Шрифт:
— Тебе, богине, и трудно?!
— Ну, не совсем. От тебя зависит, кем он станет в следующей жизни.
— Ага. На меня свалишь всю ответственность, если что-то не так пойдёт? Спасибо, о тысячерукая! — Картинно кланяюсь, стукнув лбом о землю.
— Не дерзи! Лучше подумай, кем он может быть в следующей жизни.
— Пусть будет музыкантом, как я! Хорошим музыкантом!
— Хорошо. Сейчас посмотрим, есть ли у нас в картотеке что-то подобное…
Богиня застывает на миг, потом улыбается.
— Сейчас немного подправлю твоему Арни память. Пусть у него будут воспоминания этого деда!
— Какого ещё деда?!
— Да, вот, помер недавно. Свою истинную жизнь твой Арни забудет, будет считать себя этим дедом. Музыкантом станет отменным! Да и песни петь сможет, всякие оперы писать…
— Тебе виднее. Хотя. Это не тот Арни, которого я знал. А пиво пить он будет?
— И не только пиво. Ещё и курить начнёт в пятнадцать лет. Так. Ага, есть кандидатура! Теперь посмотрим, что у нас на этом варианте Земли…
Сижу. Смотрю вместе с богиней. Ба! Да это Сеул! Хотя, чему я удивляюсь, корейская богиня ведь не отправит душу в другую страну! Ладно, что там? Вот это апартаменты! Мне бы такие! А это что? Чулан под лестницей? Там стоит что-то типа лежанки, на которой лежит что-то страшное, даже по корейским стандартам! Оно ещё и голое! Вроде, это девчонка. Примерно моего возраста. Может и чуть больше, отсюда не поймёшь…
— Бедное дитя! — скорбно качает головой богиня.
— А что с ней не так?
— Аутист она. Нет, надо сделать доброе дело! — Тысячерукая берёт светящийся шар, который она сделала, смешав души Арни и какого-то деда, и пуляет им в…это недоразумение, лежащее в чулане!
— Ты не богиня, а демон! Арни не достоин такой участи! — Ору я.
— Что, испугался? Ничего с ним не будет! Скоро он будет выглядеть вот так! — Богиня показывает красавицу, с розовыми волосами, играющую на синтезаторе. Рядом с ней сидит странная кошка, тоже розового цвета, которая лакает что-то из блюдечка.
— Ну, если так… — Бурчу я.
— Гермиона, пора тебе в Лондон, тебя ждёт бабушка!
Щелчок, и я оказываюсь на огромной кровати с балдахином.
— А, Лукреция, прибыла? Потом расскажешь, где была, что делала! — Моя здешняя бабушка поднимает меня, и мы направляемся в гостиную…
Арнольд Криницын.
Странное состояние. Как будто я везде и нигде. Кругом темнота. Ничего не чувствую, хорошо! Память, правда, подсказывает, что меня, вроде бы, убили. Странно…
Но тут же наплывают другие воспоминания, которые вытесняют мысли о смерти. По-моему, это не моё…
Не было у меня никакой мамы Лиды! И деда не было! Хотя, может быть, и были…
О, а тут я, или не я?! Вижу какой-то концерт, и я сижу, играю на фортепиано Моцарта. Стоп! Я вообще не умею играть на музыкальных инструментах! Или умею? Непонятно. Ого, а это что? Нотная запись оперы «Севильский цирюльник»? А зачем она мне? Я ведь не музыкант! Но что-то упорно сверлит голову, внедряя в неё мысль, что я не только играю практически на всех музыкальных инструментах, но и свободно говорю на нескольких языках! Так, что тут? Английский, русский, французский, немецкий, польский, японский, корейский, китайский…
Хм, непонятно, откуда я всё это знаю? А теперь в голове звучат разные мелодии, и голос в голове говорит, что я довольно способный музыкант, и должен поднять музыкальную культуру в одном из миров. В каком? На одной из версий Земли, как говорит мне голос…
Постепенно все мысли испаряются, и я забываю, как меня звали, хотя и помню, чью-то жизнь, но обрывками…
А может это моя жизнь? Не помню…
Опять, темнота. Сознание полностью отключается…
В глаза бьёт свет. Где это я? И кто это, как поётся в одной песне:
А ты страшная такая, и крашенная, и не крашенная!
И откуда я знаю эту песню? Ладно, отвлечёмся. И что я тут делаю?
Вот стою. В зеркало на себя гляжу. Внимательно. Понимаю, то, что отражается — не я. То есть совершенно не я. Там в зеркале — баба. Женщина. Девушка. Наверное. Или что-то очень на неё похожее…
Но точно не уверен. Лицо круглое, скулы большие. Глазки, а их практически не видно. Две тонкие щелочки, раскосые как у классических монголов из рассказов, про иго.