— Скажем, вы чуть-чуть этого уровня не достигаете. Но ценитесь гораздо выше, чем обычный турист. Понимаете, о чем я?

— Нет, — отрезал я.

— Буду с вами откровенен, именно имея в виду ваш статус… почетного гостя. В Зибенхохе то и дело дерутся. То и дело. И моя задача — не просто посадить в холодную какого-нибудь пьяницу или позвать врача, чтобы тот его подлатал. Моя задача — избегать проблем. Предотвращать их. По крайней мере, я так думаю. — Немного помолчав, он продолжил: — Я знаю, что люди говорят о вас. Особенно после того, что случилось на горе Ортлес. Но это одни разговоры.

— Вы в этих разговорах принимаете участие?

Добрый дядюшка покачал головой:

— Это не важно, господин Сэлинджер. Здесь и сейчас — не важно. Будь ваша воля, вы давно бы уже врезали мне по яйцам. Думаете, я слепой? Вы вне себя от бешенства. Сейчас для меня важно, чтобы вы вернулись домой. Выспались бы хорошенько и забыли о болтовне двух стариков, которым больше нечего делать целыми днями, как только сплетничать. Не обращайте внимания. Не надо соглашаться с ними.

— Соглашаться?

— В моей работе нужно быть немного психологом, господин Сэлинджер. Одними мускулами ничего не добьешься. И психолог, который живет во мне, говорит, что если кто-то направляется на предельно допустимой скорости к торговой точке, принадлежащей человеку, высказавшему о нем некое нелестное суждение, то это суждение, вероятно, его так или иначе задело. Если вы, Сэлинджер, поколотите человека, который, хоть это и не видно на первый взгляд, на десять лет старше вашего тестя, это утешит вас на короткое время, но в конечном итоге подтвердит правоту Алоиза, да и многих других людей здесь, в Зибенхохе.

Хотя сама мысль об этом страшно возмущала меня, в глубине души я знал, что так оно и есть.

Да, я себя ощущал убийцей. Поэтому хотел пойти к тому сплетнику и задать ему хорошую трепку. Не из-за слез Аннелизе, не из-за Клары, как я себе твердил весь день, но потому, что я чувствовал: эти сплетни не лишены основания. Я бы выплеснул на него ненависть, которую испытывал исключительно к себе самому. Поведение труса.

Я стал себе самому противен.

Глубоко вздохнул. Уровень адреналина упал.

Вглядевшись в Крюна, я увидел его в истинном свете. Человек в форме, который всячески старается избежать неприятностей.

— Вы молодец: я теперь понимаю, почему вас зовут «командир Крюн». Вы правы, — признал я. — Мне бы хотелось угостить вас пивом как-нибудь на днях. Судя по всему, я ваш должник.

Командир Крюн заметно расслабился. Протянул мне руку:

— Зови меня Макс. Ничего ты не должен мне, это моя работа.

— Спасибо, Макс. Ты по-прежнему зови меня Сэлинджер, так даже жена ко мне обращается, — улыбнулся я.

Я уложил Клару, почитал ей сказку, поцеловал Аннелизе, погруженную в какую-то телевизионную мелодраму, и попрощался, сказав, что обещал Вернеру разгромить его в шахматы. Надел пиджак и вышел, чтобы дослушать до конца историю о том, что случилось 28 апреля 1985 года.

Падал снег.

Вельшбоден встретил меня умиротворяющим запахом пылающих дров и табака. Вернер налил мне стопку граппы, настоянной на травах, а я угостил его сигаретой.

— Буря над Зибенхохом, — напомнил я. — Если ты не передумал рассказывать.

— Последнее, что ты должен узнать, прежде чем я начну рассказ о бойне. Самозарождающиеся грозы невозможно предсказать. Даже сегодня, со всей электронной чертовщиной в нашем распоряжении, мы знаем только, что пойдет дождь и разразится порядочная гроза. Насколько ужасной будет буря, узнать нельзя. Поэтому они отправились в поход.

— Эви, Курт и Маркус.

— Все трое были опытными скалолазами, особенно Курт. Можешь мне поверить, он был не из тех, кто ищет опасности, но и легким дождичком его было не испугать. К тому же, когда они выходили из Зибенхоха, дождь еще не начался. Тут, Джереми, я должен высказаться со всей определенностью: никто не мог знать, какая буря приближается. Самозарождающиеся грозы непредсказуемы.

— В котором часу они вышли?

— В точности мы этого так и не узнали. Скорее всего, затемно. Скажем, около пяти утра. Только туристы дают себе время выспаться, отправляясь на прогулку в горы. — Вернер помолчал. — В восемьдесят пятом еще не построили Туристический центр, Блеттербах был диким местом. Ты заметил, что сейчас там проложено два маршрута?

— И горе тем, кто сойдет с обозначенного пути, — вспомнил я напутствия Илзе.

— Ну так вот, в те времена на Блеттербахе не существовало надежных путей. Только старые охотничьи тропки, еле заметные среди зарослей папоротников, да просеки, проложенные дровосеками, которые, впрочем, не заводили далеко. Нет смысла рубить лес внизу, в глубине ущелья: как прикажешь поднимать бревна наверх? Поток не такой широкий, чтобы сплавлять их вниз по течению, а дорог, по которым могли бы проехать грузовики или джипы, не существовало.