Шрифт:
Как величественный кондор, парила музыка Перселла на высоких просторах темноты.
Он никак не мог понять. Что хотел сказать художник этим черным миром вне времени, этим загадочным светом и лившейся с высоты музыкой? Что именно он хотел нам передать?
20:45
Невероятно. Вот они. Девочка, стоящая на цветах. Двое толстых уродливых мужчин. Два рисунка: первый — пастелью, второй — китайской тушью. Зачеркнуты они не были. Она нашла их случайно, разыскивая перечеркнутые рисунки.
«Падение цветов» и «Монстры», — думала мисс Вуд, не в силах поверить своим глазам, — самые интимные работы ван Тисха, основаны на старых рисунках его отца, и никто этого не знает, даже Хирум Осло. Никто не позаботился о том, чтобы основательно изучить наследие Морица. Быть может, даже сам ван Тисх об этом не подозревает. Мориц хотел, чтобы он рисовал, чтобы был признанным художником, каким сам он никогда не смог стать. Но маленький Бруно рисовать не умел. Поэтому он перенес в свое искусство некоторые рисунки отца. Своего рода компенсация…»
Она отложила эти рисунки в сторону и смотрела дальше. Отошедший на несколько минут Зерицкий вернулся, нагруженный новыми папками, плюхнул их на стол, подняв тучи пыли, и начал развязывать шнурки.
— Это последние, — сказал он. — Больше у меня нет.
— Ван Тисх же видел эти рисунки, когда был маленьким, правда? — спросила Вуд.
— Наверное, да. Он никогда мне об этом не рассказывал. А почему вы спрашиваете?
Она не ответила. Наоборот, задала еще один вопрос:
— А кто еще их видел?
Зерицкий растерянно улыбнулся:
— Так подробно, как вы, никто. Ну, кое-какие исследователи смотрели по верхам, может, одну или две папки… Но что именно вы ищете?
— Еще один.
— Что?
— Еще один. Третий.
«Не хватает одного. Третьей самой важной работы. Она должна где-то быть. Это не должна быть точная копия одной из картин «Рембрандта». Вообще-то оба других рисунка тоже не являются точной копией работ ван Тисха… Девочка, например, не обнажена, и у ее ног нет нарциссов… но ее поза точно такая же, как у Аннек… Должно быть что-то общее с одной из картин: персонаж или группа людей… Или, может…»
— Послушайте, успокойтесь, — попросил ее Зерицкий. — Вы швыряете рисунки на пол…
«Поклянись, что найдешь его… Поклянись, что найдешь… Поклянись, что в этот раз ты не ошибешься…»
Ей постоянно попадались зачеркнутые этюды: всегда четыре креста и две вертикальные линии. Но в данный момент ей некогда было расшифровывать значение этого еще одного невероятного совпадения. Самой странной загадкой — как смог Художник получить доступ к этим рисункам — заниматься тоже было некогда. Может, он как раз был одним из «исследователей», о которых говорил Зерицкий? А если доступа у него к ним не было, по какому тогда принципу он выбрал третью картину, которую собирался уничтожить?
Пожалуйста, все в свое время.
На последнем эстампе в этой папке был изображен цветок. Вуд отбросила его резким движением, вызвав ярость Зерицкого.
— Эй, вы их порвете, если будете так с ними обращаться! — воскликнул историк и протянул руку, чтобы забрать рисунки.
— Не прикасайтесь ко мне, — прошептала Вуд. Но ее голос был скорее не шепотом, а шипящим звуком, горловым скрипом, который заморозил кровь в жилах Зерицкого. — Не пытайтесь ко мне прикоснуться. Я скоро закончу. Клянусь.
— Ничего, — пробормотал Зерицкий. — Можете не торопиться… Чувствуйте себя как дома…
«Она, наверное, больная», — подумал он. Зерицкий не был человеком рутинным, но одиночество придало его жизни некую сонливость. Все непредвиденное (например, сумасшедшая женщина, рассматривающая рисунки у него дома) приводило его в ужас. Он начал продумывать план, как подойти к телефону и позвонить в полицию так, чтобы эта психичка ничего не заметила.
Вуд открыла следующую папку и забраковала две деревенские зарисовки. Ночной лес углем. Рисунки птиц. Натюрморты, но ни одного освежеванного быка. Девочка, упершая руки в бока, но на «Девочку в окне» она не похожа…
20:50
Идя по проходу, Босх разглядел одного из охранников. Его красный бедж был едва заметен при слабом цокольном освещении. Лицо было смазано тенями.
— Господин Босх? — сказал он, когда Босх представился. — Ян Вуйтерс.
— Как тут все, Ян?
— Спокойно пока.
За спиной Вуйтерса вздымался резким линейным сиянием распятый «Христос». Из-за перспективы казалось, что он парит над головой Вуйтерса, словно тот был предметом особого божественного покровительства.