Сене всё время весело подмигивала.

А на следующий день Сеня сел на первом уроке за парту с новой рыжей девочкой, которую только позавчера в их класс перевели.

– Света, прости меня, пожалуйста. Я больше никогда не буду дразниться.

– Я знаю, – сказала Света и улыбнулась. – Рыжих дразнить чревато. Классная была борода?

– Классная! Барбаросса шиммия. Я даже чуть пиратом не стал, – сказал Сеня. Но тут прозвенел звонок, и начался обычный урок в обычной школе.

Это я. Мне семь лет, я катаюсь на трёхколёсном зелёном велосипеде по двору и дразню собак за забором, показывая им язык и стуча палкой по прутьям. У меня нет переднего верхнего зуба: вчера он застрял в ещё совсем зелёном яблоке, чуть хрустнул и выпал на мою ладонь. Я вам улыбнулась! И теперь скажу: меня зовут Ксюша.

Я не знаю, кого я больше люблю: деду или море. Деда очень сильный, смешной, и с его плеч мне видно столько всего вокруг. Особенно море! Синее, зелёное, чёрное, белое, которое всё время шумит, шуршит, болтает, как и я, и в него не больно падать. Хорошо, что деда живёт на море и мне не нужно выбирать, к кому ехать в гости.

Когда на улице сыро, деда носит вязаную жилетку. А на улице сыро почти всегда, поэтому и жилетка почти всегда – на деде. За крупные нитки, толщиной с мои пальцы, зацепился значок. Это маленький велосипед, и деда с ним никогда не расстаётся. Значок много значит для деды.

Вчера, когда мы жарили макароны с сыром на сковородке, положив сверху каждой тарелки по большой лопате салатного листа (потому что мама просила нас есть больше овощей и зелени), деда рассказал мне историю значка. Я старалась запомнить каждое слово! Поэтому скорее слушайте.

Когда-то деда был совсем маленьким. Почти как я, только он был мальчиком. Уже тогда он жил у моря! И летом, и зимой, и в субботу, и когда деда шёл в школу, волны щекотали и кусали берег, прятавшийся под водорослями, и дедушке тоже было немного щекотно и весело. Днём деда купался в море, или сидел на пляже и разглядывал волны и барашков, или уговаривал соседа-рыбака взять его с собой в лодку, полную салатных от тины и времени сетей. Делать у моря всё проще – и читать учебник, и учить таблицу умножения, и драться.

Это было днём, а по ночам, перед сном, деда слышал, как море шумит и плещется. Ведь его дом стоял на самом берегу. Маленький деда затихал на подушке, всматриваясь в зелёную, тёмную от ночи штору, пытался разобрать слова, которые произносили волны, и очень быстро засыпал.

И вот однажды – летом, среди ночи – он проснулся, потому что море стихло. Море больше не шумело, не шуршало и не билось о берег. Деду разбудила тишина.

Сперва он выглянул в окно, чтобы посмотреть, что случилось. Потом выбежал на улицу. Море исчезло! Зелёное летнее небо висело одеялом. Оно увидело деду, его испуганный взгляд, большие круглые глаза, но только развело руками, пожало плечами и повернулось на другой бок спать дальше. Мол, ничего не видело, ничего не знаю. Я – небо, я сплю. Пляж тоже молчал, ветер застенчиво покачивал листьями на платанах и развалившимися щупальцами салатных водорослей. Словно глубокая тарелка, берег стоял без моря. И ещё зачем-то молча светила луна.

Вот вы бы что сделали, оказавшись ночью на берегу пропавшей речки или озера? Я бы заплакала. А мой деда даже носом не шмыгнул. Он подбежал к лежакам, вышкам спасателей и замкам из камней, оставшимся на пляже с вечера, потрогал высохшие камни в ярком мху, почти светящемся в темноте, понюхал песок, поискал следы, приложил ухо к земле и решил найти море, пока весь город не проснулся и не расстроился. Вот таким смелым был мой маленький деда!

Но куда море могло деться? Кто мог видеть, как оно пропало? Сторожа на пляже не было, спасатели вечером закрывали ставни избушки на пляже и уходили домой. Деревья за домиками на берегу сонно покачали кронами – они ничего не видели. Но в домике в начале дединой улицы, в самом маленьком и с живой изгородью вместо забора, жил музыкант. У музыканта была бессонница, и он часто не спал по ночам. Деда подумал, что он наверняка что-то видел или слышал.

В окошке музыканта горел свет и звучала тихая музыка. Кажется, это была репетиция новой мелодии для концерта – она, словно шелест ветра между веточек зелёной, только выпустившей листья ивы, щекотала бока окну и раскачивала романтичные шторы. Деда заглянул в дом и попросил музыканта его впустить. Тот, конечно, удивился, отложил скрипку в сторону и открыл деде дверь. Музыкант спросил, хочет ли он чаю или конфет, а потом спросил, почему деда не спит в своей кровати в такой час. На часах была ночь.

Музыкант был растерян, очень мил и совсем не знал, как разговаривать с детьми. Но деда ему помог: он ткнул пальцем в окно, в место, где ещё недавно плескалось море, а теперь остались только мокрые салатные водоросли.

– Я проснулся от тишины, – сказал деда.

– Так-так, – заволновался и закружил по комнате музыкант. – Я тоже почувствовал что-то неладное.

Деда начал кружить по комнате за музыкантом.

Небо за окном бледнело, перекатываясь на другой бок. Музыкант поправил ему зелёное одеяло, высунув руку в окно, и звонко стукнул себя по лбу: