Через некоторое время она пошла в том же направлении, что и машина скорой помощи.

Чуть более чем в четырёх милях к юго-востоку, на Нью-Кросс-роуд в Дептфорде, в универмаг Woolworths поступила партия кастрюль — дефицитного товара в военное время. Слух быстро разнёсся, и у магазина выстроилась длинная очередь домохозяек. Этот филиал Woolworths занимал большое четырёхэтажное здание. Суббота была самым оживлённым днём, а обеденное время — самым загруженным часом. Многие женщины пришли с детьми; многие из них толпились у прилавка с конфетами. Молодая мать с двухмесячным младенцем на левой руке, шедшая по Нью-Кросс-роуд навстречу легендарной "раздаче кастрюль", вспоминала сорок лет спустя «внезапную, безвоздушную тишину, будто перехватило дыхание».

Когда объект преодолевает звуковой барьер и продолжает движение с превышением скорости Маха (767 миль в час), он тянет за собой шум звукового удара, как моторная лодка — волну от носа. В 12:25 — точное время Кэй запомнила, потому что потом увидела его в официальном отчёте — она услышала громкий хлопок в небе, похожий на фейерверк, а спустя несколько секунд — отдалённый, но тяжёлый удар, как будто с силой захлопнулась массивная дверь. Затем раздался свист ракеты. Все вокруг остановились и подняли головы.

Ракета Фау-2 попала точно в центр здания Woolworths и пробила все этажи, прежде чем взорваться, оставив воронку глубиной в тридцать футов. Большинство жертв погибли мгновенно — в самом Woolworths, в соседнем магазине Co-operative, в лавке тканей напротив или в автобусе № 53, где мёртвые пассажиры так и остались сидеть прямо, с внутренностями, разрушенными ударной волной. Погибли сто шестьдесят человек.

Бэнфилл, Брайан Джон, 3 года; Бэнфилл, Флоренс Этель, 42 года…

Браун, Айви, 31 год; Браун, Джойс, 18 месяцев; Браун, Сильвия Розина, 12 лет…

Гловер, Джулия Элизабет, 28 лет; Гловер, Майкл Томас, 1 месяц; Гловер, Шейла, 7 лет…

Перед Кэй над крышами начал подниматься тонкий, размытый столб коричневого дыма.

Во время и после войны шли споры — что страшнее: Фау-1 или Фау-2? Фау-1 можно было увидеть и услышать, и она начинала падать, когда заканчивалось топливо — был шанс укрыться. Фау-2 же падала без предупреждения. Большинство называло более страшной именно её — Фау-2. Она вызывала нервозность, и не давала ни капли времени на спасение. И ее вид казался жутко футуристическим — предвестником новой эры, созданной врагом, которого казалось, уже победили. Думаешь, что еще может у Гитлера в рукаве.

Кэй задумчиво смотрела на дым несколько секунд, сделала два шага назад, затем резко повернулась и направилась прочь, лавируя между зеваками, не обращая внимания, кого толкает, и хаотично в ответ на проклятия.

Характерные двойные взрывы эхом разнеслись по всему Лондону. Переходящие мимо в субботних суматохах с поникшими головами, напряженными лицами и приглушенными голосами. Когда Фау-2 впервые начали падать в сентябре, власти сказали, что это взрывы газовых магистралей. Никто не верил. («Слышь ты, новая немецкая бомба — летающий газопровод?») Только последние две недели Черчилль признал правду в парламенте. Над городом навис тонкий слой тревоги.

Кэй спешила на запад, мимо станции Хольборн, Тоттенхем-Корт-Роуд… В простом механическом действии — ставить одну ногу перед другой — было какое-то облегчение. Она знала о Фау-2 очень многое: размеры, дальность, топливо, боеголовка, места запусков; она наблюдала, как ракета «растёт» у неё на глазах в течение последних восемнадцати месяцев — так, как лаборант наблюдает под микроскопом за размножением раковых клеток. Её душевное состояние было смесью: три части паники и одна часть холодной профессиональной оценки. Если немцы смогли выпустить две ракеты по Лондону с интервалом чуть больше часа, это означало, что они, возможно, нарастили масштабы развёртывания, и началась совершенно новая фаза наступления.

На Оксфорд-Циркус в этот момент выстрелил мотор автомобиля — она инстинктивно пригнулась, как и все. Когда все выпрямились, они обменялись подавленными взглядами и пошли дальше.

В конце концов она прошла почти четыре мили — до станции Паддингтон. Следующий поезд до Марлоу отправлялся через полчаса. В женском туалете она вгляделась в зеркало. Не удивительно, что на нее странно смотрели: белый пластырь в каштановых волосах и на лице, словно мучная танцовщица эпохи Регентства, полосы сажи на щеках, копоть на носу, капля сухой крови на виске. Платье рваное на плече, испачкано. Грязный уикенд, подумала она и захохотала — как раз тупая шутка, какая идеально подходила бы Майку, — затем ухватилась за край раковины и заплакала.

— С вами всё в порядке, милая? — женщина средних лет в платке у соседней раковины с обеспокоенным видом смотрела на неё в зеркало.

— Да, всё хорошо, извините. — Кэй открыла кран, наклонилась и плеснула на лицо холодной воды, наблюдая, как она темнеет, завихряясь в сливе. Она держала голову низко, пока не пришла в себя. Затем нашла свободную кабинку, заперлась, поставила чемодан на крышку унитаза, сняла платье и достала светло-голубую рубашку и чёрный галстук. Пальцы дрожали и не слушались — она застегнула пуговицы неправильно и начала заново. Натянула тяжёлую синюю юбку, застегнула её на талии, расправила пиджак того же цвета с плетёной нашивкой на рукавах и попыталась разгладить складки. Застегнула его и затянула пояс.