– Господин Фауци… У меня есть очень толковый и въедливый адвокат. Я помогу вам составить заявление о жестоком обращении со стороны полиции. И буду свидетельствовать в вашу пользу. – Он уставился на полицейских; Гварнери и Альберти выглядели смущенными, а Эспозито пришел в ярость. – Трое против двоих – численное преимущество на вашей стороне. Но что-то подсказывает мне, что в суде победим мы, – сказал он.

– Вы сумасшедший? – спросил Гварнери.

– Вообще-то, да, но не сегодня. И я не собираюсь допускать издевательства и пытки водой. Если вам непонятно почему, то и объяснять бесполезно.

– Может, он и прав… – нерешительно сказал Альберти.

Эспозито толкнул его в грудь:

– Тебя забыли спросить, пингвин. Ты и так меня уже достал сегодня. – Он шагнул еще ближе к Данте. – Госпожа Каселли вас очень уважает, Торре. Но если будете вставлять нам палки в колеса, ничем хорошим это для вас не закончится.

– Ладно, Эспозито, не делай из мухи слона, – пробормотал Гварнери.

Данте знаком показал ему, чтобы не вмешивался. Он не нуждался в защитниках.

– Вы готовы меня убить, инспектор Эспозито?

– Что за хрень вы несете?

Данте снял с изуродованной руки перчатку, и Эспозито передернуло от отвращения.

– Меня пытали на протяжении тринадцати лет жизни. Пытали холодом и жарой, голодом и жаждой. Меня калечили. Если хотите меня остановить, вам придется изобрести что-то похуже. Думаете, у вас получится?

– Вы отдаете себе отчет, что, если этот кусок дерьма не найдется, всех собак спустят на нас? – спросил пристыженный Эспозито.

– Да. Поэтому мне нужно провести десять минут с его братом. – Данте не был уверен, что продержится так долго. Как бы он ни старался удерживать взгляд на небе за открытым окном, в четырех стенах он задыхался.

– Хотите испробовать на нем свои фокусы? – спросил Гварнери.

– Я не показываю фокусы. Но да, хочу.

– Тогда поторапливайтесь, – сказал Эспозито и вышел из комнаты.

Остальные полицейские последовали за ним. Альберти, шедший последним, заговорщически подмигнул. Данте склонился над парнем, помог ему подняться и усадил на остов кровати, а сам сел рядом и предложил ему сигарету.

– Хороший полицейский, плохой полицейский? – спросил Марио.

– Я не коп, но идею ты ухватил. – Данте прикурил обе сигареты.

– Мать с ума сойдет, когда увидит, во что вы превратили квартиру.

– Мне очень жаль, – искренне сказал Данте. – Но у твоего брата неприятности.

– Что он натворил?

– А сам как думаешь?

Голос Марио стал выше на октаву.

– Поезд?

– Похоже на то.

– Мой брат не террорист. Какие там убийства, он и драться-то не умеет.

– Когда ты в последний раз его видел?

– Рано утром. По телику показывали новости про теракт. Мама спала.

– И как он отреагировал?

– Не знаю… Он выглядел встревоженным. Напуганным. А потом начал пить. – Мальчишка наклонился к Данте. – Он ничего не знал! Клянусь.

Данте пристально посмотрел на парня и понял, что тот говорит правду.

«Ну и дела», – подумал он.

– Жди меня здесь.

– А куда, по-вашему, я денусь? – грустно отозвался Марио.

Данте присоединился к трем амиго, которые как раз заканчивали потрошить кухню.

– Уже добыли признание? – с сарказмом спросил Эспозито. – А может, дымящийся баллончик?

– Мне нужно поговорить с Коломбой. Вы знаете, как продвигаются ее дела?

– Без изменений, – ответил Альберти.

– Но нам пора двигать отсюда, – сказал Гварнери. – Уже звонили из участка. Мы должны вернуться. Нас тоже допросят о случившемся.

– Прямо сейчас?

– Мы постарались выгадать время. Но у нас максимум пара часов.

«Ситуация продолжает усложняться», – подумал Данте, удалившись на балкон в ванной. На свежем воздухе ему полегчало, но он старался не смотреть вниз, чтобы не закружилась голова. Он позвонил Коломбе в «Снэпчат», и через пару секунд она взяла трубку.

Коломба стояла на лестнице в спортзал: ей пришлось проводить туда Спинелли и криминалистов, чтобы объяснить им обстоятельства перестрелки.

– Скажи, что у тебя есть новости.

– Думаю, я нашел одного из двоих.

У Коломбы перехватило дыхание. В глубине души она не верила, что Данте это удастся – уж точно не так быстро.

– Ты уверен?

– Я ведь тебе позвонил…

– Кто он?

– Муста Фауци, двадцать пять лет. Ни на психа, ни на фундаменталиста не похож. Проблемы с законом у него были, но незначительные.