Мой дикий сводный

Аннотация

- Можете греться трением, вы все равно сводные! Счастливого нового года! - так сказал отчим, высадив нас с братом практически в сугроб!

Я такого даже в кошмарном сне не могла представить!

У нас на двоих пакет еды и один топор. И ноль знаний, как выживать в заснеженной брошенной деревне.

А еще пара тонн ненависти друг к другу и одна пара огромных разношенных валенок.

До нового года еще несколько дней, и я загадала встретить его с самым волшебным мужчиной на свете!

Но ведь это же не сводный брат, правда?!

4 книга цикла "Дикие", может читаться отдельно.

1. Забава – Ну кто так красит, блин? – Ты чего сюда приперся? Советы раздавать? – цежу сквозь зубы. – Сам-то валик в руках держал когда-нибудь? Или твои пальцы только для понтов предназначены? Сводный братец лишь кривит губы в усмешке и уходит, продолжая крутить на указательном пальце цепь. Брат он мне, конечно, условный. Нам по двадцать и нас связывает лишь то, что наши родители недавно поженились. Еще пару недель назад мы были двумя счастливыми людьми, которые не знали друг о друге. Мой отчим – бандит. Моя мама совсем недавно вышла за него замуж. И, с одной стороны, я за нее искренне рада, потому что она всю жизнь растила меня и сестру с ДЦП одна. А, с другой стороны, меня пугает то, с какой легкостью этот дикий и опасный человек завладел ее сердцем. Я не верю в такую любовь. Сама тщательно выбирала того, с кем буду встречаться, и то оказался мерзким предателем. А тут практически любовь с первого взгляда. Так не бывает. По крайней мере, не в моем мире. Но, видя то, какая у них с мамой гармония и как привязана к нему моя младшая сестра, мне хочется верить, что будет то самое “долго и счастливо”, о которых пишут в сказках. Хотя бы у них. Мне же, как очередное испытание, достался Мирон, сын отчима, такой же дикий, как его папочка. Только еще и с самомнением как у павлина. Он, по непонятной мне причине, все время появляется рядом и пьет мою кровь. Ощущение, что его цель – выжрать мне мозг. За спиной что-то громко падает. – Господи! – подскакиваю на стремянке и испуганно оборачиваюсь. – Ты придурок? Он бросил свою цепь на железную банку и теперь стягивает с себя брендовые шмотки, видимо, собираясь устроить мне мастер-класс по малярному искусству. – А в туалете нельзя переодеться? – рычу, отворачиваясь. Сверкает тут своими голыми накаченными сиськами. – Девственница что ли? – доносится ухмылка. Сжимаю губы плотнее и прикусываю язык, потому что бесит. Я его вообще не звала. Приперся, умничает тут. Мама, что ли, рассказала, что я поехала красить стены в турагенстве? Хочется побыстрее запустить этот бизнес. Мне кажется, должно быть интересно им заниматься. По крайней мере, меня всегда манили путешествия, просто возможности путешествовать не было. И я бы с удовольствием променяла свой медицинский университет на работу в этом месте. – Валик есть еще? – раздается бесячий голос за спиной. – Ищи. – Я тебе собака, что ли? – Собаки дрессировке поддаются, – усмехаюсь и тянусь выше. – А ты ни одной команды не понимаешь. – Слышь, борзая, – хмыкает Мирон, – я тебе язык откушу. Смотрю на торчащие из стены провода под потолком. – Как ты думаешь, они под напряжением? – Возможно. Проверь. – Очень смешно, – закатываю глаза. Тянусь валиком ближе к проводам, встаю на цыпочки и сосредоточенно прокрашиваю возле них. – Бах! – вздрагиваю от громкого голоса и резкого прикосновения к ребрам. Вскрикиваю, взмахивая руками. Валик летит куда-то в сторону. Нога проскальзывает на стремянке, и она громыхает. Дыхание захватывает, а сердце подпрыгивает к горлу от чувства парения. Я падаю! Шум, треск, грохот! Чувствую резкий рывок вверх. Снова вскрикиваю и распахиваю глаза от неожиданности. Мирон смотрит на меня круглыми глазами, прижимая к себе. С громким “шмяк” падает на пол ведро с краской, следом – стремянка. – Блин! – подскакивает сводный, глядя под ноги. Подскальзывается и через секунду мы падаем уже вместе. Я приземляюсь на него, едва не разбив лоб об его зубы. Мирон стонет подо мной так, будто я ему сломала ребра. – Слезь с меня, припадочная, – он пытается столкнуть меня жопой в лужу светло-серой краски. – Сдурел? – подпрыгиваю и возвышаюсь над ним. – Ты охренел?! Вытирай давай теперь! – Ага, сейчас, побежал уже. Ты разлила. – пытается сесть, но я толкаю его обратно. – Ненормальная! Травки успокоительные попей. – Ты еще покурить их предложи! – ору, не в силах больше сдерживаться. – Это ты меня испугал! Я сейчас тобой вытру! Дергаю его за ногу в сторону краски. – Э, психушка, – одергивает ногу Мирон и я, не удержав равновесие, все же плюхаюсь задницей в краску. Взвизгиваю. Пытаюсь встать, но скольжу. Пачкаюсь еще сильнее. А этот гад ржет. Переворачиваюсь и ползу к нему, подскальзываясь. Он пытается увернуться, но я заваливаюсь сверху и хлопаю ему по лицу рукой, оставляя след. – Ах, ты! – рычит Мир, дотягиваясь рукой до лужи и пытаясь испачкать мое лицо. Уворачиваюсь. Возимся на полу, размазывая краску по плитке. – Ты! Охреневшая! Морда! – стучу ему кулаками по груди, когда он мажет мне по щеке грязными пальцами. Луплю со всей дури. – Прекратииии! – хохочет на весь офис, уворачиваясь. – Щекотно! Слышится мелодичный звон китайского дверного колокольчика. Замираем, глядя друг на друга. Смотрю на сводного в панике. Он сверлит меня в ответ взбешенным взглядом. Кого могло принести? На двери написано, что идет ремонт. Представляю, как мы сейчас выглядим и что подумает пришедший. – Вы охренели?! – раздается грозное рычание у входа. 2. Забава Одновременно поворачиваем головы на голос. Рэм, мой отчим и отец этого придурка, стоит в дверях с таким взглядом, будто сейчас вывезет нас в лес и закопает. – Заберите своего идиота! – кричу, потому что накрывает обидой. Я-то тут вообще ни при чем. Вздрагиваю от того, что Мирон все же припечатывает мне ладонь к лицу. Ошарашенно смотрю на него, чувствуя, как густая краска медленно стекает по моей коже и губам. – Слезь с меня! Дура бешеная! – рычит сводный, выворачиваясь из-под меня. – Вы что тут устроили? – Рэм заходит, оглядывая погром, пока мы неловко разлепляемся. Да, до нашего участия тут было абсолютно чисто, не считая потертых стен. – Маляры, твою мать, – смотрит он на плитку, хмурится. – Я же сказал, что найму мастеров. – Я хотела побыстрее, – шмыгаю носом, устало поднимаясь с пола. – Сделала? Молодец! – Это ваш дикий виноват! – Потому что ты – дура неадекватная! – Тихо, – командует Рэм и смотрит так, что мы затыкаемся оба. – Вы задолбали меня лаяться. Вы умудряетесь найти причину для ссоры на пустом месте. Матери рожать скоро. Я не допущу, чтобы она из-за вас нервничала. Слышу, как шумно дышит дикий гад. Не нравится, что отчитывают, как ребенка? Мне тоже не нравится за него получать. – Взрослые, блядь, люди, а ведете себя, как школьники. Что, так трудно нормально общаться? Ну, или игнорить друг друга хотя бы? – Да это он таскается за мной! – возмущаюсь. – Да нужна ты мне больно! – взвивается Мирон. – Я помочь хотел, а ты!.. – Так! – снова прерывает нас Рэм и устало трет лицо. – Я уже понял, что друг без друга вы не можете. Просто общаться нормально не умеете. Что ж, я вас научу. – Да не нужно меня ничему учить! Я и так умею! Уберите его от меня просто! – Да, конечно, знаю я, как ты умеешь. На людей смотришь, как на говно. – рычит Рэм. Теряюсь, но тут же зло оборачиваюсь на Мирона, услышав его ехидный смешок. – Вот, примерно вот так, ага. – кивает отчим. Сводный уже открыто ржет. – А ты что ржешь? Думаешь, тебя это не касается? Базар свой научись фильтровать. – Хватит нас воспитывать! – взвивается Мирон. – В детстве надо было! – Я не собираюсь вас воспитывать. – усмехается отчим, а взгляд темных глаз становится таким недобрым, что по телу бегут мурашки. – Есть методы поинтереснее. Убирайте тут все и собирайтесь. У вас час, я жду в машине. – Ты!.. – выдыхаю, стирая краску с лица. – Ненавижу тебя! Мир оборачивается ко мне и прыскает хохотом. Здыхаясь от смеха, уходит в сторону туалета. – На себя посмотри! – кричу вслед и чувствую, как в горле встает комок. Обидно до слез, хотя из меня их выжать не каждому под силу. Но этот справился! Всхлипываю, и горячие капли катятся по щекам. А я их даже вытереть не могу, потому что грязная, как свинья. Остается надеяться, что они высохнут до возвращения этого индюка. Разглядываю погром. Со вздохом поднимаю стремянку и вытираю ее ветошью. Убираю валиком и руками в ведро остатки краски. Это ужас. Тут отмывать недели не хватит. В туалете все льется вода. Я пытаюсь хотя бы частично оттереться влажными салфетками, глядя на себя в отражение из окна. Наконец, гад выходит. Давлюсь воздухом от неожиданности, а он спокойно щеголяет мимо меня в одних трусах и ведром в руке. Выжимает свои испачканные рабочие вещи и начинает оттирать пол. – Мойся иди, – рычит. – Или так и будешь пялиться? Отворачиваюсь, хватаю свои вещи и пулей несусь в уборную. Со стоном смотрю на себя в зеркало. Да уж, ничего, кроме смеха и жалости, я вызвать и не могу. Выгляжу, как чучело. Хорошо хоть волосы в пучок и под косынку убрала. А еще залипла на этом раскачанном гоблине, удивленная тем, что он взялся за уборку. Не дай бог, теперь он будет думать, что нравится мне. Даже фыркаю от возмущения, тру лицо влажными руками. К счастью, краска неплохо отмывается. Да, она местами остается на коже, но большая часть стекает серым потоком в раковину. Проблема лишь в том, что вода здесь исключительно холодная, а бойлер еще не повесили. Минут пятнадцать спустя выхожу, сумев более-менее привести себя в порядок. – Медленная ты, – раздается голос сбоку и я подпрыгиваю от неожиданности. – Да прекратишь ты или нет?! – сжимаю кулаки, толкаю Мирона в плечо. Он лишь напрягает его, отчего мускулы под кожей перекатываются красивой волной. – И истеричка. – невозмутимо отзывается он и заходит в туалет. – Жди, сейчас твоя очередь мыть. Ага, сейчас. Насвинячил он, а мыть я. Надеваю пуховик, вытаскиваю из кармана ключи и кидаю их на его одежду. Выхожу на улицу и оглядываюсь. Машина отчима призывно мигает фарами. Направляюсь к ней, понимая, что я все еще выгляжу не супер вау, и поэтому лучше не ерепениться и доехать домой с комфортом. – А где Мир? – уточняет Рэм, когда я залезаю на заднее сидение. – Домывает. – А ты почему не помогаешь? – хмурится. – Я уже и так помогла, – огрызаюсь. – Если бы он не напугал меня, ничего бы этого не произошло. – Понятно, – вздыхает Рэм и прикуривает, приоткрыв окно. – Бросила, значит? – Он сам виноват. Пусть сам и разгребает. – тихо бурчу и отворачиваюсь так, чтобы было похоже на то, что я сплю, потому что больше не хочу разговаривать на эту тему. И неожиданно вырубаюсь. Просыпаюсь от тряски, озираюсь по сторонам. Уже стемнело. За окном – не Москва. А какие-то поля и темная узкая ухабистая дорога. – Мы где? – удивленно выпрямляюсь и смотрю на Рэма. Сводный сидит на переднем сидении и задумчиво смотрит в окно. – Тебе в рифму ответить? – устало отзывается он. – Я не с тобой разговариваю, – огрызаюсь. – Ну, давай я отвечу. – раздраженно вклинивается отчим. – В пизде, малая. Не хотите по-хорошему, будет по-плохому. Тимбилдинг от Жарова Рэма. – Что? – переспрашиваю, потому что не знаю, что за слово такое. – Укрепление командного духа. – бурчит Мир. Замолкаю и снова смотрю в окно. Интересно… И как это будет происходить? В поход, что ли, идем все вместе? Сквозь тонировку и сгущающийся сумрак замечаю какие-то строения. Вытягивая шею, смотрю вперед. Свет фар выхватывает маленькие темные избушки. Высокая машина таранит снег и плывет по нему, как корабль по морю, то и дело виляя из стороны в сторону. Хватаюсь за держатель, чтобы не скатиться на пол. Внезапно внедорожник останавливается, освещая фарами высокие стволы елок неподалеку. – Застряли? – испуганно сжимаюсь. Сидеть в таком неуютном месте мне совершенно не хочется и даже присутствие рядом двух мужчин мало меня успокаивает. Я боюсь темноты. – Приехали, – открывает отчим дверь и прикуривает. – Выходим. Смотрю на лес впереди и передергиваюсь. Он точно не решил нас закопать? 3. Забава Отчим спрыгивает, утопая в снегу почти по колено. – Выходим, выходим. – подбадривает нас, а сам идет к багажнику. Достает из него что-то, пока мы нехотя вылезаем из теплой машины в холодные сугробы. В мои ботинки сразу набивается снег, обжигая голую кожу на щиколотках. Озираюсь по сторонам и ежусь. Несколько темных домов по соседству и лес. Глухой, хвойный. Страшный. – Вот ваш дом, – кивает Рэм на самый крайний к лесу. – Н-наш дом? – выдыхаю, оборачиваясь. Мирон обходит машину и встает у меня за спиной. Впервые я радуюсь, что он сзади. Если кто-то решит на нас напасть, его сожрут первым. – Ваш, ваш. – Рэм вытаскивает из багажника два пакета, пихает в руки сыну и запрыгивает обратно в машину. Смотрит на нас пристально. – Тут еда. С новосельем. – Ты серьезно? – раздражённо хмыкает Мирон у меня над головой. – Абсолютно. – кивает отчим. – Там же холодно, – пытаюсь воззвать к его разуму. – Там есть печка. А в дровнице за домом – поленья и топор. Можете добыть топлива или побегать с ним друг за другом, в крайнем случае. – А если мы не затопим печку? Нам что, трением греться? – рычу, сжимая кулаки. – Можете и трением, вы все равно сводные. Счастливого нового года. – Рэм захлопывает дверцу машины и она резво двигается назад, покачиваясь на кочках и подсвечивая яркими фарами покосившиеся заборы, торчащие из сугробов. С силой вдыхаю морозный воздух и не дышу. Легкие жжет. Хочется закричать во всю глотку, но я лишь громко выдыхаю. В смысле “счастливого нового года”? До него еще несколько дней! Нам что, тут неделю жить?! Да мы же переубиваем друг друга! Свет фар все быстрее удаляется и все вокруг погружается в тишину и мрак. Сзади слышится хруст снега и я оборачиваюсь. Мирон молча идет в сторону дома, как ледокол разбивая собой высокие сугробы. – Ты куда? – зову его, зябко ежась. – За топором, – хмыкает он, продолжая двигаться. – Нам же с тобой нужно выстроить иерархию. Мне кажется, у кого топор, тот и главный. Бросаю взгляд на ночной лес. Подрываюсь с места и спешу за ним. Я надеюсь, что все это – дурацкая шутка отчима и он скоро вернется. Но, а что, если нет? – Как думаешь, когда Рэм приедет? – пыхчу сзади, стараясь идти по следам сводного, но все равно проваливаюсь на каждом шагу и отстаю. – Понятия не имею, – сквозь зубы отзывается Мирон. – Догони, спроси. – Очень остроумно, – хмыкаю. Бесит меня. Не удержав равновесие, плюхаюсь жопой в рыхлый снег и пытаюсь встать. Упрямо сжав зубы, громко соплю и барахтаюсь, но звать на помощь виновника торжества не хочу. К слову, он оборачивается, но не спешит мне помочь, а невозмутимо идет дальше. Рыцарь, блин. Хотя, о чем это я? Фыркаю, встряхнув головой. Я и без него со всем справлюсь. Главное – привыкнуть, что рядом со мной несколько дней будет находиться это чудовище. Хотя, о чем это я? Я вообще ни разу не была в деревне. Не уверена, что и этот городской мажор тоже имеет хоть какое-то представление о том, что нам делать. Кое-как поднимаюсь на ноги и перевожу дыхание. Смотрю на широкую спину Мирона. Он уже воюет с калиткой, разгребая возле нее снег. Повезло же кому-то родиться мужиком! А когда ты – девушка с бараньим весом, справляться с трудностями гораздо сложнее. Поправив шапку, съехавшую на глаза, снова иду вперёд. Догоняю Мирона в тот момент, когда он, наконец, открывает калитку и разглядывает территорию. – Давай теперь ты вперёд, я устал, – кивает мне на сугроб, сторонясь. Дышит на самом деле тяжело. От его разгоряченного дыхания в воздух вырываются клубы пара. Хочется что-нибудь съязвить, но у меня и у самой сил уже практически не осталось, поэтому я молча шагаю мимо него. С трудом передвигаю ноги, прокладывая нам путь. Снова падаю, в этот раз на колени. Сильная рука рывком поднимает меня за шиворот и оттаскивает назад. – Так мы до утра не дойдем, – презрительно фыркает сводный и молча продолжает идти к дому. – Это изначально была провальная затея. – Вздыхаю и ползу следом. В силе с ним тягаться, конечно, бессмысленно. Тут брыкаться трудозатратно и нелогично. Ведь неизвестно, что нас ждёт впереди. К концу пути оба дышим, как загнанные лошади. Расстегиваю воротник. Внутри будто пожар разожгли. Не удивлюсь, если проснусь завтра с температурой. Гортань дерет от частого дыхания. – Фуух, – шумно выдыхает Мирон и ставит пакеты на крыльцо. Отгребает ногой снег со ступенек, тяжело поднимается по ним. Достает телефон и включает фонарик. – Блядь! – внезапно орет он громко и с яростью ударяет кулаком по двери, а я вздрагиваю от неожиданности. – Это пиздец какой-то! 4. Забава Сводный начинает истерично ржать и устало опускается на ступеньку, растирает лицо ладонью. Молча смотрит на меня. Кажется, даже сквозь темноту вижу ненависть, блестящую в его глазах. Судя по всему, наши приключения только начинаются. – Что? – уточняю хмуро. – Замок. – вздыхает Мир и снова встает. Толкает плечом дверь, наваливаясь всей массой. – Да блин! На совесть делали. Достаю трясущимися руками телефон. Хочу позвонить маме, чтобы она наваляла своему дикому мужу и он вернулся за нами, но закусываю губу и медлю. Она на седьмом месяце беременности и ей любое волнение сейчас может навредить. Подружек с машинами у меня нет. Такси? Пытаюсь поймать сеть, но интернет не работает. Нахожу в телефоне номер какого-то такси, но со связью тоже беда. Да и как бы я объяснила, куда ему ехать, если ни одного названия населенного пункта не запомнила? Понятно. Мы отрезаны от мира. – Да твою! Ж! Мать! – рычит Мирон и толкает дверь еще сильнее, но его старания не приносят никаких плодов. – Ладно… Смотрю, как он снова включает фонарик и осматривает крыльцо и навес, видимо, в поисках ключа. Раздраженно фыркнув, выключает телефон и спускается вниз. Не говоря ни слова, спускается по ступенькам и идет за дом, снова тараня собой снежную гладь. Я озираюсь на темень вокруг и направляюсь следом за ним. – Куда? – оборачивается он ко мне. – Жди меня возле двери. – Я с тобой, – хмурюсь. – Вдруг помощь понадобится? Ну, не рассказывать же этому чудовищу, что я боюсь темноты? Он же меня ради развлечения и до инфаркта доведет. – Какая от тебя помощь?.. Ссышь, что ли? – будто читает мои мысли Мирон. – Разбежался, – кряхчу, тяжело вытаскивая ногу из глубокого сугроба и упрямо шагая вперед. То ли здесь снега намело меньше, то ли мы освоили какую-то правильную технику передвижения, но за домом оказались гораздо быстрее, чем у крыльца. – Ура… – негромко и устало выдыхает в воздух сводный, притормаживая недалеко от покосившегося навеса, под которым лежат дрова. Поленья аккуратно сложены под самую крышу, до середины заметенные снегом. Мирон снова включает фонарик и осматривается. Обгоняю его и иду к дровнице. Чтобы не думал, что я просто так за ним таскаюсь. – Рыжая,.. ищи! – командует он со смехом, как собаке. – Э! – оборачиваюсь на ходу. – Ты не боишься, что я быстрее тебя найду топор? Ау! Споткнувшись обо что-то твердое, лечу головой в сугроб. Выставляю руки перед собой, но это не спасает. Падаю, впечатываясь лицом в снег. Он забивается в рот и нос, обжигает кожу. Отплевываясь, сажусь на колени и вытираю лицо. Ноги саднит. Чувствую пульсацию под коленями, в местах ушиба. – Фига се! Ты и команды понимаешь? – сводный присвистывает, подходит ко мне и разгребает ногой не замеченное мной препятствие. Это большой пень. Мирон наклоняется и достает из снега топор, с удовлетворением вертит его в руках. Потом задумчиво смотрит на меня и закидывает его на плечо. В тусклом свете телефонного фонарика эта картина выглядит немного устрашающе, а когда на скрытом тенью лице еще и появляется зловещая широкая белозубая улыбка, по телу бегут мурашки. – Ну что, сестренка, погреемся? Беги. – Да иди ты в жопу, – встаю и демонстративно равнодушно отряхиваюсь. А сама готова в любой момент сигануть от него по сугробам. Иду мимо, вздернув подбородок, чтобы не думал, что я его буду бояться. – Метафорично? – доносится в спину. – А? – не сразу понимаю, о чем он. Внезапно оказываюсь в крепких объятиях, прижатая наглыми руками спиной к мощной груди. – Пусти, дурак! – рычу, локтями отталкивая Мирона, но он не отталкивается. Склоняется к моему лицу. Так близко, что горячее дыхание чувствительно касается моей заледеневшей кожи на щеке. – Или это приглашение? – чувствую, как по бедру медленно скользит топорище. Протискиваю между нашими лицами ладонь и отодвигаю наглую морду от своего лица. Мирон хмыкает и разжимает руки так неожиданно, что я едва не падаю, потеряв равновесие. – Дикий, – бросаю ему и снова иду вперед. – Лучше бы свою энергию в мирное русло пускал. Уже давно бы все покрасили и дома были, а не тут. – Да хватит ныть, – слышу голос сзади. Мирон идет очень близко. – Принцесса. – Да я не ною, – усмехаюсь. – Я констатирую факт. – Ты душнила. – А ты прицепился как репейник. – бросаю через плечо и получаю тычок тупой стороной топора между лопаток. – Ай, ты придурок?! – Иди давай. Для безоружного человека ты непозволительно много разговариваешь. Мир несколькими тяжелыми ударами сбивает замок с двери. Она со скрипом отворяется, открывая нам темное пространство какой-то терраски. – Дамы вперед? – делает приглашающий жест сводный, а я даже передергиваюсь, представив, что должна войти в этот старый черный дом. Видимо, он замечает мое смятение, потому что через чур удовлетворенно хмыкает. Сжимаю от злости зубы и решительно шагаю внутрь. Включив фонарик на своем телефоне, подсвечиваю себе путь. Первым делом мы попадаем в пристройку со старым диваном, столом какой-то огромной тумбочкой и древним холодильником. Высвечиваю на стене выключатель и щелкаю им, но ничего не происходит. – Света нет, – вздыхаю. – Капитан Очевидность, – усмехается сзади мой ненавистный родственничек. – Может, лампочка просто перегорела. Или где-то должен быть какой-нибудь счетчик. Пошли искать. Встаю перед очередной дверью. Широкая, обитая линолеумом, как бы странно это не выглядело. Берусь за пожелтевшую от времени ручку и открываю. Свет фонариков освещает узкий коридорчик. Направо сразу виднеется дверной проем. – Да иди ты уже! Замерзнем сейчас! – рычит Мир и я со вздохом шагаю внутрь. Деревянные полы скрипят под ногами. Делаю шаг и внезапно замечаю какое-то движение справа от себя. Испуганно оборачиваюсь и с криком шарахаюсь в сторону, увидев какую-то бледную морду. Через секунду осознаю, что это всего лишь мое отражение в маленьком настенном зеркале, но сердце уже бьется так, будто я прыгнула с высоты. – О, господи, – выдыхаю, отлепляясь от стены, и чувствую, что едва стою на ватных ногах. Мирон смотрит в зеркало и ухмыляется. – Не, ты, конечно, страшненькая, но не до такой степени. – Я? Страшненькая? Да на себя посмотри, павлин! – фыркаю, пристально глядя на него. В детстве меня, конечно, дразнили и за цвет волос, и за то, что худая. И какое-то время я действительно считала себя некрасивой, но потом, когда выросла и немного округлилась, приняла и свою фигуру, и цвет своих волос. И, пусть я не красавица, но точно уж не страшилище… Симпатичная. То же мне, ценитель женской красоты нашелся! – Если для тебя “красиво” – это силиконовые сиськи и надувные губы, мне тебя жаль, – вздыхаю и иду в проем рядом с зеркалом. Тут нет двери и я вижу маленькую темную кухню с печкой вместо одной стены. Места в ней совсем мало. Стол с двумя стульями, узкий шкаф с посудой, какая-то страшная железная раковина, похожая на Мойдодыра из мультика, и газовая плита. Щелкаю выключателем и снова свет не загорается. – Хуево, – констатирует Мирон и выходит из кухни, оставляя меня в одиночестве. Замечаю под самым потолком черный электрический автомат. Кажется, это как раз для электричества. – Я, похоже, нашла! – кричу сводному. Беру стул и лезу наверх, балансируя, потому что он качается на кривых хлипких ножках. Потолки не очень высокие и я вижу, что – да, на коробке замерли цифры счетчика. Правда, я не знаю, как включается эта штука. Но на ней всего лишь одна кнопка. Тяну руку, чтобы нажать ее. – Бу! – раздается сзади громко и я вскрикиваю. 5. Забава – Ай! – вскрикиваю, отшатываясь. Ножка стула со скрежетом подламливается, а я кренюсь и все же падаю, влекомая силой притяжения. – Блин! – Мирон ловит меня за талию и прижимает к себе. Моя грудь на уровне его глаз. – Ммм, сосочки! Резко перевожу взгляд вниз. Да что он там увидел-то, в темноте? – Сдурел?! – отшатываюсь, влепляя ему по щеке ладонью. – Ты бессмертный, что ли? Отпусти меня, идиот! – Сама идиотка! – сводный разжимает руки и я неловко соскальзываю вниз. Он смотрит на меня в темноте пристально. Слышу его шумное, сбившееся дыхание. Не привык по морде получать? – Тогда лезь сам и включай, раз умный, – шиплю ему в ответ, отстраняясь и спотыкаясь о покосившийся стул. Мирон и спокойно дотягивается до автомата, щелкает кнопкой. Иду к выключателю, нажимаю его и – о чудо – загорается тусклая лампочка в стеклянном абажуре, покрытом копотью и каким-то пейзажем. С облегчением выдыхаю. Одна маленькая победа. Как здесь можно было бы прожить без света, я даже ума не приложу. – Ну, что, вредный гном? – усмехается сводный, глядя на меня свысока. – Два-ноль? – Я не собираюсь с тобой соревноваться. – вздергиваю подбородок. – Чем быстрее мы тут освоимся, тем быстрее вернемся домой и, надеюсь, будем пересекаться исключительно на праздниках. Так что, и в твоих интересах вести себя так, чтобы у меня не возникало желания тебя покалечить. – О, это так страшно звучит из уст гнома, – с серьезным лицом троллит меня Мирон и достает из угла охапку дров. – Разреши, хозяйка, я затоплю печь, пока мы тут не околели с тобой. – говорит Окая, пародируя речь крестьянина. – Пододвинь свою жопу в сторону. – Клоун. – вздыхаю и отхожу к столу, на котором стоит наш пакет с продуктами и еще какой-то. В неизвестном пакете лежит пара бутылок вина, какая-то готовая еда, нарезка. Судя по тому, что это все на ощупь ледяное, этот пакет здесь лежит уже не первый день. Смотрю сроки. Вышли уже как пару месяцев назад. Из пригодного в пищу – только алкоголь. Убираю все в сторону и кошусь на Мирона. Воюет с печкой. Накладывает дров, пытается поджечь, но, видимо, они отсырели и никак не загораются. В ход идет газета. Много газеты. Она начинает дымить. – Фу, блин. – бурчу. – Ща сама топить будешь. – рычит сводный недовольно и прикрывает дверцу, встает с корточек. – Вроде что-то там тлеет. – Я печку впервые в жизни в глаза вижу, – усмехаюсь. – Так я тоже, – разводит он руками. Подходит ко мне и заглядывает в наш пакет с едой. В нем небольшой запас продуктов. В основном то, что можно есть без готовки – консервы, заварная вермишель, печенье, но есть и кусок мяса, крупы, картошка, другие овощи. – Не густо, мне одному дня на три максимум. – Ну ты и жрешь, – усмехаюсь. – Так в тебе дури столько от переизбытка энергии? С сегодняшнего дня ты на диете. – Ага, разбежалась, – Мирон демонстративно открывает пачку печенья и запихивает одно в рот, подмигивает мне. – Не забывай… у кого топор, тот и папочка. – Точно. О чем это я? Поделим продукты и каждый будет сам себе готовить. И если сожрет свою половину за три дня, то сдохнет с голоду потом и я не виновата. – Я отберу твою еду, – усмехается. – Тоже мне, проблема. Вздыхаю. Так мы ни до чего не договоримся, а еда – это тот ресурс, который у нас очень ограничен. – Ладно, давай так… – вздыхаю, глядя в его самодовольное лицо. – Еда на мне. Я придумаю, что приготовить из всего этого. Так нам должно хватить на более долгое время. – А ты нормально готовишь? – щурится сводный. – А то мало ли, траванешь меня. – А ты? – откашливаюсь, потому что в горле першит. – Я вообще не готовлю, – пожимает Мирон плечами. – Тогда тебе придется довериться мне, – вытаскиваю из пакета продукты и раскладываю на столе. – Макароны по-флотски можно сделать. Суп с килькой в томате. – Что? – морщится сводный. – Суп с килькой? – Это вкусно, – усмехаюсь. – Или ты привык в ресторанах питаться? Тогда боюсь тебя огорчить, но ты умрешь первым. Мирон фыркает. – Овощное рагу с мясом. Суп с мясом. Гречку… – закашливаюсь. – Да что ж такое-то? – Достаточно. Я понял, что ты из всего что-то можешь сделать… Проблема в том, что я это не ем. Рагу, кильку твою. Гречку. – Тогда для тебя тут ничего нет, иди умирай. – усмехаюсь. – О, сало, на костре можно пожарить с черным хлебом. – Фу, сало, – кашляет Мир. – Чем так воняет? Мое горло тоже раздирает кашель. Оборачиваемся одновременно и я испуганно вскрикиваю. Из печки изо всех щелей валит дым. 6. Забава Выбегаем на улицу с ведром. Мирон нагребает туда снега на случай, если начнется пожар. – Блин, дом спалим, – стону в ладони. – Сплюнь! – рычит он. – Наверное, дрова сырые и газета так дымит. – Нет, скорее всего, заслонка в трубе закрыта. Дыму некуда деваться. Мир останавливается и пристально смотрит на меня, растерянно взъерошивает волосы пятерней. – Блядь. Возвращаемся в дом. Дым уже расползается по коридору и комнате. Сводный, кашляя и прикрывая нос рукавом, заходит на кухню и дергает на себя железную пластину в трубе печи. – Откуда ты знаешь про заслонку? Ты же не умеешь топить печку. – косится на меня, подпирая ведром дверь, чтобы проветрить. – Я много читаю, в отличие от некоторых, – язвлю. – Могли задохнуться от угарного газа. Как мы спать-то будем с таким запахом? – Выветрим сейчас. – Мирон заходит в единственную комнату в доме и включает свет. Захожу следом, покашливая. Комната одна, большая. Старенькие обои в цветочек, три маленьких окна с короткими занавесками. В одном углу круглый стол с двумя креслами, в другом – тумбочка с телевизором. По одной стене большой буфет с посудой и сувенирами, напротив – диван. Один. Другой мебели нет. Иду к окну, одергиваю штору и распахиваю створки. Они открываются на улицу. Не привычно. Мир проделывает то же самое с другим окном. В комнату тут же заметает снег, шторы взмывают в воздух. – Дом так быстро не протопится. – вздыхаю, разглядывая старые тарелки в буфете. – Как здесь спать-то ложиться? – Напомнить про трение? – усмехается Мирон, подходя сзади. Вижу его отражение в стекле. Резко оборачиваюсь, вздергивая подбородок. – Губу закатай и строй себе гнездо. Я на одном диване с тобой спать не буду. Сводный усмехается и сверлит меня насмешливым взглядом. – Ну тогда ты и будешь строить гнездо, а я на диване лягу. – Слышь! – смотрю с возмущением, как он разворачивается и идет к дивану. – Вообще-то, я девочка! И я должна спать на диване. А ты… можешь лечь в углу. Подстелим что-нибудь, чтобы помягче было. – Я тебе собака, что ли, на коврике спать? – оборачивается Мирон и всем видом показывает свое презрение. – Собаки умные, команды понимают. – вздыхаю. Сводный с наглым видом падает всей своей массой на жалобно скрипнувший диван. Разваливается так, что занимает все место. – Себе постели… на коврике. Хочется накрыть его подушкой и придушить. И я уже даже делаю шаг навстречу своей мечте, как вдруг краем глаза вижу какое-то движение. Перевожу взгляд и завороженно наблюдаю, как из-под дивана в сторону тумбочки несется здоровая крыса! – Мамочки! – взвизгиваю от неожиданности и страха. Крыс я боюсь не меньше, чем темноты. – Крыса! Мирон резко садится, увидев мое ошалелое лицо. В один короткий прыжок я оказываюсь у него на руках и поджимаю ноги. – Убей ее, пожалуйста! Я тебя умоляю! Боже мой! – визжу, цепляясь Мирону за шею. – Ты чего? – шепчет Мирон, пока я бьюсь в истерике, крепко держит меня и гладит по волосам. – Она маленькая, сама тебя боится. – Она с кошку размером! Она сожрет нас ночью! – чувствую, как мое тело трясет от испуга, но мягкие прикосновения его ладоней немного отвлекают. – Трусиха. Я тебя защищу и от крыс, и от бабаек, если попросишь. – улыбается Мир и я вдруг осознаю, что наши лица слишком близко. Я даже могу рассмотреть его глаза. Они ярко-голубые, обрамленные пушистыми темными ресницами, а на одном зрачке часть пигмента – светло-зеленого цвета. – Хочешь? – шепчет он, с легкой хрипотцой в голосе, а я вдруг выныриваю из наваждения. Чувствую, как наглая рука поглаживает мою ягодицу и плавно перетекает на талию, забираясь под куртку. А чувственные губы приближаются к моим со стремительной скоростью. – Сдурел?! – отшатываюсь, влепляя ему пощечину и чуть не падаю с коленей Мирона, но он ловко придерживает меня за спину и я неуклюже сползаю на пол. А этот гад ржет в голос. – А как же греться телами? Из всех возможных способов, этот – самый доступный. – подмигивает он, гипнотизируя меня тяжелым возбужденным взглядом и самоуверенной улыбкой. – Я не лягу с тобой спать, извращенец! – рычу грозно, но голос срывается. – Жаль… Ну, тогда тебе все же придется спать на полу, с крысами. – сводный лениво встает с дивана и я краснею, потому что замечаю, что его ширинка прилично оттопыривается. То есть, он не попугать меня решил, а... реально был не против продолжения? – А говорил, что я страшненькая, – усмехаюсь, кивком головы показывая на его пах. – Страшненькая, – невозмутимо соглашается Мирон. – Но потрахаться можно. Жопа ничего такая. – Угомонись, – хмыкаю, – ты мне ни в одном месте не нравишься. – Ты просто еще не все видела... Крыса!.. – вдруг орет сводный, страшно вытаращив глаза за мою спину. Испуганно оборачиваюсь, отшатываясь от буфета и врезаясь в Мирона спиной. – ... Рыжая. – добавляет этот гад тихо, склонившись мне к уху. Вижу себя в стекле и то, как огромная ручища обнимает меня за шею и впечатывает в твердую грудь. – Не забывай, что мы здесь совсем одни. 7. Забава – Только тронь! – рычу, отталкивая его плечами и отскакивая на шаг. Оборачиваюсь. – Я тебя ночью кипятком оболью. Мирон закатывает глаза и ухмыляется, но ничего не отвечает. Не дожидаясь, пока его пустая голова сообразит какую-нибудь очередную гадость, ухожу из комнаты. На кухне нахожу веник и кладу на стул, чтобы отбиваться от крыс, если они снова появятся в поле зрения. Признаться честно, я бы уже сбежала отсюда, если бы было тепло или светло. Но сейчас я отдаю себе отчет, что в доме с крысами и сводным все равно безопаснее. Гляжу на стол с продуктами. Нужно спрятать все, пока наш скудный запас не сожрали эти твари. Складываю продукты обратно в пакет, тащу его на террасу, там был холодильник. Выглядит он допотопно, правда, да и запашок внутри какой-то затхлый… Вздыхаю и иду обратно. Вижу в конце коридора шторку и, кажется, там что-то стоит большое и белое. Заглядываю – холодильник. Тихо радуюсь и включаю его в розетку, загружаю продуктами. Возвращаюсь на кухню и задумчиво оглядываю ее. Надеюсь, что завтра нас заберут отсюда. Я бы на месте Рэма волновалась, оставив двух неприспособленных городских жителей так далеко от цивилизации. Он же должен понимать, чем это чревато. Мы уже чуть дом не спалили. Но если нет… и мы действительно тут будем куковать до нового года, нужно подумать о том, как до него дожить, потому что еды реально маловато. Возможно, здесь сохранились какие-то продукты? Открываю створки под столом и подсвечиваю себе фонариком. Тут стоят какие-то банки с соленьями, на вид им лет сто. И лежит несколько пакетов с крупами, но они прогрызены мышами и рассыпаны. Вокруг – мышиные какашки. Морщусь, закрываю обратно. Надеюсь, что мы не оголодаем до такой степени. В узком серванте лежит чай, кофе и сахар с солью в закрытых банках. Ну, хоть что-то. От печки уже начинает идти тепло. Это успокаивает. Мы не замерзнем и не умрем с голоду, а, значит, все не так уж и плохо. Осталось только придумать, что делать со спальным местом. Нужно поискать какие-нибудь одеяла, чтобы соорудить кровать. Кошусь на дверь в другой стороне кухни. Там мы еще не были. Беру веник на тот случай, если кто-то выпрыгнет из-за угла. Аккуратно приоткрываю ее. Темно. Веет холодом. Подсвечиваю телефоном, щелкаю древним выключателем на бревенчатой стене и шире распахиваю дверь. Открывается вид на какой-то… предбанник что ли. Несколько ступенек заканчиваются земляным полом. Вокруг – хлам. Стоят какие-то кастрюли, банки, лопаты и грабли, на стенах, покрытых полосами старой паутины, на гвоздях висят старые рабочие куртки. – Куда пошла? – взвизгиваю от неожиданного хлопка по жопе и подпрыгиваю. Разворачиваюсь и замахиваюсь веником. – Да ты достал меня! – луплю Мирона, яростно размахивая веником. Целюсь в голову. Бью так, что сухие ветки разлетаются в стороны. – – Ты дура, что ли?! – сводный подставляет руку, перехватывает веник и дергает на себя, отшвыривает его в сторону печки. – Давай, еще дров подкинь, чтобы вспыхнуло посильнее! – киваю ему. Мирон отходит, отшвыривает веник ногой в другую сторону и возвращается. – Ты с такими темпами будешь спать на улице, – усмехается. – А ты точно умрешь не от голодной смерти. – корчу ему рожу. Сводный лишь закатывает глаза и проходит мимо меня в предбанник. Оглядывается. Выхожу следом за ним. Перед нами две двери. Мир дергает одну из них, бесстрашно заходит внутрь. Когда загорается свет, выглядываю из-за его спины. Это совсем маленькая комната. Микроскопическая. Здесь стоит лишь кровать и тумбочка. – Смотри, – усмехается Мирон, показывая на стену. На стене поверх стареньких обоев наклеены пачки из-под сигарет в форме огромной звезды. – О, “Парламент”. – с интересом разглядывает их сводный. – “Мальборо”. Замечаю на другой стене фотографии. Протискиваюсь за спиной Мира, подхожу ближе. приглядываюсь к изображениям. Компания молодых парней, еще подростков. – Это что, Рэм Алиевич? – показываю пальцем на парня. Он похож на Мирона. Получается, мы в его доме? Мирон оборачивается и подходит ближе, чуть склоняется. Мне не уютно, что он прижимается ко мне, но по-другому тут не разместишься. – Наверное. Я познакомился с отцом, когда ему было уже за тридцать, совсем молодым не знаю. Но похож. – Ну, ничего, познакомился же? Зато раз – и внезапно сын богатого человека. – разворачиваюсь и пытаюсь протиснуться к выходу. – Не надо вот, – повышает голос сводный, глядя, как я корячусь и не отодвинувшись ни на шаг. – Я не беру деньги у отца. Работаю на него и зарабатываю, как и все помощники. Единственное, квартиру он мне купил. Тут я не стал играть в благородного дебила и отказываться. – Да я без претензий. – вздыхаю и выхожу обратно. – Я бы тоже не отказалась, если бы мне отец подарил квартиру. – А где твой отец? – Мирон снимает со стены фотографии и выходит следом, пригибаясь, чтобы не стукнуться головой об низкий косяк. – Я не знаю. Я его никогда в глаза не видела. Да и не хочу. – усмехаюсь и распахиваю следующую дверь. Замираем на пороге. Делаю шаг в темноту и ищу выключатель. Щелкаю. Не работает. – Че стоишь? Боишься? Не бойся, малая, я тебя защищу. – усмехается Мир, приобнимая меня за плечо и оглядываясь. – Руки убери, – рычу, доставая телефон. Сбрасываю его руку. – Смелая? Ну ладно, тогда одна тут гуляй. Включаю фонарь и наблюдаю, как Мирон выходит, прикрывая дверь. Осматриваюсь. Меня аж передергивает от страха. Это большой сарай. С какими-то перегородками. Видимо, здесь было что-то типа свинарника. Делаю пару шагов и, мне кажется, где-то вдали я слышу шорох. Пячусь обратно, толкаю дверь. А она закрыта. – Мирон! Это не смешно! Выпусти меня. – стучу ладонью и внезапно замираю от нового шороха и ужаса, сковавшего тело. Медленно разворачиваюсь и в свете фонаря, в противоположной стороне сарая, мелькает что-то большое, а после раздается громкий, тонкий звук, от которого кровь стынет в венах. 8. Мирон Стою, подпирая дверь плечом и ржу. Мне нравится, когда Забава пугается. В эти моменты она… настоящая. А то строит из себя не пойми что. Пытается казаться деловой, взрослой, ледяной. Смотрит свысока. Отец правильно сказал, как на говно. А сама… мелкая коза, в общем-то. Просто маскируется. Чем и бесит. – Мирон! Это не смешно! Выпусти меня. – стучит по двери. Нет, это очень смешно. Молчу и жмурюсь, чтобы не заржать в голос. Вообще, меня, конечно, бесит вся эта ситуация. Сам не понимаю, на кой хер поперся к ней тогда в турагенство. Хотел помочь, но почему-то, как только я оказываюсь с ней рядом, сразу появляется странное желание ее выбесить. Каждый ее взгляд, каждая фраза – будто вызов. Может, это ревность ко мне, как к конкуренту за родительскую любовь, я не знаю. Напряжение между нами появилось сразу, как только мы впервые увидели друг друга. Помню, как мне написал незнакомый номер и попросил встречи. Я сразу понял, что это весточка от пропавшего после разборок отца. Но, когда я увидел, что ко мне идет мелкая рыжая девчонка по плечо, то был немного удивлен. Сразу ее воспринял в штыки. Думал – подстилка отца. Та из молодых девок, которые ложаться под взрослых богатых мужиков и присасываются, как пиявки. А, оказалось, это теоретическая сводная сестра. И я как-то из интереса нашел ее в соцсетях, начал поглядывать, чем занимается… И что-то увлекся, похоже. Хотелось побольше узнать о ней, такой идеально неидеальной на картинках. Попытался подкатить, пообщаться. Она отбрила меня резко. Зацепило. С подкатами у меня вообще проблем никогда не было. Я умею нравиться соскам, но эта… удивила, короче. Познакомиться поближе, сходить в кино, клуб, ресторан – отказалась. Мне как бы с одной стороны и пофигу – не единственная девка во вселенной, а с другой стороны… В смысле – мне отказали? Все соглашаются, а эта почему нет? На свадьбе родителей зазывал ее вечерком покататься. Тоже мимо. Снежная королева, не меньше. Ни одной улыбки, ни одного нечаянного заинтересованного взгляда. Бесит. Зато когда злится – ух! Огнище! Столько эмоций полыхает во взгляде. Пусть негативных, но для меня. Внезапно Забава начинает визжать как резаная и я распахиваю дверь. Девчонка вываливается спиной на меня, с огромными от ужаса глазами. Подхватываю, чтобы не упала. В первую секунду даже верю в ее страх. Потом – усмехаюсь и с интересом смотрю на хреновую актерскую игру. Забава припирает дверь собой и смотрит на меня так, будто привидение увидела. – Там кто-то есть, – шепчет одними губами. – Ну что ты, малыш, опять крысу испугалась? – подхожу, подыгрывая. – Это не крыса! Оно большое. – таращится на меня девчонка и,кажется, что вот-вот разревется. Усмехаюсь. Сейчас зайду, а она закроет меня. – Сейчас посмотрим, кто тебя напугал, – улыбаюсь, пытаясь отодвинуть ее, но Забава лишь сильнее вжимается в дверь и перехватывает мою руку. Смотрю, как ее ладонь крепко сжимает мою, согревая теплом. Чувствую дрожь пальцев. Еще раз всматриваюсь в глаза, на которых блестит влага. – Не ходи, – просит она меня. – А вдруг это опасно? – Пф! – закатываю глаза и достаю из кармана пистолет. – Смотри. Видишь? Я не боюсь. Опять дергаю дверь, но Забава внезапно обхватывает меня за торс и прижимается всем телом. По спине пробегает волна жара и руки слабеют. Есть в этих девчачьих уловках что-то магическое. Мозг сразу перестраивается на другую волну. Смотрю в ее испуганное, бледное лицо и ловлю себя на неожиданном желании прикоснуться к нему. Склоняюсь и коротко касаюсь ее губ. А она не сопротивляется! Вот это повергает в ступор. Реально что ли кого-то увидела? – Не уходи, я боюсь, – всхлипывает она, отстраняясь. – А ночевать в доме, где кто-то бродит, не боишься? – хмыкаю. Глядя на нее уже и самому как-то не по себе. Поэтому нужно разобраться, кто там и, наконец, готовиться ко сну. Если повезет, завтра отец сжалится и вернется за нами. – Иди в дом. Я скоро вернусь. – наслаждаюсь моментом ее беспомощности и глажу по волосам. Это заряжает меня драйвом, адреналином и желанием доказать, что я супер-мега-защитник. – Я не пойду, – слезы, которые Забава так долго сдерживала, начинают катиться по ее лицу и я морщусь. Обычно девушки слезами и истериками пытаются добиться своего. Заставить быть с собой или сделать что-то, чего ей очень хочется. Со мной не прокатывает. Но сейчас – другое. Забава не плачет, пытаясь манипулировать мной. Она просто напугана и ей нужна помощь. Но вот утешать я не очень умею. – Так, все. Успокоилась. – вытираю ей щеки и отодвигаю в сторону. – Жди меня здесь. Включаю фонарик и захожу в сарай, закрывая за собой дверь. Сразу свечу по углам. Пусто. Медленно иду дальше. Матерюсь, споткнувшись об какое-то старое ведро, откидываю его в сторону. Пистолет на всякий случай держу на готове. Мало ли, какое дикое животное могло сюда пробраться. Дохожу до конца, осматриваюсь, но никого не нахожу. Вздыхаю, пряча пистолет в карман. Разыграла, значит. Коза. Небось, подперла дверь чем-нибудь. Сейчас попляшешь. – Забава, беги! Беги! – ору, сложив руки рупором. Усмехаюсь. Выбраться отсюда мне не составит труда, а вот ей потом несдобровать, заразе. Внезапно над головой раздается какой-то тонкий вопль и меня обдает потоком холодного воздуха. Тело резко напрягается от пробежавших электрических импульсов. Уклоняюсь в сторону и оборачиваюсь, выхватив пистолет. Держу на вытянутой руке и смотрю вверх. Затем опускаю руку, и тру лицо ладонью, стирая напряжение. Возвращаюсь к Забаве. Быстро дохожу до двери, толкаю ее и вдруг вижу, как мне в голову летит лопата. 9. Мирон Подставляю руку, уворачиваясь от удара. Черенок больно ударяет по предплечью. С шипением отталкиваю лопату в сторону, и она выпадает из рук Забавы. Она замирает на серунду, а после бросается ко мне на шею, всхлипывая. Прижимается, как к родному. – О, боже! Я думала, это не ты! Ты кричал и я подумала!.. – тараторит взволновано, а потом замирает и вдруг так же резко отстраняется, толкая меня в грудь. – Ты меня обманул! Идиот! Я чуть не описалась от страха! Охреневаю от контраста эмоций. От защитника в сволочь за две секунды. Хмыкаю, склоняя голову и разглядывая зареванное лицо рыжего чудовища. – Пойдем, что покажу, – хватаю ее за руку и тяну в сарай. – Может, еще и покакаешь заодно. – Я не пойду никуда с тобой, дурак! – сопротивляется Забава, но я упрямо веду ее следом. – Учти, что если ты меня напугаешь, то я тебя ночью подушкой придушу! – Не шуми, – негромко говорю и включаю фонарик. Идем с ней, держась за руки. Ее рука холодная и я ловлю себя на том, что поглаживаю тонкие пальцы, в попытке согреть. Отпускаю, недовольно хмурясь. Что это за нежности? – Смотри, – показываю наверх. – Мамочки! – шепчет Забава, глядя на потолок. – Сова! – Прикольная, да? Смотри, жрет кого-то. Сова сидит на балке под высоким потолком и, придерживая когтистой лапой что-то небольшое, увлеченно потрошит его. – Фу, крысу, похоже, – брезгливо морщит нос девчонка, но взгляда не отводит. Вдруг сова внезапно орет и мы одновременно вздрагиваем. Забава в секунду оказывается возле меня и я с ухмылкой обнимаю ее за плечи. Не такая уж и ледяная ты, королева снежная. – Не бойся, – довольно хмыкаю, ощущая дрожь тела под пальцами, – сегодня нас никто не сожрёт. А вот если окна не закроем, грозим не дожить до нового года. Пошли. Пусть птичка ужинает. А нам с тобой ещё делить территорию. Возвращаемся в дом. В кухне уже ощутимо тепло, но в других комнатах все ещё холодно. Подкладываю дров в печь. Хрен его знает, как правильно топить эту махину. Был бы интернет, я бы загуглил. Да нет, я бы вызвонил пацанов и уже через несколько часов был бы дома. Но не в этот раз, блин. А в планах был клуб, пара свиданок, новый год на базе отдыха. Вот там кипешь будет, когда я не появлюсь в сети несколько дней. Захожу в комнату и вижу, как Забава стоит возле окна и вглядывается в темноту. – Что ты там интересного увидела? – хмыкаю, приближаясь. – Сам посмотри. Ни в одном окне свет не горит. Деревня заброшенная совсем. – Уууу, – понижаю голос. – Самое место для маньяков и страшных истооорий. – Иди в жопу, – хмыкает Забава и тянется к распахнутым рамам. Усмехаюсь и иду к другому окну, закрываю створки, которые поддаются с большим трудом. Дом перекосило от времени. Внезапный визг заставляет меня обернуться. Хруст и треск дерева режет по ушам. Вижу, как девчонка ныряет в оконный проем. Бросаюсь к ней, хватая за ноги. Рама выпала и чуть не увлекла за собой Забаву. Она висит вниз головой в пустом проеме окна и не может выбраться. Пищит что-то, нелепо дрыгаясь. Придерживая ее за бедра, аккуратно извлекаю обратно. Не упускаю возможности потискать задницу, что так и манит магнитом. Уж больно... кругленькая. Подтянув, перехватываю под грудь и прижимаю Забаву спиной к себе. Даже сквозь верхнюю одежду чувствую, как под ребрами бешено колотится ее сердце. Стоим в обнимку и смотрим на дырку в стене. – Пиздец ты хозяюшка, – усмехаюсь ей на ухо. Забава отталкивает мои руки и отходит на шаг. – Рама прогнила, – хмурится обиженно, потирает живот и аккуратно выглядывает на улицу. Выглядываю следом. Повезло, что под окном рыхлый сугроб и деревяшки не развалились на части. – Давай-ка, ты поищи молоток и гвозди, – вздыхаю, – а я пойду достану его. Тащу окно обратно в дом, утопая в сугробах. Всегда любил зиму, когда жил в городе. Сейчас мое отношение к снегу немного изменилось. Пару раз споткнувшись обо что-то и чуть не завалившись вместе со своим грузом, матерюсь сквозь зубы. Шмот и так промок, теперь еще сверху налипло нового снега и тело ощутимо знобит от холода. Взобравшись на крыльцо, перевожу дух, и тащу окно дальше. Забава ждет меня в комнате. – Нашла? – ставлю окно к стене и отряхиваю вещи. – Да, на террасе лежали. Беру ржавый молоток в руки, кручу, разглядывая. Как бы не развалился и он. Вздыхаю, осматриваю раму. На удивление, даже стекла остались целы. Подбиваю гвоздями там, где рассыпалось дерево. Вставляю ее в окно. Забава придерживает, я прибиваю к бревнам. Пытаюсь закрыть, но что-то мешает. Дергаю посильнее. Рамы закрываются, но по одному стеклу тут же идет трещина. – Ммм, какой ты рукодельный! – усмехается рыжая, а я закатываю глаза. – На себя посмотри. Я что, каждый день окна вставляю? – отбрасываю молоток на стол. – Ой, да ладно, ладно, не психуй, – поднимает она руки, сдаваясь. – Пальцы под пистолет заточены, понимаю. Резко притягиваю ее к себе за ворот пуховика. – Не только, – усмехаюсь, приближаясь к губам. – Показать еще под что? Отбивает мои руки, обиженно сопя. – Ладно, давай спать уже ложиться. – стаскиваю куртку. – Погоди, – зовет Забава и кусает губу, будто сомневается. – Проводи меня на улицу, пожалуйста. – Зачем, – оборачиваюсь и вижу, как ее щеки начинают гореть румянцем. – Я писать хочу. 10. Забава – Хотя нет, я передумала! Не надо меня провожать. – отворачиваясь от сводного, быстро ухожу из комнаты. Кажется, что щеки пылают огнем. И что меня дёрнуло его попросить? Если за все это время на нас никто не напал, значит, тут никого и нет. И все мои страхи только в моей голове. Наверное, это самый удачный момент избавиться от них. Беру ту самую лопату, которой чуть не убила Мирона и смотрю на нее, усмехаясь. Я ведь была почти готова броситься ему на помощь. Возможно, потому что понимаю, что без него здесь выживу вряд ли. Хотя и с ним шансов… не много. Как только он появляется рядом всё идёт наперекосяк. Эти его вечные приколы с попытками напугать… удачными попытками напугать!.. бесят жутко. Я пугаюсь, как ребенок, а он и рад стараться. И моя реакция меня тоже жутко злит. И я даже не знаю, зачем попросила проводить меня на улицу. Я же прекрасно понимаю, что он что-нибудь придумает и я буду нестись из сугроба, сверкая голой пятой точкой ему на радость. Кошусь на сарай и ежусь. Нет, уж лучше на улицу. Там просто темно. А тут темно и крысы. Разворачиваюсь и вздрагиваю. – Да е-мое! – подпрыгиваю. Мирон молча стоит в дверях кухни и смотрит на меня. – Ты задолбал пугать! – сжимаю лопату со злостью. – Что ты вечно подкрадываешься?! – Вообще-то, – усмехается он, – я только подошёл. Это ты, психованная, дергаешься по любому поводу. Пошли. – Не надо меня провожать, – сверлю ему взглядом спину, но все же иду следом. Просто нам пока что в одну сторону. – Я не переживу, если тебя сожрут волки. Я же со скуки тут сдохну. Волки? А ведь реально рядом лес, буквально в нескольких десятках метров. – Да нет тут никаких волков, – фыркаю, стараясь придать голосу твердости. Опять он начинает меня запугивать. – Я бы не стал сильно обнадеживаться. – Мирон открывает засов на двери и выглядывает на улицу. – Иди. – Ага, а ты закроешь меня снаружи. – усмехаюсь. Мир оборачивается ко мне и скрещивает руки на груди. – Ведро принести? Хмурюсь и, включив фонарик и сжимая лопату, обхожу его и спускаюсь с крыльца. Заворачиваю за дом. Где-то же здесь должен быть деревенский туалет. Ну, такой, маленький домик. – Ты куда пошла? – заглядывает сводный за угол. – Искать туалет, – бурчу, повернувшись к нему. – С дуба рухнула что ли? Тут везде туалет. – разводит он руками в стороны и ногой раскидывает сугроб, очищая маленькую площадку от снега. – Вот, пожалуйста. – Издеваешься? – смотрю на него. – Я? Это ты с ума сходишь. Провалишься ночью в дыру какую-нибудь, я тебя не буду вытаскивать. Да, перспектива, конечно, так себе. Вздохнув, возвращаюсь обратно и смотрю на очищенное от снега место. Мирон, хмыкнув, отворачивается и, запихнув руки в карманы штанов, смотрит куда-то вдаль. – Отойди, – прошу его. Слышу, как он тихо цокает языком и уходит в сторону крыльца. Озираюсь по сторонам и очень-очень быстро стягиваю с себя штаны. Живот даже ноет от того, что слишком долго терпела. Внезапно над головой вспыхивает яркий свет и тут же погасает. – Ой, – слышу с крыльца. – Извиняюсь. Зато я нашел выключатель наружного освещения. Притаптываю ногой снег, чтобы скрыть свои следы, потому что чувствую себя не уютно. Мне не хочется, чтобы мой сводный кошмар потом усмехался надо мной и сравнивал с собакой. Возвращаюсь обратно почти бегом. Неуютно. Тревожно. – Все? – хмыкает Мирон и уходит вместо меня за угол. – Тебя… покараулить? – уточняю я ему вслед, отставляя лопату в угол между домом и крыльцом. – Можешь подержать, – доносится смешок. Поджимаю губы и ухожу внутрь. За печкой я видела шкаф. Возможно, там есть какие-то одеяла? Подушки. Хоть что-нибудь. В доме все еще ощутимо холодно. Слышу, как скрипят полы и шоркает по дереву дверной засов. Открываю шкаф и с радостью нахожу там подушку с одеялом. Иду обратно в комнату, где Мирон уже разбирает диван. Под ним тоже лежит подушка и простыня, но одеяла нет. – Хм, – смотрит он на то, как я прижимаю мою добычу к груди. – По-моему, это судьба. – Ага, разбежался, – усмехаюсь. – Тогда спи на кресле, – он кидает подушку на диван и заваливается спиной ко мне, укрывается тонким пледом кое-как. – И свет выключи. Стою и смотрю на него. Лежит на диване в куртке и ботинках, поджав ноги, потому что с трудом умещается в длину. Перевожу взгляд на кресла. В принципе, они довольно большие и массивные. Можно попробовать из них что-нибудь соорудить. Выдвигаю одно, с усилием дергаю на себя. Оно с громким дребезжанием скребет по деревянному полу и поддается с большим трудом. Пыхчу, тяну на себя второе. Сводный же принципиально даже не шевельнулся на мои перестановки. Далеко отодвинуть от окон не могу, но кое-как стыкую их между собой. Получается небольшая люлька. Устало выдыхаю, выключаю свет и трусцой бегу к своей импровизированной кровати. Запрыгиваю, тут же укрываясь одеялом по шею, и смотрю в потолок. Страшно, аж поджилки трясутся. Не могу уснуть. Разные мысли лезут в голову. А вдруг начнется пожар? Одеяло и подушка какие-то влажные и пахнут сыростью. Места мало и ногам не удобно. В окна вижу черные ветки деревьев и снежное небо. И мне ужасно неуютно. Несмотря на то, что окна в этом доме довольно высоко, есть ощущение, что сейчас кто-нибудь заглянет в них. Жмурюсь и с трудом вылезаю из своего убежища. Быстро задергиваю шторы и забираюсь обратно в кровать, снова укрываясь почти с головой. Тело дрожит от того, как сильно промерзло и от того, сколько адреналина сегодня получило. Я съеду от мамы и отчима сразу, как только мы выберемся отсюда. Уже давно было пора. А с таким воспитателем и подавно. Прислушиваюсь к звукам. Мы с Мироном тут одни. Но дом поскрипывает и потрескивает, будто живет своей жизнью. Возможно, это из-за того, что он прогревается. А может в нем много кто… живет. Я вспоминаю про крыс и укрываюсь сильнее. Они же переносчики кучи болезней. Лишь бы не напали. Веки потихоньку начинают тяжелеть, но сквозь утопающее в темноте сознание я слышу какой-то странный звук. Будто кто-то медленно, то и дело останавливаясь, скребет по стене... снаружи дома. 11. Забава Распахиваю глаза и прислушиваюсь. Тишина. Только закрываюсь одеялом, как снова слышу протяжный скрежет и глухой звук. Кровь холодеет в жилах и я подскакиваю на кровати, моментально просыпаясь. За доли секунды оказываюсь возле Мирона. – Блин! – вздрагивает он, когда я переваливаюсь через него. – Поаккуратнее нельзя? Сонно что-то еще буркнув, отворачивается. – Мирон, – зову шепотом и термушу его за плечо. – На улице кто-то есть. – Мне его внутрь позвать? – зевает он, не оборачиваясь. – Успокойся, какой-нибудь зайчик. – Какой зайчик? – стону и снова трясу его. – Оно скребет по стене и громыхает там. – Ну, хорошо. – разворачивается сводный на спину и смотрит на меня. – Допустим, это волк. И? Дверь закрыта, никто не заберется. – Нет! – выдыхаю шепотом. – Оно скребло высоко, на уровне окон. – Ты замеряла, что ли? – хмыкает он. – Ну, допустим. И кто это? Твои предположения? Пожимаю плечами. Мне кажется, это какой-нибудь монстр. Страшный, который заберется в окно и сожрет нас. Но, не озвучивать же Мирону этот бред? – А вдруг это какие-нибудь воры? – За ржавым молотком из леса пришли, – усмехается он, снова отворачиваясь на бок. – Спи. Вздохнув, обхватываю колени руками и медитирую на окна. Если мелькнет какая-нибудь тень, я снова разбужу Мирона. У него есть пистолет, он сможет отбиться. Упираюсь подбородком в ноги и протяжно зеваю. Глаза начинают слипаться, но я борюсь со сном, то и дело вздрагивая и поднимая голову. – Да ложись ты уже, я тебя ото всех спасу, – слышу будто сквозь вату и проваливаюсь в темноту. Открываю глаза и первые секунды не понимаю, где я. Потом память стремительно возвращается и я скашиваю взгляд в бок. Я лежу в объятиях сводного брата. Он крепко спит, закинув на меня руку и ногу, и обжигая мою щеку горячим дыханием. Мы накрыты моим одеялом, а вместо подушки я использую вторую руку Мирона. В доме прохладно. В комнате полумрак, но уже все отчетливо видно. И я разглядываю его, спящего, лежащего слишком близко ко мне. Не знаю, за что заносчивым высокомерным гадам достается такая внешность. Было бы гораздо честнее, если бы доброму человеку доставалась красота, а злому наоборот. Идешь по улице и сразу понятно: вот этот – святой человек, а этот где-то накосячил в жизни. Но отрицать то, что Мирон – красивый, я не могу. Я, помню, знатно растерялась, когда увидела его в нашу первую встречу. Он вообще не похож на бандита. Вот на богатенького мажора – да. Удивил вчера, что у отца денег не берет. Хотя, может, врет просто. Аккуратно шевелюсь под его объятиями, чтобы размять затекшие мышцы, и тут же чувствую, как его пах напрягается. Замираю, краснея. В принципе, понимаю, что он спит и это просто физиология, но все равно жутко неудобно. Стараясь как можно меньше его тревожить, приподнимаю тяжелую руку, обвивающую мою талию, и отворачиваюсь на бок. Не успеваю толком отстраниться, как Мирон притягивает меня обратно, впечатывая спиной в грудь, а ягодицами в налитый бугор. Выдыхаю, переставая дышать. Мирон еще как специально толкается бедрами вперед, потираясь своим членом об меня, а потом снова замирает и я слышу над ухом его размеренное сопение. Неловкий момент. Чувствую, как сердце колотится в груди. Но лежу, сжав ноги, и не шевелюсь. Я не знаю, что для меня сейчас страшнее: лежать в таком положении или сбежать и показать, что он меня смущает. Закрываю глаза, стараясь дышать глубже. В принципе, мне почти нормально. Тепло и не страшно. Я даже начинаю дремать, когда чувствую, как горячая рука ныряет мне под толстовку и движется к груди. – Ммм, Крис, – сонно тянет сводный и опять впечатывается в меня бедрами, одновременно нагло накрывая ладонью грудь. Меня будто парализует от неожиданности. Я не понимаю, во сне это или нет. Тело реагирует мурашками и легкой дрожью. Сглатываю, когда рука ползет обратно вниз. Пока решаю, будить его или нет, он легко поглаживает мой живот. – Хочу те… – расслабленно начинает Мирон и замолкает. Его пальцы останавливаются в районе резинки штанов и я едва сдерживаю облегченный выдох. – Бля. – тихо шепчет он и аккуратно отстраняется, вытаскивая руку из-под моей головы. Встает с дивана и уходит из комнаты. Только тогда громко выдыхаю и устраиваюсь поудобнее. Слышу, как сводный выходит на улицу и снаружи опять раздается тот странный звук, что испугал меня ночью. Подскакиваю на диване, сбрасывая одеяло, и выбегаю из комнаты. – Мирон! – выскакиваю на улицу и, взвизгнув, отворачиваюсь. – Забава! – рычит он, отворачиваясь одновременно со мной. – Ты не мог поссать в другом месте? – возмущаюсь и смотрю на стену, по которой вчера кто-то шкрябал. Вижу в углу штыковую лопату, что я там оставила. Черенок в налипшем снегу. Беру ее, вожу черенком по деревянной стене и усмехаюсь. Вот оно какое, ночное чудище. – Кого мне стесняться-то? Тут нет никого! Я ж не думал, что ты меня будешь преследовать. – Извини, – развожу руками. – Завтрак иди готовь, хозяюшка, – хмыкает он и берет в руки горсть снега, растирает лицо. Смотрю на него и понимаю, что да, воды-то у нас нет. Повторяю. Набираю в ладони снежок и прикладываю к лицу. Он тает на разгоряченной после сна коже и приятно холодит ее. – Я там ссал вчера. – Фуууу! 12. Забава – Да я шучу! – хохочет Мирон, пока я вытираюсь рукавом. – Да честно шучу! – Ты отвратительный! – хватаю горсть снега и кидаю в него, а он ловко уворачивается. Второй порцией попадаю ему за шиворот. – Ау! Ау! Зараза! – прыгает он и вытряхивает его из-под одежды, потом обхватывает меня за талию и под мои визги сажает в сугроб. – Кровь за кровь. Все. Пошли чай пить. Мир протягивает мне руку и я со вздохом берусь за нее. Встаю на ноги. – У нас нет воды, – усмехаюсь. – Нам надо набрать ведро снега и его растопить. Поэтому, ПОЖАЛУЙСТА, выбери для себя какое-нибудь одно место для туалета. А лучше найди где тут настоящий. Мирон озирается и я, наконец, тоже осматриваюсь. Большая территория огорожена деревянным забором. Все заметено снегом. Вдали, за домом сад и какой-то небольшой домик, явно поновее, чем тот, в котором мы живем. – Сейчас позавтракаем и пойдем на разведку, – хмыкает сводный. – Может, тут люди есть все-таки? И телефон какой-нибудь найдется. – Рэм Алиевич все равно за нами не приедет. – А друзья на что? – хмыкает Мирон. – Пацанам позвоню и они тут же примчат. Киваю. У меня нет друзей на машинах. Да и подруг… не много. Но говорить об этом я не хочу. Не такое сладкое у меня было детство, чтобы вспоминать о нем. Заходим в кухню. Мирон открывает дверцу и подкидывает дров в печь. – Потухли. Придется заново разжигать. – ворчит, доставая газету. – Нужно еще наколоть… Блин, куда я топор дел? – В терраске у двери стоит, – отзываюсь и забираю ведро для воды из-под стола. Выхожу на улицу и тщательно мою его снегом. Потом отхожу подальше и им же наполняю ведро, тщательно утрамбовывая. Если мы поставим его в печку, снег быстро растает и мы сможем добыть питьевую воду. Захожу обратно в дом, когда из дверцы опять пахнет сырым деревом и жженой газетой. Мирон стоит и пытается ключами открыть вино. По виду – психует. – Ты чего? – хмурюсь. – Еще скажи: “Это на новый год.” – ехидно улыбается и, наконец, продавливает пробку. Протягивает мне. – Будешь? Я пить хочу, не могу. Тоже хочу пить. Но вино… С утра?.. Хотя, здесь кроме нас и нет никого. Кто осудит? Беру из рук Мирона бутылку и делаю несколько глотков. Возвращаю. Он как-то уважительно что ли смотрит на меня и тоже прикладывается к горлышку. Завороженно смотрю, как медленно двигается его кадык на напряженной шее. – Фух! – отлепляется он от горлышка и снова тянет мне. – Жить будем. – Но не счастливо и не долго, – хмыкаю и тянусь рукой в горнило, чтобы проверить, тепло ли там или совсем остыло. – Алкоголь выводит жидкость из организма. Совсем скоро ты снова захочешь пить. Остыло почти. Иду к старой газовой плите. – Не работает, я проверил. Там в террасе баллоны с газом стоят, их можно подключить к ней. Но что-то я ссу, если честно, экспериментировать. Вздыхаю. Газ - это страшно. Если рванет, мало не покажется. – А давай на улице костер разведем? – предлагает Мир. – Это быстрее. Там, кажется, мангал стоит в сугробе. – Я не умею костер разводить, – признаюсь. – Да ладно? Ты что, в поход никогда не ходила? – Представь себе, ходила. Только костер не разжигала. – тянусь за вином и делаю еще глоток. – Иди, жги. Я пока придумаю, в чем и что готовить. Мирон уходит, а я открываю холодильник и пытаюсь вспомнить, что он не ест. По-моему, ничего не ест, поэтому достаю пакет гречки, кусок мяса в вакууме, картошку, лук и морковку. Пока мы приготовим, уже, наверное, будет обед. Нахожу пару кастрюль и соду. Отлично. Подогреваю немного снега в теплеющей печке и стараюсь как можно тщательнее их отмыть, потому что фиг знает, кто в них мог лазить. Выхожу на улицу, чтобы посмотреть, как идут дела. Вижу, что почти у входа стоит мангал, а из-за дома доносятся глухие удары. Иду на звук, заворачиваю за угол и на секунду застываю, потому что Мирон по пояс голый рубит дрова. Пялюсь на то, как красиво двигается его тело при каждом взмахе, как перекатываются бугры мышц, и одергиваю себя. Хмурясь, направляюсь к нему. – Заболеешь. – Блядь! – подпрыгивает он от неожиданности и быстро оборачивается. Вижу, как тяжело дышит и изо рта вырываются облачка пара. – Ты зачем к человеку с топором крадешься, безумная? – Неприятно, да? – усмехаюсь злорадно. – Говорю: оденься, заболеешь. У нас таблеток нет. – Не заболею, – отмахивается Мирон и морщится, глядя на ладони. – Жарко. – Заноза? – киваю на руки. Мир показывает мне ладони, на которых образовались и уже лопнули мозоли. – Ну, я же говорила, что руки под пистолет заточены. – вздыхаю. – Иди отсюда, женщина. – он гневно сверкает на меня глазами. – Твое место на кухне. И дрова захвати. Набираю охапку дров и иду обратно к дому. Складываю их на крыльце и иду за следующей партией. По пути кошусь на какой-то покосившийся домик, пристроенный к сараю, и с опасением предполагаю, что это туалет. Отгребаю ногой от двери снег и аккуратно тяну дверь за ручку. – Какой ужас, – хнычу тихонько, потому что туалет похож на какую-то декорацию из фильма ужасов: краска на деревяшках облупилась и от нее почти не осталось следа, на стенах – куски старой паутины с дохлыми мухами и скрюченными пауками. В углу на потолке осиное гнездо с кулак. Внизу небольшой постамент с прогнившими досками и зияющей темной дырой посередине. – О, нет, – закрываю дверь и аккуратно отхожу. – Обойдемся. Забираю еще одну охапку дров под пристальным взглядом Мирона. Он снова останавливается передохнуть, когда я подхожу. Вижу, что волосы и шея влажные от того, как усердно работает. Даже стыдно становится, что я шляюсь туда-сюда просто так. Возвращаюсь в дом и нахожу полотенце в шкафу. Приношу ему. – Зачем? – усмехается он, но все же забирает его у меня и быстро обтирает влажную кожу. – Потому что я так сказала. Не спорь со мной. – вытираю ему спину. – Одевайся уже. – Какая ж ты душная, – вздыхает Мирон и, шипя сквозь зубы, растирается снегом, а затем натягивает одежду. – Нормальные люди называют это заботой, – бурчу, набирая еще дров. – Нормальные люди сейчас к новому году затариваются и дома сидят, – обиженно выдыхает сводный, будто укоряет меня в чем-то. – Если бы не ты, – выдыхаю, прижимая к себе деревяшки и со стоном распрямляясь, – я бы тоже сейчас дома была. Мирон закатывает глаза. – Еще скажи, что у тебя прям грандиозные планы были. – Были, – бросаю коротко, отворачиваюсь и иду в сторону дома. – Это какие же? – догоняет меня он на полпути. Мы с девчонками с работы договорились встретиться и погулять по Москве. Это, конечно, грандиозными планами не назовешь, но все же. А вообще… Я даже спотыкаюсь от того, что вдруг внезапно вспоминаю, что в прошлый новый год под бой курантов загадала следующий встретить с самым лучшим мужчиной на свете. Кошусь на Мирона. Но, это же не может быть сводный дикий братец, правда? – Вот вообще не твое дело. – складываю дрова горкой. – Костер разводи, а я пошла мясо резать. – Ммм, мясо будет? – С твоей любимой гречкой, – усмехаюсь. – Может, поторгуемся? – кричит Мир мне вслед, но я ничего не отвечаю. Задумчиво режу мясо на куски и размышляю, что, похоже, нам реально куковать тут не один день. Бойтесь своих желаний, блин. Достаем из старого холодильника решетчатые полки и ставим их на мангал. Сверху водружаем две кастрюли и чайник. У нас сегодня тушеная гречка и суп с овощами. Нарезав кусками сало и черный хлеб, отламываю от какого-то куста две ветки и насаживаю на них все, как канапе, обжариваю и тяну одну Мирону. – Я не буду, – бурчит он, но его желудок тут же издает протяжное урчание, которое отлично слышно. – А он будет, – киваю на живот. – Да хоть попробуй ты. Это вкусно. – Это жирно, – морщится сводный, но все же принимает из моих рук шпажку. Нюхает сало, снова морщится. – Если ты так будешь есть суп и гречку, я тебе готовить больше не буду, – щурюсь. – Тогда будешь сама костер себе разводить, – огрызается он, но потом вздыхает. – Принеси хоть вина, запить. Забираю со стола вино и возвращаюсь. Мирон берет у меня бутылку и смотрит на сало с хлебом так, будто это что-то отвратительное. Передергивает плечами и глубоко вздыхает, делая глоток вина. Прям к прыжку с парашютом готовится, не меньше. 13. Забава Мирон снимает зубами хлеб и кусок сала, медленно жует, глядя перед собой, потом выплёвывает в снег и запивает вином. Молча протягивает мне импровизированный шампур и качает головой. – Значит, ты не голодный, – усмехаюсь, забирая у него сало и с удовольствием хрущу поджаренным ароматным хлебушком. – Мне больше достанется. Пока все равно ничего не делаешь, набери ещё снега. – У меня лапки, – демонстрирует он мне ладони с мозолями, но все же уходит в дом и возвращается с остатками печенья и ведром. Смотрю, как набирает снег и качаю головой. – Ты его хоть утрамбуй, – кричу. – Слушай, иди отсюда, – оборачивается Мирон. – Без тебя разберусь. Усмехаюсь и ухожу в дом, чтобы накрыть на стол. Вообще, на этой кухне не помешала бы генеральная уборка, но пока слишком холодно и отмывать все вокруг ледяной водой совершенно не хочется. Убираю со стола все лишнее, протираю потрепанную клеёнку и расставляю тарелки и чашки. Если абстрагироваться от всего, что произошло, то пока тут довольно терпимо. – Слушай, там все булькает, – заглядывает Мирон в кухню и ставит на пол ведро. – Сделай потише, – отвечаю на автомате. Оборачиваюсь к сводному и замираю, поймав на себе растерянный взгляд и поняв, что ляпнула. Внезапно одновременно начинаем ржать. Хохочем до слез, кажется, больше друг над другом, чем над моей нелепой фразой. – Да ты просто гений, – выдыхает Мирон со стоном и, откашливаясь, уходит. Слушаю скрип его шагов по деревянным половицам и вздыхаю. Что нам мешало нормально общаться изначально? – Эй, ведьма! – зовёт он меня громко. – Мне кажется, твое зелье убегает! – Лови его! – кричу в ответ, усмехаясь. Ах, да, вот это. Дебильные подколы и павлиний хвост. Когда еда, наконец, готова, я разливаю по тарелкам суп и раскладываю гречку. Аромат такой, что во рту скапливается слюна. Мирон садится за стол и разглядывает свои тарелки с сомнением. – Слушай, не отбивай аппетит, – беру кусок хлеба и, зачерпнув ложку супа, дую и аккуратно пробую. – Ммм, как вкусно! С дымком! Сводный нехотя берет ложку и пробует. Поглядываю на его реакцию, когда первая порция отправляется в рот. Он снова задумчиво жует, глядя перед собой, а я сжимаю в руке ложку, готовая дать ему в лоб, если он сейчас опять выплюнет. Но нет, Мирон продолжает есть. – Вкусно? – улыбаюсь. Он неопределенно вертит рукой в воздухе. – Более-менее. – Буржуй, закормила тебя Крис твоя, – усмехаюсь и охреневаю в ту же секунду. Я готова сейчас сама себе язык откусить. – Надо же, какая осведомленность, – хмыкает Мирон. – Справки обо мне уже навела? – Много болтаешь во сне, – окусываюсь. – Полночи не затыкался. – Да не смущайся так. Я привык, что бабы бегают за мной. – Пф! Много чести! – закатываю глаза. – Не всем нравятся раскачанные наглые мажоры. – Всем, – пристально смотрит на меня Мирон. – Рыжие так прикольно краснеют. Я чувствую, как щеки начинают гореть ещё сильнее и бешусь от этого. – Пятнами. – добивает меня. – Я тебе напомню, что это ты то и дело появляешься на моем пути! – Ой, один раз всего приехал помочь. – пожимает сводный плечами. – Да конечно, – щурюсь. – Домой к нам припёрся и доставал меня, на свадьбе родителей рядом сел. – Ты о себе слишком высокого мнения, сестрюнь, – усмехается Мир. – Дома я у вас был по работе, на свадьбе так поставили таблички. – Лазил по моей страничке, – добиваю с улыбкой. Как-то я увидела видимо случайный лайк от него, потому что он быстро исчез. – Да тебе в разведку надо, – хмыкает Мирон. – Я ж должен был посмотреть, что за родня у меня. Так что, не переживай. На фотки не дрочил. Можно подумать, ты не поинтересовалась, кто я такой, и не попускала слюни на фотографии? – Нет! – возмущаюсь. Посмотрела, конечно же. Просто аккуратно, чтобы никуда не тыкать. Фотографии у него, на самом деле, очень классные. Видно, что его фотографировал человек, который хорошо знаком с композицией. Но понтов там – мама не горюй. Посмотрела, глаза позакатывала, и все. Обошлось без слюней. – Опять краснеешь, – усмехается сводный и отодвигает пустую тарелку. – Ладно, нормальный суп. Не как у Крис, конечно, но сойдёт. Скриплю зубами. Мало какой женщине понравится сравнение с другой, даже если это сказано человеком, которому хочется поправить корону. Лопатой. – Гречка, ммм! – делает счастливое лицо Мирон и вздыхает, придирчиво разглядывая еду во второй тарелке. – Обожаю. Снова смотрю концерт с принюхиванием. – Ну, не как у Крис точно, – хмыкаю. – Придется пострадать. Зато как вернёшься, начнёшь ещё больше ее ценить. Если она тебя дождется, конечно. Мирон перестает жевать и сверлит меня взглядом. – А тебя, походу, никто не ждёт, да? Обидно сейчас было. Но я улыбаюсь. – С недавних пор я целая. Мир хмыкает, выковыривая мясо из тарелки. – Мужику можно позавидовать. И сколько он тебя выдержал? – Ой, давай вот без этого. Это я его бросила. – А он очень расстроился, видимо? – усмехается это непробиваемое чудовище. – Господи, у тебя на все ответ найдется? – возмущаюсь. Мирон лишь довольно кивает и я замолкаю. Ем свою гречку, глядя в тарелку. – Спасибо, – отодвигает он тарелку с оставшейся крупой. – Сейчас чайник принесу. – Э, а доедать кто будет? – хмурюсь. – Пощади, хозяйка, – прикладывает сводный руку к груди. – Я и так подвиг совершил. После чая заваливаюсь на диван и листаю найденный в террасе романчик. В доме уже более-менее тепло, но ноги все равно мёрзнут, поэтому я укрываюсь одеялом, погружаясь в чтение. Мирон заходит с улицы и, недовольно покосившись на меня за то, что я заняла его место, скидывает куртку и заваливается в мою колыбель. Его ноги при этом лежат на спинке и даже в таком положении торчат над ней. – Искать выживших пойдем? – хмыкает он минут пять спустя. – Я уже затек. – Сейчас, главу дочитаю, – зеваю. Настроение после еды умиротворенно-ленивое, ссориться совершенно не хочется. Сама не замечаю, как глаза закрываются и я проваливаюсь в дрёму. Просыпаюсь так же внезапно, озираюсь. В комнате горит свет, а за окном уже не день, а темнеющее, синее небо. Мирона в комнате нет. Скидываю одеяло и поднимаюсь на ноги. Прохожусь по комнатам, но в доме пусто. Засов на уличной двери открыт, а, значит, сводный где-то на улице. – Мирон! – кричу, приоткрыв дверь, но мой крик тонет в тишине. Надеваю куртку и выхожу на свежий воздух. Огибаю дом, в надежде найти его там, но не нахожу. Возвращаюсь к крыльцу и с сомнением смотрю за забор. Скорее всего, он ушел без меня разведать обстановку. Но, я проспала больше двух часов. Наверное, он должен был уже вернуться за это время. А что, если он смог дозвониться до друзей и уехал без меня? По телу пробегает неприятный холодок и я передергиваюсь только от мысли, что я буду здесь ночевать совсем одна. Но это пол беды. А что, если с ним что-нибудь случилось и он лежит где-нибудь без сознания? Колодец, погреб, выгребная яма. Что ещё можно не увидеть под снегом? – Мирон! – зову снова и опять не получаю ответа. 14. Забава Небо темнеет на глазах. А я боюсь темноты. Но я не знаю, чего я сейчас боюсь больше. Вздыхаю и, взяв в руки штыковую лопату, направляюсь в сторону калитки. Хоть какое-то оружие. Прогребаюсь по сугробам до дороги. Сейчас это получается проще, чем казалось в первый раз. То ли потому, что мы примяли снег, то ли тело немного привыкло к ходьбе с препятствиями. Кошусь в сторону леса и иду в противоположную сторону по колее, оставшейся от внедорожника отчима. Вижу протоптанные в сугробах следы возле соседнего дома. Зову Мирона опять и с надеждой вслушиваюсь в тишину. – Найду – закопаю, – выдыхаю пар в воздух и, кряхтя, лезу в снег по пояс. По следам обхожу темный дом, то и дело озираясь по сторонам. Чувствую себя какой-то преступницей, посягнувшей на чужую территорию. Переборов страх, заглядываю в покосившиеся окна, но везде ни души. Вернувшись к крыльцу, смотрю на дверь, с которой сбит замок и понимаю, что Мирон мог заходить туда. – Ну, если ты меня напугаешь и я не умру от разрыва сердца, – грожу пустоте и тянусь к ручке, – пеняй на себя. Распахиваю скрипучую створку и трясущейся рукой достаю телефон. Подсвечивая себе, медленно захожу внутрь. Уговариваю свои трясущиеся колени, что дом, в котором мы живем, тоже выглядит так себе, но ничего страшного, кроме крыс, совы и Мирона там нет. Прохожу в темную, холодную избу. Заглядываю в каждый уголок. Мирона нет. Пулей вылетаю обратно и перевожу дыхание, опираясь спиной на дверь. Но отдыхать особо некогда. Потому что я не хочу ползти обратно ночью. А впереди еще есть дома, которые нужно проверить. В следующий дом тоже ведут следы. В этот раз морально готовиться решаю на ходу. Дом уже потихоньку утопает в темноте. А я не настолько смелая. И хорошо бы Мирону найтись здесь. Ноги уже гудят к тому моменту, когда я добираюсь до входа. А еще нужно идти вокруг. Опираюсь о лопату и, немного постояв, решаюсь оставить ее, потому что сил таскать с собой туда-сюда дополнительную нагрузку уже не хватает. – Мирон! – зову на всякий случай, уже не ожидая услышать ответа. С трудом поднимаю ноги, перешагивая сугробы. Даже падаю, не удержавшись. Тело уже горит от напряжения, а одежда и обувь становятся тяжелее, впитывая в себя влагу. Будет очень смешно, если я его тут ищу, а он уже где-нибудь недалеко от Москвы. – Если я выживу, – выдыхаю, шмыгая носом, – я вообще больше с мужиками никогда не свяжусь. Проблемы от них одни. Мирон, ты где?! Хочется сесть жопой в сугроб, плакать и ждать доброго Морозко. Но, увы, в сказки я перестала верить довольно рано. Устало поднимаюсь на крыльцо, толкаю дверь. Интересно, что тут искал мой родственничек, кроме связи? И снова меня встречают темнота и тлен, которые уже становятся чем-то привычным, но сердце все равно колотится от тревоги. Шарахаюсь от какого-то длинного халата, висящего на стене на гвозде, с опаской заглядываю в темные закутки с сухими вениками под потолком и разными баночками в стеклянном шкафу. Как будто в дом ведьмы попала. В мыслях будто по запросу всплывают какие-то кадры из ужастиков. От этого становится еще страшнее и я бегу на выход, напугав саму себя до панического ужаса. – Господи, хоть бы он уехал с друзьями и больше не было нигде следов, – стону, пробиваясь наружу с ощущением, что мне в спину кто-то пристально смотрит. Обернуться и проверить, что там никого нет, не хватает храбрости. – Мирон!!! – кричу, выбежав на дорогу и закрывая лицо ладонями. Прохожусь вдоль колеи. Вижу еще следы. К счастью, только к одному дому. Дышу в окоченевшие руки, сделав лодочку и стараясь унять панику. Еще один и все. И моя совесть чиста. Потом я вернусь домой, закроюсь на засов и лягу спать. И никто ко мне не залезет, потому что тут никого нет. Ни-ко-го. Без телефона уже не видно практически ничего, поэтому я не выключаю фонарик, все сильнее ощущая давление темноты. Тут Мирон наследил сильнее, обходя какие-то сараи, поэтому мне приходится заглядывать и туда. И я не понимаю: если он искал людей и не нашел, то куда делся? А если смог поймать связь и уехать, то почему у меня ничего не ловит? Боюсь, точно что-то случилось. Но я хожу по его следам, проверяю каждый уголок в доме. И не могу понять, что произошло. Обреченно захожу в последнее на сегодня заброшенное жилище, огибаю напольную вешалку в коридоре и, покрутившись в маленьком пространстве и не увидев ничего, что могло бы показаться мне странным, с горечью понимаю, что это провал. Фонарик внезапно выключается, а следом за ним и экран телефона. Сердце тут же ухает в пятки. Оказываюсь в абсолютной темноте. Бросаюсь к выходу и врезаюсь во что-то твердое. Больно прикладываюсь головой и падаю. Взвизгиваю, запоздало осознавая, что врезалась в вешалку. Шарю руками в поисках выпавшего из рук телефона. Трясущимися руками убираю его в карман и на четвереньках выползаю на крыльцо, потому что ноги, кажется, отказали от страха. Сажусь на холодную деревянную ступеньку, набираю горсть снега и всхлипываю, приложив его к ноющему лбу. Вокруг – темнота. Мирон не нашелся. Я одна. До дома не так уж и далеко, но у меня будто моментом выкачали все силы. И даже если сейчас сзади я услышу какой-нибудь шорох, то просто не смогу убежать. Но вокруг тишина. И ни души. Ветер гонит сизые снежные тучи. Проревевшись, из последних сил поднимаюсь на ноги. Возвращаюсь на дорогу. Медленно переставляя ноги, бреду в сторону дома. Единственное место, которое тускло светится в этом забытом богом месте. Дохожу до конца колеи и делаю шаг в сторону калитки. Кошусь на темный лес неподалеку, когда тучи на секунду расступаются, и, кажется, замечаю движение. – Мирон! – вскрикиваю с надеждой, оборачиваясь и вглядываясь в темноту, но мое горло тут же сжимает спазмом от ужаса. На краю леса стоят две собаки. Только вот... откуда в нежилой деревне собаки? 15. Забава Волки! Они вышли из леса, видимо, почуяв запах еды. Один нюхает снег, второй тянет носом воздух, будто не сильно интересуясь мной. Меня парализует от страха. Стою и смотрю на них, боясь пошевелиться. Вокруг сугробы. Бежать, утопая в снегу, провальная затея. Они настигнут меня в два счета. А что… если они напали на Мирона и загрызли его? Страх разливается по телу и обжигает, как кипяток. Вспоминаю о том, что оставила лопату возле вполне безобидного домика ведьмы. Прижимаю руки к груди и делаю медленный шаг в сторону калитки. Шанс убежать, наверное, один к десяти. Но, может, они не очень голодные и не нападут, если я не буду вести себя, как добыча? Главное, не поворачиваться спиной. Делаю еще один аккуратный шаг. Темнота мешает контролировать происходящее, размазывая силуэты. Но я вижу, что волки тоже начинают плавно двигаться в мою сторону, то и дело принюхиваясь. Пульс резко подскакивает так, что в ушах начинает шуметь. Выдыхаю, и медленно расстегиваю куртку. Скидываю ее на снег, чтобы не мешала если придется бежать. А еще надеюсь, что волки отвлекутся на ее запах. Шаг за шагом пячусь к дому. Интересно, если я доберусь до калитки и закрою ее, это их задержит или они перепрыгнут через забор? Внезапно один из волков поскуливает, а потом коротко воет, а у меня от этого звука все волосы на теле встают дыбом. Непроизвольно начинаю идти быстрее. Слышу в стороне дома какой-то шорох и резко оборачиваюсь. В глазах темнеет. От страха кажется, что я вижу силуэт человека в дверном проеме… Волки тут же издают громкое рычание и я срываюсь на бег. Падаю в снег. Неожиданно два громких хлопка разрывают ночную тишину. Вскакиваю на ноги. – Забава! – возле меня внезапно оказывается Мирон и я вижу его огромные ошарашенные глаза. Он рывком вытаскивает меня из сугроба и, прижимая к себе, быстро ведет в сторону дома. Цепляюсь в его толстовку и лишь слышу свое громкое дыхание, срывающееся на истерические всхлипы. Уже когда забегаем в террасу и Мирон закрывает дверь на засов, вижу, что он босиком. – Простудишься же, глупый! – смотрю на него сердито, а свет внезапно меркнет. – Чшш, – слышу над ухом, когда вздрагиваю, выныривая из темноты. – Волки, – выдыхаю, подскакивая на диване, но тяжелая рука тут же прижимает меня обратно. – Все, все, – шепчет Мирон, притягивая меня к себе. – Нет никого, ты дома. Лежу, недоуменно глядя в темный потолок и сжимая руку сводного. Мне что, приснилось это все? – Ты живой, – выдыхаю с облегчением. – Где ты был? Чувствую легкое прикосновение губ к моему лбу и смущенно замираю. Он так измеряет мне температуру? У меня был жар и я бредила? Или он… целует меня? – Что ты делаешь? – спрашиваю шепотом. – Ничего, – усмехается Мирон у меня над головой. – Как ты себя чувствуешь? – Нормально вроде. – теряюсь. – А что случилось? – Да это мне у тебя надо спрашивать. Что случилось, Забава? Молчу. Это как понимать? – Подожди, волки были или у меня галлюцинации? – шепчу сердито. – Были, – отзывается Мирон и я слышу в его голосе гнев, но в то же время он почему-то крепче прижимает меня к себе. – Тебя куда на ночь глядя поперло в гордом одиночестве? – В смысле? – возмущаюсь, поворачиваюсь на бок и привстаю на локте. – Я тебя искала! – В смысле “искала”? Я дома спал. – усмехается сводный. – Да не было тебя дома! – повышаю голос. – Я проснулась – тебя нет нигде. Я же помню, что мы собирались идти проверять, нет ли тут соседей. Я нашла твои следы. Кричала тебе, а ты не отвечал. Как дура облазила все. Устала, как собака! – Я все проверил, замерз и вернулся домой, – Мирон садится и, зевая, трет лицо. – Диван ты заняла. И я забрался на печку и вырубился. – Молодец! – рявкаю и тоже сажусь. – А я до ночи по сараям лазила, думала, с тобой случилось что-то! – Я тебя не просил! – возмущается он, но внезапно замолкает. – Ты что… спасать меня пошла? – Нужен ты мне больно! – выдыхаю испуганно, когда он поднимает ладонями мое лицо и всматривается в него в темноте. В тусклом свете, пробивающемся сквозь неплотно задернутые шторы, вижу, как блестят его глаза. Мирон внезапно подается вперед всем телом, жадно впиваясь в мои губы короткими, влажными поцелуями. 16. Забава Я теряюсь от его напора и внезапно отвечаю на поцелуи. В тишине слышны лишь наши причмокивания и сбивающееся на хрипы дыхание. Это не романтика, это какой-то животный инстинкт из-за всплеска гормонов. Мирон обхватывает меня крепче за затылок и заваливает на диван, подминая под себя. Нависает сверху как огромный бизон, опираясь на локоть. – Стой, – мычу ему в губы и пытаюсь отстраниться. Упираюсь ладонями в грудь. Чувствую горячую кожу под ними и вдруг осознаю, что на мне нет штанов, лишь трусы и футболка. Сводный со вздохом отрывается от моих губ и замирает, молча глядя на меня. – Мирон, – выдыхаю и сама слышу, как мой голос предательски дрожит. И он дрожит не от страха, что возмущает меня до глубины души. Я жутко злюсь на саму себя за то возбуждение, что сейчас испытываю. – Так нельзя. Мы же не животные какие-то! – взываю к его разуму и, за одно, убеждаю себя. – У тебя девушка. Мы почти родственники, мы с тобой вообще-то ненавидим друг друга. Мирон усмехается и отстраняется. Ложится на спину, закидывая руку за голову. – Где мои вещи? – натягиваю на себя одеяло. – Сохнут на печке. Не переживай, я не изврат какой-нибудь. Просто грел тебя. – Спасибо. – сглатываю и замолкаю, не зная, что ещё сказать такого, чтобы объяснить свою внезапную слабость. Поведение Мирона-то я объяснить могу запросто. Красивый наглый парень, который привык получать то, что ему хочется. Не факт, что Крис у него единственная, такие мажоры любят развлекаться при любой возможности. А вот в какую пропасть чуть не полетели мои принципы? Но я не такая. Это все на стрессе. Нет другого объяснения тому, что мой самоконтроль дал сбой. Да ещё и с тем, кто бесит меня до глубины души. – Ноги согрелись? – Мирон забирается ко мне под одеяло и быстро проводит ладонью вниз вдоль бедра. Ойкаю и покрываюсь мурашками, пытаюсь одернуть ногу. – Холодные пока. – констатирует он. – Иди сюда. – Мир! – только и успеваю возмутиться прежде, чем оказываюсь прижатая спиной к его телу. – Лежи и не дергайся, – рыкает он. – Ноги прижми ко мне. И спи. – Ты понимаешь, как это выглядит? – возмущаюсь, прижатая к нему, жаркому, как печка. – Да плевать, как это выглядит. – рычит он тихо. – Не было ничего. И не будет. Ноги грей, я сказал. Со вздохом прижимаю холодные ступни к его ногам и они мне кажутся очень горячими. Пытаюсь расслабиться, но куда там! Это как расслабиться в лапах медведя, зная, что он в любую минуту может тебя сожрать. Смотрю в стену, слушая равномерное дыхание Мирона. Но, мне кажется, что он тоже не спит. Похоже, будем лежать так до утра как два придурка. Закрываю глаза, устраиваюсь поудобнее на его плече и пытаюсь убедить себя, что все нормально. Он просто греет меня. И пообещал, что не тронет. И, увы, мы в той ситуации, когда нам придется научиться друг другу доверять, даже если не хочется. Как там мама, интересно? Неужели, реально поверила, что я где-то на отдыхе? И, неужели, сейчас нас двоих не ищет никто из друзей? Мирона-то хотя бы Крис его ждёт. А меня… А Мирон, хоть и гад, все же бросился спасать меня от волков. А его дурному папочке даже и невдомёк, что нас могли сожрать. Воспитатель хренов. Просыпаюсь в гордом одиночестве, но слышу на улице какую-то возню. По спине пробегают мурашки от воспоминаний о вчерашнем вечере. После встречи с хищниками мне совершенно не хочется выходить из дома. Начинается второй день нашего безумного приключения. Хотя, приключением его очень условно можно назвать. Издевательство. Но, вариантов нет. Интересно, захочу ли я в старости рассказать это внукам? Тянусь и переворачиваюсь на другой бок, на подушку Мирона. От нее чувствуется легкий запах сырости и… сводного. Не аромат его духов, нет. Лёгкий запах пота и кожи. Не неприятный, а, наоборот, притягательно-мужественный. – О, боже, – вздыхаю и скорее обнюхиваю свою футболку. Я потею не сильно, но за эти дни я так употела, что тоже… попахиваю. И Мирон это чувствовал, скорее всего. Кошмар какой-то. Нет, в принципе, мне нет дела до его тонкой душевной организации, я не заставляла его со мной спать, но… как девушке мне, конечно, неловко. Надо натопить снега и хотя бы постирать вещи. Откидываю одеяло и встаю на прохладный пол. По телу пробегает лёгкий холодок. В доме уже достаточно тепло, но все же он до конца ещё не протопился. Ежась, семеню к печке. Возле нее на стульях висят мои штаны и кофта. – Доброе утро, – раздается со спины голос, по интонации которого не сильно-то и похоже, что утро доброе. Оборачиваюсь к Мирону, прикрываясь штанами. Он лишь хмыкает, глядя на это, и отворачивается, но не уходит. Опирается плечом о дверной косяк. – Доброе, – отзываюсь таким же тоном и натягиваю штаны. Обращаю внимание, что он уже где-то раздобыл валенки и щеголяет в них. В принципе, это самое верное решение, потому что наша обувь не предназначена для высоких сугробов. – Я развел костер. Приготовь еды. – Так есть же, – замираю с кофтой в руках. – Гречка, суп. Я разогрею. – Я не ем вчерашнее. Давлюсь воздухом и закашливаюсь. – Ты издеваешься? – выдыхаю зло. – Еда в холодильнике, она не испортится за один день. Суп, наоборот, еще вкуснее будет! Мирон отрицательно качает головой. – Тогда сам себе готовь, – возмущаюсь, – барин! Сводный вскидывает голову, громко фыркнув, резко отстраняется от косяка и молча уходит на улицу, довольно сильно хлопнув дверью. Психушка. Смотрю на свои носки, которые он тоже повесил сохнуть к печке и вздыхаю. Несмотря ни на что, он позаботился обо мне. Лезу в холодильник и смотрю, что у нас есть. Что он может любить? Мясо, наверное. Выхожу на крыльцо. Мирон занимается огнем и стоит спиной ко входу. – Ты картошку ешь? – уточняю у него. Молчит, будто меня нет. – Ау! Я с тобой разговариваю. – повышаю голос, но сводный все равно не отзывается. – Ну и иди в жопу. Фыркнув, закрываю дверь и мстительно кошусь на засов, но не трогаю. Ухожу в дом и достаю мясо и картошку. Оставшейся талой водой мою сковородку и нарезаю продукты. Картошку – в кастрюльку, сварить. Мясо с куском сала пожарить. Когда снова выхожу на улицу, Мирона уже нет возле костра. Вижу, как он за домом что-то куда-то таскает. С опаской кошусь за забор, но ни волков, ни следов крови не вижу. Ставлю на огонь решетку, сверху чайник, кастрюлю и сковородку. Пока все нагревается, быстренько справляю нужду и умываюсь снегом. Набираю его во все свободные кастрюли и ставлю возле печки. Я не собираюсь тут сидеть и потихоньку превращаться в вонючее грязное чудище. Довольно быстро мясо начинает шкварчать и я жарю его до красивой ароматной корочки. Аж у самой слюнки начинают течь. Но это для того, кто ничего не ест. Я могу и двухдневным супом с гречкой перебиться. – Мирон, иди есть! – зову его громко, когда он в очередной раз мелькает вдали. Не оборачивается и не отзывается. Вздохнув, ухожу в дом. Обиделся, что ли? Ну, ладно, ладно. Сижу за столом, положив ноги на стул и, нервно покачивая ими, пью чай и медитирую то на кастрюли со снегом, то на остывающую еду. Слышу шаги на крыльце, скрежет двери. Сводный раздевается и уходит в комнату. Слышу жалостливый скрип дивана под тяжелым телом и от этого звука меня чуть ли не подкидывает от злости. Подскакиваю и несусь в комнату. Мирон лежит в наушниках с закрытыми глазами. Толкаю его в плечо. Он открывает глаза и молча кивает мне. – Есть пошли, – рычу. Сводный нехотя вытаскивает наушник из уха и я слышу, что в них довольно громко орет музыка. – Пошли есть, – повторяю на выдохе. – Не хочу, – отзывается он лениво. – Я мясо приготовила. – останавливаю его руку и пристально смотрю в глаза. Вот только скажи сейчас мне что-нибудь про то, что ты его не ешь! – Я не просил. 17. Забава Мирон демонстративно отворачивается от меня на бок. Срываюсь, хватаю подушку из-под его головы и, вложив всю злость, бью его ей по плечу. Он моментально вскидывается, поворачивается ко мне с таким взглядом, будто сейчас просто разорвет на куски. — Ты дура? — рявкает он, но меня уже несет. — Есть пошли! — повышаю голос, снова замахиваясь и Мирон поднимает руки, отбивая в сторону мое орудие возмездия. — Не пойду! — снова рычит, выпучив глаза и бешено таращась на меня. Но это меня не останавливает. Корчу ему свирепую морду, нанося очередной удар. На этот вкладываю больше силы. Мирон перехватывает мою руку, сжимает её на грани с болью. Вижу – бесится. — Завязывай, — шипит сквозь зубы, но я вырываюсь, и, не долго думая, снова замахиваюсь. Мирон ловит подушку и дергает на себя. Она натягивается в наших руках, когда он пытается выхватить её у меня. С силой дергаю обратно. Раздаётся громкий треск, и я отшатываюсь, нелепо взмахивая руками и едва не падая. Старые жёлтые перья взлетают в воздух. Пушинки летят, кружатся, оседают на нас обоих и все вокруг. — Блять, — выдыхает сводный, откидывая кусок наволочки и стряхивая перья с головы и одежды. — Отвали от меня, чудище! — Я старалась, готовила тебе! — огрызаюсь. — А ты — неблагодарный. То не ем, это не ем! Хочу – не хочу! — Это я-то неблагодарный?! — Мирон фыркает с раздражением и снова заваливается на диван, подложив руку под голову и сверкая на меня своими глазищами. — Я тебя спас, грел! Надо было оставить, чтобы волки сожрали. — Ну так оставил бы! — выдыхаю обиженно. — С волками проще договориться, чем с тобой, наверное. Ну-ка пошёл есть! — Да не пойду я! — рявкает Мирон снова. – “Пошел”, блин! Сама пошла! Его упрямство бесит до невозможности. Вот прям хочется взять веник и отхлестать его что есть силы! — Пойдёшь! — выдыхаю, забираюсь на диван и, упираясь спиной в стену, толкаю его в бок ногами. – Что ты делаешь? Мерзкий гном! – начинает хохотать он, пытаясь увернуться, но я лишь сильнее его пихаю и сталкиваю на пол. Запыхавшись, поправляю упавшие на лицо волосы. Мирон резко садится на полу. Его взгляд полыхает настоящей ненавистью. Он хватает меня за ноги, рывком стаскивает с дивана. Я вскрикиваю, съезжая прямо к нему на колени. — Я тебя убью. — выдыхает он сердито, перехватывая мою руку и дергает на себя. На ощупь хватаю другой рукой горсть перьев и бросаю в него. — Фу, блин! — уворачивается он и тут же швыряет огромную горсть в меня. Пух забивается в глаза, нос. Чихаю Мирону в лицо, кашляю. — Дурак, — выдыхаю, втягивая воздух. Снова тянусь к перьям, но сводный перехватывает мою вторую руку. — Почему ты такая бешеная, а?! — орет мне в лицо. — Да ты не лучше! Упрямый баран! — кричу в ответ, извиваясь как змея, но он лишь держит меня ещё крепче. Его лицо всего в нескольких сантиметрах от моего, и я чувствую, как мой пульс начинает бешено стучать. Кажется, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Замираю от странного ощущения беспомощности. Вижу, как грудь сводного быстро вздымается. — Может, потому, что ты меня доводишь? — бросает он, недовольно морщась и сдувая с носа пух. Мы оба тяжело дышим, мелкие пушинки всё ещё летают вокруг, напоминая какую-то нелепую сцену из фильма. Облизываю пересохшие губы, сплевываю в сторону прилипшее перо и сердито смотрю на Мирона. Его тёмные от ярости глаза буквально сверлят меня, но я не отвожу взгляд. — Успокоилась? — спрашивает он тише, чуть ослабляя хватку, но продолжая держать меня в своих руках. — Сначала ты успокойся, — выдыхаю, стараясь не показать вида, что готова сдаться. — Есть иди. — Я сказал: не пойду. — голос сводного всё ещё звучит резко, но в нём тоже появляется тень усталости. — Ты умеешь отбивать аппетит. Мирон отпускает мои руки и сдвигает меня со своих ног. Встает и тянется за курткой. — Не повезет твоей жене, — ухмыляюсь, потирая ладонью лоб. Даже голова начала болеть от всего этого. Мирон раздраженно фыркает в воздух и оборачивается. — Можно подумать, твоему мужу повезет? — усмехается язвительно, разглядывая меня. — Чудо в перьях. — Баран. — стряхиваю с волос перья и пушинки. — Душнила. Тебе на “а”. Зависаю на секунду. Мирон уходит и хлопает дверью, не дожидаясь, что я ему отвечу. Вот гад! Встаю на ноги и осматриваю место нашего побоища. Красота! 18. Забава Стряхиваю с себя последние перья и, тяжело вздыхая, иду за веником. Голова гудит от злости, но что еще остается? Сама устроила это перьевое побоище. Нахожу веник в углу, хватаю его и яростно сметаю перья с дивана, представляя, как луплю им Мирона. — Придурок, — бурчу под нос, подметая пол. Перья повсюду. Через несколько минут понимаю, что веник с этим бедствием уже не справляется. Открываю шкаф, нахожу старую наволочку и начинаю заталкивать туда остатки перьев. Новая подушка выглядит, мягко говоря, убого, но все же это лучше, чем ничего. Когда в комнате наконец становится чище, ухожу на кухню. Сажусь за стол, смотрю на еду. Гречка уже едва теплая. Беру ложку и съедаю свою порцию. Суп и мясо для Мирона оставляю на столе. Пусть ест, когда захочет, выпендрежник. Хожу туда-сюда, пытаясь успокоиться. Нахожу в столе хозяйственное мыло и решаю, что пора уже заняться стиркой. Оглядываю свою одежду. Она явно пойдет на помойку после возвращения домой, а после сегодняшней возни вообще выглядит как тряпье. Лезу в шкаф искать что-нибудь на смену. Все же тут когда-то жили люди, должно найтись хоть что-то! Нахожу старые коричневые свитера, которые больше похожи орнаментом на ковры, леггинсы в довольно приличном состоянии и какие-то огромные мужские спортивные штаны. Вся одежда хоть и чистая, но пахнет сыростью. Однако, выбирать не приходится. — Ну, ковер, так ковер, — вздыхаю, стягивая с себя толстовку с футболкой и натягиваю тот свитер, который поменьше. Он колючий, но теплый. Леггинсы велики и немного сползают. Выгляжу убого, наверное. Пока переодеваюсь, поглядывая на то и дело вылетающие с меня перья, не могу выбросить из головы Мирона. Ну вот как так? Он то спасает меня, заботится и ведет себя как герой из книжек, то ловит звезду и превращается в трамвайного хама. Как будто в нем два разных человека живут. И самое странное — почему меня вообще это цепляет? Наш поцелуй ничего не значит, но я не могу перестать думать о нем. И ведь этот гад красивый. Ужасно красивый! Даже в тот момент, когда орет или смотрит так, будто я ему миллион должна. И, что самое странное, я понимаю, что меня задевает его отношение. Не просто раздражает, а именно задевает. Почему? Почему мне не все равно? От этих мыслей злость на себя только растет. Вот кто мне этот Мирон? Никто! А я из-за него уже второй день хожу, будто издерганная. Я привыкла все делать хорошо. Я работала, училась, помогала матери по дому и вообще была порядочной девушкой с идеальной репутацией. Я заботливая и ответственная. И еще никто, кроме сводного гада, не говорил мне, что я… страшненькая! То, что я не стремлюсь заводить отношения – мой осознанный выбор. Сначала не до них было, все время отнимала учеба. А потом попробовала. И ничего, кроме разочарования, они мне не принесли. Переодеваюсь, иду к маленькому зеркалу в коридоре и вздыхаю. Выгляжу так себе, конечно. И мне не хочется, чтобы Мирон меня видел такой. И это снова злит. Захожу на кухню, чтобы взять ведро со снегом, бросаю взгляд на остывшую еду и вижу на столе… серую мышь. Она сидит прямо на краю тарелки с супом и лакает бульон. Мышь – не крыса, но мышей я тоже боюсь до ужаса. Взвизгнув, отскакиваю назад и бегу за веником, который остался возле дивана. Слышу, как в дом заходит Мирон. Возвращаюсь из зала в тот момент, когда он садится за стол. Мыши, конечно же, уже и след простыл. Сводный бросает на меня хмурый взгляд и пододвигает к себе тарелку с супом. Боже… Он же сейчас его сожрет! — Нельзя! — выхватываю тарелку прямо из-под носа Мирона и быстро выплескиваю суп в умывальник. Оборачиваюсь. Он смотрит на меня обескураженно, крепко сжимая в руке ложку, потом подскакивает, хватает тарелку с мясом, вышвыривает ее в мусорное ведро и опять уходит. Да твою ж мать! Ну что за псих? — Мирон! — зову его, но уже хлопает входная дверь. — Аааа, я чокнусь тут! Накидываю куртку и иду следом. Бесит до невозможности, но снова испытывать чувство вины за то, что Мирон все не так понял и подумал фиг знает что, я не готова. — Мирон! — кричу, обходя дом. Сводный с остервенением рубит дрова, скинув куртку на груду поленьев. — Шла бы ты отсюда, а? — выдыхает он зло, не оборачиваясь. — Была бы весна, я бы тебя прикопал уже где-нибудь в лесу, честно. — В твоем супе сидела мышь! — рявкаю, всплеснув руками. — Ты хоть понимаешь, что они всякие болезни переносят? Смертельные, в том числе! — А сразу нельзя было сказать? — Мирон хмурится и ставит новое полено на пень. — Да я растерялась, — усмехаюсь. — Не ожидала, что ты вернешься. Носишься туда-сюда как псих! — Да рядом с тобой, — сводный с яростью всаживает топор в пень и отряхивает ладони, поглядывая на меня исподлобья, — любой нормальный психом станет. — Ну хватит, а? — вздыхаю. — Я боюсь, мы тут с тобой такими темпами не только новый год отметим, но и Рождество, и Пасху. Я сейчас погрею тебе нормальный суп. Оставь дрова в покое уже. Мирон усмехается и кивает мне на небольшой домик неподалеку. Смотрю на него и вижу, что из трубы идет дым. — Это что? Баня? — перевожу взгляд обратно на сводного. — Ага. Специально для тебя, между прочим. — усмехается он. — Если от меня пахнет, то это потому, что я вчера лазила по сугробам и вспотела. Из-за тебя,.. между прочим. И ты тоже с душком, на минуточку. — отвожу взгляд и краснею от стыда. Мирон закатывает глаза и притягивает меня за воротник куртки, запахивая ее сильнее. — Это чтобы ты не заболела, дура. 19. Забава Полощу вещи в тазу на маленькой табуретке на кухне. Мирон сидит за столом и ест мясо с картошкой. Молчим, то и дело поглядывая друг на друга. С удовольствием замечаю, что он не морщится и не выкобенивается, а спокойно доедает все, что я ему положила. – Спасибо, было вкусно. – Вау, это высшая степень похвалы! Я польщена! – усмехаюсь, пристально глядя ему в глаза. – Слушай, ну что ты такая язва? – хмурится он. – Я в детстве трижды в больнице валялся с отравлением. Чуть не помер. – Ну не помер же, – пожимаю плечами. – Не помер. Но желудок посадил. Потом несколько месяцев питался одной гречкой и овсянкой. С тех пор ненавижу каши. Ну, не могу я, блин, есть твоё жареное сало! У меня потом желудок сводит. – А сразу нельзя было сказать? – выжимаю футболку и вешаю ее на спинку стула. Мирон пожимает плечами и встаёт из-за стола. – Пойду ещё снега натоплю, чтобы точно хватило и помыться, и постирать. – Я там вещи в шкафу нашла, если тебе нужно переодеться. Сводный кивает и уходит. А когда возвращается, несёт в руках штаны и тот самый свитер-ковер, похожий на мой. Прикладывает его к груди и смотрит на меня с сомнением. – Тебе очень идет, – прикладываю руку к груди, сдерживая смешок. – Да у нас с тобой настоящий фэмили лук! – усмехается и откладывает вещи в сторону. Пока он уходит на улицу, быстро стираю бельё и убираю его подальше за печь, чтобы не было видно. Минут через десять Мирон возвращается. – Баня почти готова. Можно идти мыться. – Помоги мне выжать штаны, чтобы побыстрее высохли, – прошу его. Мирон протягивает руку, а после скручивает ткань так, что она начинает трещать в его ладонях, и я боюсь, что мои штаны просто разойдутся по швам. Вижу, как напрягаются его мощные плечи. Я не могу не отметить, что Мирон сильный. Наверное, он частенько пропадает в спортзале, чтобы поддерживать себя в форме и красоваться перед девчонками. Хотя я не могу сказать, что он сильно выпендривается сейчас. А может, это потому, что я ему не нравлюсь, и у него нет цели произвести на меня впечатление. Беру таз с грязной водой, но Мирон забирает его у меня. – Ты чего? – удивляюсь. – Тяжело же, – фыркает он и выносит его на улицу самостоятельно. – Одевайся и пошли, – командует, возвращаясь и ставя таз на место. Накидываю куртку и надеваю ботинки. Мирон смотрит на мои ноги и хмурится, но ничего не говорит. Иду за ним и отмечаю, что он даже расчистил дорожку до бани. Наверное, занимался этим все утро, и тут ещё я со своей гречкой. Хорошо, что хотя бы в этом разобрались. Мирон открывает дверь и пропускает меня вперед. Захожу в небольшой предбанник с маленьким окошком. В нем стоит стол с лавкой, а на стене прибита вешалка. В нос тут же бьет теплый воздух с ароматом жжёного дерева и листьев. Запах кажется приятным и очень уютным. Мирон заходит следом и плотнее закрывает дверь. Скидывает куртку и сразу стягивает футболку. – Ты чего? – отступаю от него, выжимаясь в стол. – А что ты хотела? – хитро щурится сводный. – У нас мало дров. Будем мыться вместе. У меня по телу тут же пробегает волна мурашек. Я вижу его пристальный взгляд и внезапно понимаю, что, если он решит приставать, то помощи ждать неоткуда. Набираю легкие побольше воздуха, чтобы сказать что-нибудь такое, от чего у него пропадает всякое желание. Но в мысли не приходит ничего путного, кроме как уязвить самолюбие, а я боюсь, что это может спровоцировать его ещё сильнее. – Да расслабься, я пошутил, – внезапно усмехается Мирон и кивает мне на лавку. Там стопкой лежат простыни и какие-то нелепые шапки. – Переодевайся и иди первая, а я пока постираю. Непроизвольный выдох облегчения вырывается из моей груди. – Выйди, я переоденусь, – прошу его. – Ты выгонишь меня на мороз? – усмехается Мирон. – Я же уже разделся. – Ну, не мне же переодеваться на улице, – возмущаюсь. Сводный отворачивается к двери и тянется, демонстрируя мне свою идеальную трапецию. – Переодевайся, я не буду смотреть, – бросает он небрежно и запихивает руки в карманы штанов. Подозрительно кошусь на его расслабленную фигуру, и, вздохнув, стягиваю с себя вещи. Оборачиваюсь простыней и открываю дверь парилки. – Куда без шапки? – Мирон захлопывает дверь обратно и натягивает мне на голову страшную войлочную серую шапку с вышитым серпом. – В парилку нельзя без головного убора. Захожу внутрь и вижу, что это не парилка, а какая-то комнатка с тазиками. Наверное, здесь моются после бани — что-то вроде душевой. Мысленно возмущаюсь тем, что Мирон не сказал мне о ней. Ведь я могла бы переодеться здесь. Открываю вторую дверь, и меня тут же обдаёт жаром. Внутри парилки несколько уровней лежаков, а в углу — печка с камнями и кадка с замоченными вениками. Горячий воздух обжигает слизистую, и я начинаю дышать ртом. Сажусь подальше от печки, на самую нижнюю полку. Но даже там мое тело просто горит от высокой температуры. Выдерживаю буквально минуту и пулей вылетаю наружу. В предбаннике перевожу дыхание, усаживаясь за стол. – Что-то ты быстро, – Мирон дёргает бровями. – Мне кажется, в аду не так жарко, как там, – усмехаюсь, прикладывая ладонь к полыхающим щекам. – Я думал, это твоя стихия, – хмыкает он. Закатываю глаза. – Ну ладно, тогда я схожу, – говорит Мирон и, ни капли не смущаясь меня, стягивает с себя штаны. Я отворачиваюсь к окну и смотрю на улицу, чувствуя, как мое тело понемногу начинает отпускать. Но не проходит и двух минут, как слышится хлопок двери, и ко мне вываливается раскрасневшийся сводный. – Фух, блин, – выдыхает он шумно. – Реально горячо. Мирон садится напротив меня, и я вижу, как его кожа блестит от влаги. – Впервые мне хочется пива с соленой рыбой. – задумчиво произносит он, облокотившись на стену и прикрыв глаза. – Но у нас его нет. – Наверное, тут здорово пить чай, – пожимаю плечами. – Ну так давай принесу, – встаёт он. – Сдурел? Ты весь мокрый! – возмущаюсь. – Так и заболеть недолго. Надо было раньше думать. – Ну ладно, до Пасхи-то ещё не раз успеем повторить, – усмехается Мирон и садится обратно. Не самая весёлая шутка, но я кисло улыбаюсь ему в ответ. Тимбилдинг, мать его. Остыв, снова иду в парилку и выдерживаю там чуть дольше, чем в прошлый раз. Потом меняемся с Мироном местами. Делаем по очереди несколько заходов, и тело разогревается настолько, что уже прохладного предбанника кажется недостаточным для того, чтобы остыть. – Слушай, а давай попробуем выйти на улицу и нырнуть в сугроб? Наверное, в этом есть кайф, раз так делают. – предлагает Мирон с азартом. Пожимаю плечами. С одной стороны, ну нафиг эти эксперименты, а с другой – тимбилдинг же. – Пошли, – Мирон тянет меня обратно в парилку. – Нужно разогреться хорошенько. Мы сидим на нижней лавке и молчим, глядя перед собой. Оба в дурацких шапках. Я не могу до конца расслабиться в его присутствии, находясь в одной простыне, но все же стараюсь вести себя естественно. В принципе, мы можем сохранять нейтралитет. В любом случае, это лучше, чем вражда. Потому что до Нового года осталось всего ничего, и мне совершенно не хочется встречать его здесь. Мы действительно должны сейчас стать командой ради одной единственной цели – выбрать отсюда, как можно скорее. – Я больше не могу, – выдыхаю, чувствуя, что глаза уже печёт. – Пошли, – Мирон встаёт и тянет меня за руку. Мы быстро выходим из парилки, и он распахивает дверь на улицу. Из бани сразу вырывается облако пара. Мирон спускается по ступенькам и осторожно придерживает меня, потому что ноги немного скользят. Прислушиваюсь к своим ощущениям. Я не чувствую холода – снег приятно холодит стопы. И кажется, мы должны замёрзнуть, но вместо этого морозный воздух приятно охлаждает разгорячённую кожу. Мирон на секунду притормаживает, а потом всё же падает в пышный сугроб. Из его груди вырывается громкий вопль. – Что с тобой? – испуганно вскрикиваю, подбегая к нему. – Кайф! – смеётся сводный и поднимается обратно. – Попробуй. – Господи, как же это глупо – прыгнуть в сугроб, если ты не знаешь, что под ним. – с сомнением смотрю на его восторженную улыбку. – Нет, спасибо. Мирон закатывает глаза и я понимаю, что он явно думает о том, что я зануда. Отворачиваюсь, чтобы уйти обратно в баню, как вдруг меня окатывает дождём из снега. Взвизгиваю, оборачиваясь. Сводный внезапно оказывается слишком близко. Он хватает меня за талию и притягивает к себе. Склоняется, пристально смотрит в глаза. Из его рта вырывается пар, а на лице появляется загадочная улыбка. – Прекрати, – хватаюсь за его шею, теряя равновесие. Мирон подхватывает меня на руки и хитро щурится, улыбаясь еще шире. – Только попробуй, – выдыхаю и тут же с визгом лечу в сугроб. 20. Забава Ощущения – непередаваемые! Я задыхаюсь от эмоций и контраста температур. – Ах, ты, гад! – выдыхаю, тяжело дыша. Мирон тянет мне руку и я принимаю его помощь, но как только встаю, тут же швыряю ему в лицо горсть снега. – Забава, блин! – уворачивается он, но не отпускает мою руку, а, наоборот, дергает на себя и сердито хмурится. – Сейчас еще раз полетишь! Хочется его подзадорить, но, боюсь, тогда он по-настоящему реализует угрозу. Усмехаюсь, а потом только осознаю, что мы как-то слишком близко стоим. Соприкасаемся влажными телами. Отодвигаюсь немного. – Пошли снова в парилку, – тянет меня Мирон. Смотрю на наши руки и снова смущаюсь. Он ведет меня за собой, пропускает вперед и подхватывает на скользкой лесенке, когда я теряю равновесие. И я покрываюсь мурашками от горячих ладоней на талии, чувствуя их сквозь тонкую простыню. Оборачиваюсь смущенно, но Мирон уже заталкивает меня внутрь. – Пошли, пошли, холодно уже! Мы снова оказываемся вдвоем в парилке. Ароматное тепло приятно окутывает тело. Сажусь на настил, а Мирон достает из кадки распаренный веник и крутит его в руке. – Ну, что? Попробуем порку? – он хитро щурится, глядя на меня. Это вызов? Усмехаюсь и ложусь на настил. Подкладываю руки под щеку и кошусь на него. – Если мне будет больно, то я тебя кипятком ночью ошпарю, – обещаю , пока Мирон спускает простыню с моей спины пониже. – Фига се, ты кровожадная! – усмехается он. – Я девочкам делаю больно… только если они сами хотят пожестче. Его провокационные разговорчики немного смущают, но когда веник прикасается к коже, разгоняя горячий воздух по телу, то из головы вылетают вообще все мысли. Я просто растекаюсь по лавке и плаваю на волнах нирваны. – Э, рыжая, ты жива? – чувствую, как Мирон склоняется ко мне. – Угу, – отзываюсь, не открывая глаз. Чувствую, как сводный задирает простыню на моих ногах повыше и продолжает парить меня дальше. Волны тепла прогревают мою кожу, а когда Мирон начинает аккуратно похлопывать меня веником, то я непроизвольно покряхтываю от удовольствия. Тихий шорох листьев обладает каким-то медитативным эффектом и я готова так лежать бесконечно. – Поворачивайся, – командует Мирон и я послушно переворачиваюсь на спину. Он мочит веник, стряхивает с него лишнюю влагу и снова воздух под его ударами становится горячее. Если бы я знала, что это такой кайф, я бы ходила в баню при каждой возможности. Непроизвольно постанываю. – Да у нас с тобой тантрический секс, практически, – усмехается сводный и я недовольно приоткрываю глаз. – Слушай, я поняла, в чем у нас с тобой проблема, – ворчу, еле ворочая языком. – И в чем же? – усмехается Мирон, паря меня сквозь простыню. – В твоем голосе, – продолжаю. – А что не так с моим голосом? – хмыкает он недовольно. – То, что он есть. Если бы ты был немым, мы бы могли подружиться, – вздыхаю. – А, может, я не хочу с тобой дружить? – фыркает он, останавливаясь. – Все. Твоя очередь. – Нуууу, – нехотя приоткрываю второй глаз. – Твоя о-че-редь. – повторяет он по слогам с демонстративно каменным лицом и я тяну ему руку. – Только если ты поможешь мне встать, потому что я сама не в состоянии. Мирон помогает мне подняться и тут же заваливается на мое место. Он едва помещается на лежаке что в ширину, что в длину. Огромный, здоровый медведь! – Да на тебя три веника надо, лось. – усмехаюсь, аккуратно похлопывая его по спине. С интересом разглядываю витиеватую татуировку, переползающую с лопатки на шею и плечо. – Давай поиграем в Русалочку? – глухо просит он, отворачиваясь. – Колдунья забрала твой голос. Опять обиделся, что ли? Хлопаю его посильнее, сжав губы, но, кажется, абсолютно никакого дискомфорта он не испытывает. А хотелось бы, чтобы испытывал. Но моих сил явно не хватает, чтобы задать жару этому толстокожему слоненку. – О, да, Ариэль, так куда приятнее, – усмехается он. Сдерживаю улыбку и пытаюсь парить его посильнее, настолько, насколько хватает сил моим разомлевшим рукам. Несколько минут спустя, все же устаю. – Ложись на спину, – командую и Мирон безропотно исполняет приказ. Не помещается в плечах, поэтому закидывает руки за голову. Мышцы груди красиво натягиваются, подчеркивая талию и рельефный пресс. С трудом делаю вид, что мне как бы совсем безразлично видеть такое тело. Тело, как тело. Пф! Ну, да, атлетичное. Но не в красивой фигуре счастье. Вон, с характером зато не повезло. Ни одна умная девушка такому дураку не светит. Покрасоваться рядом с таким, наверное, тешит самооценку, а вот серьезные отношения… Что с ним делать можно? Поставить на полочку и любоваться? Другое дело, душа!.. Чтобы и помолчать было интересно, и книгу обсудить, а не только в постели развлечься. А еще лучше, чтобы тоже в медицине разбирался. Избегаю бедер в низких боксерах. Стараюсь даже и близко не смотреть в ту сторону. Парю накачанные чуть выше колен и голени с грамотно проработанными мышцами. Анатомия, конечно, у Мирона отличная. – Слушай, я уже рук не чувствую, – оборачиваюсь к сводному и он быстро переводит взгляд с моей груди на глаза. Смотрю на себя сверху вниз и осознаю, что светлая простыня промокла и довольно сильно облепляет тело, просвечивая. Ахаю, прикрываясь веником, а Мирон внезапно резко садится и отворачивается спиной. – Я в душ, – бросает он на ходу. – Помоюсь, позову. Бросаю веник в кадку и плюхаюсь на настил, когда за ним закрывается дверь. Еще раз смотрю на свою грудь в налипшей листве. Соски просвечивают, хоть и не сильно. Стыдоба. И вообще, жарковато, а ждать еще неизвестно сколько. Со вздохом встаю и берусь за ручку двери. Внезапно перед глазами плывет и я, вместо того, чтобы позвать Мирона и сообщить, чтоб он прикрылся, просто вываливаюсь из парилки, держась за стену. Судорожно втягиваю прохладный воздух и замираю, потому что в полумраке стоит обнаженный Мирон. И, хотя он стоит спиной ко мне, я отчетливо вижу, как быстро двигаются его руки где-то в области бедер. – Забава! – рыкает он сердито и оборачивается через плечо, услышав, как хлопнула об стену дверь. 21. Забава – Прости, – выдыхаю и, прикрыв глаза рукой, на ощупь выбираюсь в предбанник. Падаю на лавку и закрываю лицо руками. Боже, как это развидеть? Моя жизнь не станет прежней. Мне хоть сейчас одевайся и беги отсюда куда глаза глядят. Наверное, если бы было лето, я бы уже стартанула. И плевать, что до дома путь в несколько дней пешком. Как мне смотреть-то ему в лицо теперь, если перед глазами – голая жопа и… Фу. Встаю и приоткрываю дверь на улицу, чтобы глотнуть прохладного воздуха. Лицо горит. Опрометчиво с непривычки столько времени в парилке сидеть. Но, что сделано, то сделано. Дышу, понемногу приходя в себя. Сзади хлопает дверь. Вздыхаю и оборачиваюсь. Мирон стоит с тазом в руках и хмуро смотрит на меня. – Мойся иди, извращенка, пока вода не остыла. – Я не пойду, – выдыхаю, заливаясь краской снова. – Кто из нас еще и извращенец! – Почему? – сводный дергает бровью. – Ты мастурбировал! – вскрикиваю шепотом. – Другого времени не мог найти? Как мне теперь с тобой спать в одной комнате? Мирон щурится, смотрит на меня пристально и долго, да так, что по спине пробегают мурашки. Затем показывает мне таз. – Я стирал, дура. – усмехается сердито и ставит его на стол, затем сжимает свои ручищи в кулаки и трет ими друг об друга. – Вот так, блять! Мойся иди, вуайеристка хренова! – Да мне плохо стало! – оправдываюсь, уже пылая от смущения. – Да конечно! На жопу мою хотела посмотреть, так и скажи! Боже, какая же я дура! Я же и правда в каматозе толком ничего и не разглядела, а напридумывала и наговорила такого, что единственная озабоченная извращенка тут – я! Скулю от обиды, закрыв лицо ладонью. Почему нельзя провалиться от стыда? Очень хочется! – Да ладно, ты чего? – внезапно смягчает тон Мирон, делая шаг ко мне и убирая мою руку от лица. – Только не ной. Я пошутил. – Я ничего не разглядела, – отвожу взгляд. – Ну, если ты из-за этого так расстроилась, могу показать, – слышу усмешку над головой и сердито вскидываюсь на сводного. – О, о! – улыбается он, глядя мне в глаза. – Все, отпускает? Закатываю глаза и иду в сторону душевой. – Хочешь, спинку потру? – доносится мне вслед. Усмехаюсь. Дурак. В душевой пахнет мылом. Это у нас сейчас и гель для душа, и средство для стирки. Намыливаюсь и хоть как-то пытаюсь промыть волосы. Получается с трудом, но это все же лучше, чем ничего. Вожусь долго и споласкиваюсь уже прохладной водой. Когда выхожу, на столе стоит чайник и кружка с чаем. Мирон сидит уже одетый в трофейные штаны, но с голым торсом. – С легким паром. – поднимает он свою кружку так, будто произносит тост. – Спасибо, – сажусь напротив, крепче завязав на груди полотенце, и отпиваю пару глотков. Чай сладкий. Обычно я не пью сладкий чай, но сейчас мне очень вкусно. И то, что Мирон его сделал, приятно. – Знаешь, если абстрагироваться, то здесь не так уж и плохо, – усмехается он, глядя в окно. – Наверное, можно было бы приехать летом, на шашлыки. Семьей. Пожимаю плечами. – Я не могу абстрагироваться. Наверное, я еще долго не захочу сюда приезжать. Впечатлений от нашего “отпуска” мне надолго хватит. Мне нужны хоть какие-то минимальные условия комфорта. Вода, личное пространство. Туалет, в конце концов! – Ладно, одевайся, – Мирон встает и, накинув куртку, забирает чайник и выходит на улицу. Натягиваю на себя одежду. Прибираюсь в предбаннике. Накидываю куртку, прячу под шапку мокрые волосы и иду в сторону дома. Чувствую, как по телу разливается приятная усталость. Даже ноги заплетаются. Захожу в комнату и вижу, как Мирон разглядывает себя в экран телефона, напялив тот самый свитер. – Тебе очень идет, – усмехаюсь. – Нда? – с сомнением уточняет он и, зачесав пятерней волосы на бок, делает до жути бесячую слащавую морду и фотографируется на фоне стены с вышивкой. – Ахахах, – сажусь на диван и, скинув ботинки, поджимаю под себя ноги, – деревенский ловелас. – Кантри-стайл, – хмыкает Мирон и вдруг переводит телефон на меня и делает фото. – Сдурел? – хватаю подушку и прикрываюсь ей. – Не смей! – Почему? Прикольно же. – Мирон, – рычу, слыша еще один щелчок камеры. – Удали. – Неа. Подпрыгиваю с дивана и бросаюсь к нему. Хватаю сводного за руку с телефоном, но он ловко перехватывает меня и, приобняв за шею, смотрит серьезно. Потом медленно поднимает руку с телефоном вверх и фотографирует нас в обнимку. – Мирон! – рычу, дергаясь в крепком захвате, пытаясь вывернуться. – Не смей! – Почему? – Я страшная! – Хм… – Мирон опускает телефон на уровень глаз и смотрит несколько кадров. – Да нормальная. Разглядываю фотографии. – Страшная! И размытая. – Ну, так не дергайся и улыбнись. А то смотришь так, будто убила кого-то минуту назад. – Я тебя сейчас убью, – рычу сквозь зубы и тыкаю его кулаком в бок. – Прекрати, щекотно, – елозит он, но не отпускает меня. – Давай, пару кадров для семейного архива, и я отстану. Вздыхаю и прекращаю сопротивляться. Вряд ли он осмелится потом наши совместные фотки где-нибудь выложить. – Хорошая девочка, – сводный перехватывает меня за талию и прижимает к своему горячему телу так резко, что из груди рвется непроизвольный выдох. Упираюсь ладонями ему в грудь, чтобы быть хотя бы немного подальше. Смотрю в камеру. – Да улыбнись ты. – усмехается Мирон. Натягиваю улыбку. – Боже, – начинает хохотать сводный, – сама искренность! – Фотографируй давай! – говорю сквозь зубы. – Ахаха, – Мирон заливается смехом и делает это так заразительно, что я непроизвольно начинаю смеяться следом. – Да в банке искренней улыбаются, – выдыхает он сквозь слезы и все же делает еще несколько кадров. Смотрим то, что получилось. – Капец, – вздыхаю. – Страшила лохматая. – Все, ладно, – Мирон прячет телефон в карман, а затем смотрит на меня и немного приглаживает мои растрепавшиеся волосы. – Нормальные фотки. – Я ужасно выгляжу, – не соглашаюсь. – Не переживай, я тебя смайликом прикрою, – снова начинает он смеяться, мягко перехватывает меня за подбородок и чуть склоняется, пристально глядя в глаза. И почему-то мне кажется, что он собирается меня поцеловать. – Крис не забудь отправить, – выдыхаю испуганно. 22. Забава Вижу как губы Мирона сжимаются в тонкую недовольную нить, а глаза сужаются до состояния хищного прищура. Он шумно фыркает и отпускает меня. Судорожно вздыхаю от облегчения и, бесконечно зевая, ползу в зал. Укладываюсь на диван и кажется вот-вот вырублюсь. Вижу как Мирон одевается. – Ты куда? – приподнимаюсь на кровати. – На Кудыкины горы, – усмехается он сердито. – Да я серьёзно. Ты хотя бы скажи, куда собрался. – Буду где-нибудь здесь, на территории. Не переживай. – Мирон притормаживает в дверях комнаты и поправляет капюшон толстовки. – Искать меня не надо. Спи. Заваливаюсь обратно и закрываю глаза в попытках уснуть. В таком расслабленном состоянии я должна заснуть за секунду, но мне не даёт покоя то, что происходит у меня внутри. Я осознаю что меня влечёт к сводному. Я начинаю находить в его характере положительные черты. Я начинаю привыкать к тому, что мы живём вместе. Что он не ест гречку. Что мы спим на одном диване. И это неправильно! Нужно прекратить всё это, но, как только я закрываю глаза, мой мозг упрямо прокручивает диалог за диалогом, сцену за сценой, взгляд за взглядом. Мой разум твердит, что это совершенно не то, чего я хочу от жизни. Мирон слишком далёк от идеала, к которому я стремлюсь. Нахальный, иногда грубый, саркастичный, чересчур сексуальный и красивый. Стону, закрывая лицо одеялом. Хочется себе леща дать. А ещё у него есть девушка. И, если его не сильно беспокоит её наличие и он может позволить себе целоваться с другими женщинами, то для меня это неприемлемо. Переворачиваюсь на другой бок и закрываю глаза, но спустя несколько секунд они распахиваются сами собой. Как же он целуется! Каждое прикосновение его губ вызывало в моём теле необратимые реакции, от которых дрожали ноги и пробегали мурашки от поясницы до самого затылка. А ещё он ринулся спасать меня от волков, несмотря на то, что сам мог пострадать. И мне хочется записать этот поступок в рыцарский, но скорее всего, это просто необдуманное импульсивное действие. Просто он привык к риску, работая на своего сумасшедшего отца, и не думал в тот момент о последствиях. Действовал на рефлексах. Поворачиваюсь на спину и снова разглядываю потолок. Слышу как Мирон что-то снова делает на улице. Ходит туда-сюда, гремит чем-то в предбаннике возле сарая. Потом доносятся удары молотка. Злюсь, что Мирон мешает мне спать, но прекрасно понимаю, что он тут совершенно ни при чём. По крайней мере, уж точно не шум, который он устраивает. Сажусь на диване и беспощадно зеваю. Вот уж никогда бы не подумала из-за кого начнут страдать бессонницей! Достаю книгу, которую начала читать вчера, и ложусь в надежде, что меня смотрит сном в процессе чтения. И, кажется, даже немного умудряюсь подремать, потому что резко вздрагиваю от хлопка двери. За окном ещё не успело стемнеть, но лёгкие сумерки начинают опускаться на землю. Наверное, надо что-то приготовить Мирону на ужин. У нас ещё осталась гречка, но мне не хочется, чтобы он давился ей. Надо спросить у него, что он будет есть. Встаю с дивана и потягиваюсь, пытаясь прийти в себя. Натягиваю обувь и куртку, открываю входную дверь. Вижу, что Мирон сидит на ступеньке перед мангалом, в котором прогорают дрова, и смотрит наши несуразные фотографии на своём телефоне. – Мирон, – недовольно рычу сквозь зубы из-за его спины, – удали их. Сводный будто не ожидал, что я появлюсь, и подозрительно быстро прячет телефон в карман куртки. На секунду мне кажется, что он смущается того, что я увидела. По крайней мере, в бане с голой задницей он вёл себя гораздо спокойнее и невозмутимее. – Я сам решу, что делать со своими фотографиями. – усмехается он и я вновь вижу того самого сводного. Даже облегченно вздыхаю. Показалось. – Ты назло мне их никогда не удалишь, да? – злюсь на Мирона, а его губы растягиваются в хитрой улыбке. Ну вот зачем ему сдались эти фотографии? – Если очень хочешь – удалю. Одна фотография – одно желание. – Например, какое? – скрещиваю руки на груди. – Ну, например, первое желание: будешь называть меня “мой господин”. – Знаешь, я не настолько страшная, – цокаю языком. Мирон усмехается и внезапно достаёт откуда-то сбоку пару потрепанных валенок и протягивает мне. – Смотри, что нашёл, – улыбается, – теперь ты хотя бы не замерзнешь. – Спасибо, – удивленно разглядываю их. Никогда не думала, что буду радоваться… старым валенкам. В ботинки то и дело забивается снег и промокают ноги. Сразу вспоминаю истории, где выжившие обустраивают свой быт. Всего несколько часов езды отсюда – и Мирон получил бы этими валенками по своей красивой мордашке от одаряемого. А мне… правда приятно. – Где ты их нашёл? – кошусь на него сердито. – Ты же обещал не уходить далеко. – Я и не уходил далеко, – усмехается он. – Я сказал, что буду на территории. За территорию деревни я точно не выходил. Закатываю глаза и хочу уйти в дом, но Мирон ловит меня за руку. – Пойдём, я тебе ещё кое-что покажу, – азартно улыбается он. Судя по блеску в глазах – это должно быть что-то фееричное. Отставляю валенки в сторону и иду за ним. Мы проходим мимо дома и останавливаемся в уже известном мне месте. Мирон открывает дверцу туалета. – Смотри. – Эмм… ну, вау! 23. Забава Он привел меня к туалету. Но, не просто к туалету. Он его… починил. Видимо, после нашего разговора в бане. Убрал осиное гнездо. Настелил новых досок на пол, даже стены обил каким-то старым линолеумом, чтобы не дуло. Раздобыл рулон бумаги. Итог: туалет выглядит все так же убого, но теперь им можно пользоваться. Теоретически. – Свет только не провел. Боюсь, что проводка тут настолько древняя, что трону ее – и останемся без электричества. Как тебе? – Эээ… Супер! Я впечатлена. – перевожу на него взгляд и усмехаюсь. – Туалеты в мою честь ещё не чинили. Мирон закатывает глаза и закрывает дверцу. – Да ну тебя в жопу. Сиди в сугробах до нового года. – Да я серьезно, – ловлю его за руку, когда он собирается уйти. – Серьезно, мне очень приятно. Я просто… удивлена, что ты ради меня его починил. Мне правда… нравится. Мирон смотрит на меня с сомнением. – Практично и романтично, – добавляю со смехом. Сводный закатывает глаза и уходит. Иду за ним, хихикая. – Прикинь, у меня спросят, что мне подарили на новый год… И я скажу: туалет и валенки. Мирон набирает горсть снега и, сжав его в комок, запуляет в меня. Уворачиваюсь, хохоча. – А ты мне ничего не подарила. – обиженно щурится он. – Я искуплю свою вину вкусной едой, – обещаю ему. – Ага, гречневой гречкой? – Мирон лепит еще один снежок и швыряет его далеко за забор. Тоже комкаю снег в руках и кидаю его в ту же сторону. Мой снаряд пролетает всего несколько метров. – Ты думаешь, твой отец реально нас оставит тут до нового года сидеть? – смотрю, как еще один снежок Мирона улетает вдаль. – Не знаю. Вполне возможно. – Блин, – смотрю в темнеющее небо. – Хреново. – Да ладно тебе, – усмехается Мирон. – Осталось-то потерпеть… – Да я все понимаю. – вздыхаю. – Я тут просто… мечтала с классным парнем новый год провести. Не думала, что вселенная так извратит мое желание. – А я, что? Не классный? Или ты с кем-то конкретным планировала? – Мирон бросает на меня хмурый взгляд и запуляет очередной снежок дальше всех остальных. – Ого! – впечатляюсь. – Ты… нет, знаешь, ты гораздо лучше, чем казался на первый взгляд. Просто я-то мечтала о другом немного. – РомантИк? – Типа того. – А как же “практично и романтично”? – усмехается Мирон и я тоже смеюсь, глядя на него. – Ну да, туалетом, бесспорно, ты меня поразил в самое сердце. – Да ладно, не ссы. Нарядим елку вон ту, приготовишь праздничную гречку. Классный парень есть. – Да я хотела с любовью всей своей жизни встретить, – решаю уже прояснить этот момент, чтобы не было больше никаких попыток с его стороны. – С тем, с кем как за каменной стеной. И в горе и в радости. Вот это вот все. А у тебя, как минимум, девушка есть. – Как минимум? – щурится сводный. – А как максимум? На каменную стену не тяну? – Да что ты начинаешь-то? – возмущаюсь и, обогнув его, ухожу к крыльцу. – Да просто мне интересно, на каком уровне от дна я нахожусь по твоей шкале охуенности. – Да при чем тут дно? – оборачиваюсь и Мирон врезается в меня. Отступаю на шаг и смотрю на него. – Я про любовь. Про серьезные отношения. Вряд ли ты про это, правда? У нас просто приоритеты разные, понимаешь? Нет никакого дна. Я тебя вообще как парня не рассматриваю. – Бля, ты только комплименты никому не делай, ладно? Не твое это. – хмыкает Мирон и демонстративно отворачивается к мангалу, подкидывает в него дров. – Неси свою гречку, погреем. Вздыхаю. – Давай, я тебе что-нибудь другое приготовлю? – предлагаю миролюбиво. – Не надо. Гречку поем. – На суп с килькой еще не созрел? Мирон оборачивается, с сомнением глядя на меня. – Чисто из любопытства, если только. Спустя час мы сидим возле мангала на двух крупных поленьях, которые притащил Мирон. Уже темно и я с опаской кошусь за забор. – Они не пойдут к костру. Но, если что, у меня в кармане пистолет. – успокаивает меня сводный и пробует мой фирменный картофельный суп с килькой в томате. Мы решили разнообразить наш досуг и поужинать возле костра. – Ммм, необычно. Но съедобно. – сосредоточенно разглядывает он свою тарелку. – Даже вкусно, наверное. Надо было оставить на новый год. Усмехаюсь. Или “голод не тетка” и скоро ты полюбишь и гречку тоже – думаю про себя. – Ты с отцом не жил вместе, да? – уточняю, чтобы поддержать разговор. – Да я его большую часть своей жизни даже не знал, – усмехается Мирон. – Потом появился внезапно дядька со словами “Люк, я твой отец”. – И как ты его принял? Сводный задумчиво пожимает плечами. – Да никак сначала. Он стал подарки дарить дорогие. Приставку, телефон. Я на это повелся. Решил, пусть в папу играет, раз хочется. Мне в четырнадцать от него только подарки и нужны были. Потом уже, когда старше стал, он мне работу предложил. Тоже вроде “пусть будет”, денег лишних не бывает. А потом привык. А с твоим отцом что? – А мой не появился, – качаю головой. – Я о нем ничего не знаю. – А хотела бы? – хмыкает Мирон. – Хочешь, попробуем поискать данные? – Нет, – отвечаю, долго не раздумывая. – Не появился, значит, ему не надо. И мне не надо. Я уже выросла из того возраста, когда мне нужен папа. – Конечно, тебе нужен молодой, горячий, красивый парень, – хитро подмигивает мне Мирон. – А еще умный и скромный. – усмехаюсь и ухожу в дом, чтобы отнести тарелку. – Зануда. – доносится в спину. – Павлин, – отзываюсь беззлобно. Мы пьем чай, убираем еду и посуду, а потом ложимся на диван. Я устраиваюсь у стены с книгой, Мирон просто пялится в потолок. Долго молчит, потом с психом отворачивается. – “Как за каменной стеной”, блин, – фыркает он тихо. – Что? – отрываюсь от истории. – Я говорю: с чего ты решила, что я – не про серьезные отношения? – сводный поворачивается ко мне на бок. В доме тепло и он без свитера, но я уже не сильно смущаюсь, привыкла к его периодическому обнажению. – Потому что у тебя такой характер. Давай спать, – зеваю и убираю книгу. – Выключишь свет? Мирон со вздохом встает, щелкает старым выключателем и возвращается. В темноте его тело кажется просто огромным. Отворачиваюсь. Чувствую, как он ложится рядом и прижимается ближе. Обхватывает меня за талию и внезапно вжимает в себя спиной. И… он возбуждён. – Мирон, – рычу тихо и пытаюсь отцепить его руку, но он держит меня крепко. – Почему я не про серьезные отношения? – повторяет он свой вопрос сердито. Ощущаю его дыхание на шее. – Да хотя бы потому, что у тебя есть девушка, а ты тискаешь меня! – возмущаюсь, предательски дрожа в его руках. – Если это про серьезные отношения, то я – президент. – Да? – усмехается Мирон без тени веселья и разворачивает меня на спину. – А что, если у меня нет никакой девушки? – Да ладно? – усмехаюсь, задыхаясь от его близости. – Прикинь – нету. – раздраженно фыркает он. – И – да – в бане я дрочил. На тебя. 24. Забава Сердце заходится в бешеных ударах, когда я чувствую его дыхание на своих губах. Щёки горят от стыдного признания сводного. Я вся сжимаюсь от напряжения, а пульс долбит по вискам, разгоняя адреналин в крови. – Мирон, – выдыхаю испуганно, но он проглатывает мой шепот, впиваясь в губы. По телу разливается горячая волна возбуждения. Она накрывает меня с головой, заставляя отвечать на его медленный, глубокий поцелуй. Его горячая кожа обжигает мои пальцы, когда я прикасаюсь к напряженным плечам. Пытаюсь оттолкнуть Мирона. Не получается. Он лишь сильнее углубляет поцелуй. Плавлюсь от его напора. А руки сами, как заколдованные, скользят по шее вверх, поглаживая короткие волоски на затылке. Низ живота сводит болезненным спазмом. Уж я-то точно знаю, что для молодой половозрелой девушки совершенно не полезно отказываться от секса в угоду каким-то принципам. Мои гормоны шалят из-за воздержания и, чтобы меня не колбасило, я пью контрацептивы. Они выравнивают настроение и успокаивают мое тело, которое сбоит. Но сейчас, рядом с Мироном, оно просто перестает меня слушаться. Мое тело хочет секса с красивым, наглым гадом, что в данную секунду подхватывает меня под поясницу, рывком сажает на себя и срывает с меня свитер. Мы находимся в полной темноте. Видны лишь очертания наших фигур и слышно тяжелое сбившееся дыхание, сливающееся в один возбужденный рваный ритм. Прихожу в себя на доли секунды. Машинально пытаясь укрыться от его взгляда, прижимаюсь грудью к груди Мирона. Остро чувствую, как мои возбужденные соски трутся об плиты его грудных мышц и непроизвольно ахаю. Приподнимаюсь, пытаюсь отстраниться, но Мирон будто контролирует мое тело. Он придерживает меня за талию и лишь плотнее пододвигает к себе. Так, что я чувствую его напряженный твердый член между своих широко разведенных бедер настолько остро, будто мы сейчас полностью обнажены. Горячая ладонь сводного проскальзывает между нашими телами и накрывает мою грудь, сдавливает ее нежно, неторопливо. Зажимает сосок между пальцами и я не могу удержать короткого стона. – Стой, – прошу его, не ожидав от себя такой реакции. Тело дрожит то ли от страха, то ли от неконтролируемого возбуждения. Но, вместо того, чтобы остановиться, Мирон сгребает мои волосы в охапку, сжимает их на затылке и снова запечатывает мои губы страстным поцелуем. Мычу, протестуя, но он не слышит меня. Сжимает в объятиях, подчиняет мое тело, не дает даже секунды, чтобы опомниться. Толкается бедрами вверх, сильнее вжимаясь в мою промежность. Трется об меня так, чтобы я ярче почувствовала его желание. И я чувствую, что тонкая ткань леггинсов промокает от моей смазки. Кажется, я пьяная от адреналина и не отдаю себе отчёта в том, что творю, потому что мои руки покорно касаются его груди. Скользят по каждой напряженной мышце, проглаживают ее, впиваются ногтями. – Малышка моя строптивая, – хрипло усмехается Мирон мне в губы и съезжает поцелуями по подбородку и шее вниз, оставляя за ними дорожку мурашек. Прогибая меня в спине, он втягивает губами мои соски, по очереди лаская их, а я задыхаюсь от острого удовольствия, отключаясь от реальности. Я никогда не испытывала ничего подобного! Меня размазывает в его руках, вышвыривает в какой-то параллельный мир, где я не могу думать ни о чем, кроме прикосновений его губ и рук, своих болезненно-приятных спазмов внизу живота и дрожи от предвкушения большего. – Мир, я не могу, – пытаюсь сопротивляться хотя бы голосом, когда его рука оттягивает пояс моих леггинсов и ныряет под него. То, что сейчас происходит между нами – не правильно и было бы невозможно в реальной жизни, а не в этом скачке во времени. Это больше похоже на какую-то искаженную реальность, где, вместо того, чтобы ненавидеть друг друга, мы люто друг друга хотим. – Я тебя хочу, – тут же подтверждает мои мысли низкий от предвкушения голос Мирона и его рука ложится на мой, вздрагивающий от спазмов удовольствия, лобок. Слышу, как Мирон возбужденно шипит, ныряя пальцами ниже, раздвигая мои скользкие от влаги половые губы. Непроизвольно вздрагиваю навстречу его руке, протяжно и тоненько ахая, потому что его прикосновения запускают в моем теле необратимые процессы. – Мир!.. – зову его будто в бреду, снова хочу попросить остановиться. – Ах! Мир! Взрагиваю и забываю слова от каждого точного движения его пальца. Он проводит им между моих губ, обводит клитор, трет его все настойчивее и быстрее. И я, зависимая от ласки, танцую на его руке, сама подаваясь бедрами яростнее и резче. Кажется, я стону. Короткими хриплыми криками заставляю его добивать меня жестче и быстрее. Наконец, мое тело сводит мощной судорогой. Я несколько секунд сокращаюсь все сильнее и сильнее, чтобы потом внезапно ослабнуть и без сил рухнуть на жалобно скрипнувший диван. Мирон едва успевает придержать мою голову, чтобы я не треснулась затылком об деревянный подлокотник. То ли в комнате стало темнее, то ли я на какие-то секунды провалилась в небытие, но прихожу в себя от того, что Мирон хватается за резинку моих штанов и резким движением стягивает их вниз, оставляя меня полностью обнаженной перед собой. – Мирон, – испуганно сжимаю ноги, когда он разводит мои колени в стороны и нависает сверху. – Не бойся, я буду нежным, – шепчет он мне на ухо, снова расталкивая мои ноги коленом. – Мирон, нет! – хватаюсь за его шею и пытаюсь хоть как-то отдалиться от его бедер. – Я девственница! 25. Мирон Забава цепляется мне за шею так, что, кажется, вот-вот задушит. Ее слова не то, чтобы выбивают меня из колеи, но доходят не сразу. Замираю. Мы остановились на самом интересном месте, поэтому мое тело бунтует и требует продолжения. Сдерживаюсь усилием воли, потому что она испуганно шепчет мне на ухо мольбы о пощаде. – Остановись, пожалуйста, – слышу ее писк на грани с истерикой сквозь долбящий в висках пульс. – Девственница? – уточняю еще раз на всякий случай. Забава кивает. Немного отстраняюсь и она тут же отпускает меня. Чувствую, как шарит рукой по дивану и натягивает на себя одеяло. Не даю ей этого сделать. Откидываю его обратно и упираюсь лбом в ее дрожащий живот. Член ноет от возбуждения, но я терплю, сжимая зубы. Этих три долбанных ночи рядом с ней – пытка. – Хорошо, я буду очень аккуратным, – целую ее нежную, будто полупрозрачную кожу. Еще в бане я обратил внимание на то, какая она тонкая. Забава вся как будто из тончайшего фарфора. Похожа на коллекционную статуэтку. Кажется, только тронь – тут же останется отметина. Красивая и недоступная, она вызывает желание обладать ей. Только когда высокомерно задирает нос, хочется ее прибить. Забава… имя такое странное. Раньше оно меня раздражало, а теперь я его мысленно повторяю то и дело. Да она вся с первой встречи меня раздражала, с первого взгляда. Потому что сразу было понятно – другая. Сложная. Редкая. Не похожая ни на одну, что была у меня до нее. Разные были. Такой не было. И от этого мне еще больше хочется, чтобы она была моей. Мне не нужна ее покладистость. Мне нравится ее огонь. Мне нравится то, как между нами искрит каждый раз. Блин, да я специально вывожу ее на эмоции, потому что она щедро осыпает меня ими, а не бегает и не вымаливает мое внимание! – Нет, Мирон, ты не понимаешь! Я не готова! – Забава пытается меня отстранить, чем еще больше заводит. Хочу. И добьюсь. – О, нет, – начинает она елозить и пытаться выбраться из моих рук, когда я опускаюсь поцелуями ниже пупка. – Прекрати! – Расслабься, – усмехаюсь, упрямо целуя ее еще ниже, снова и снова. – Тебе понравится. Забава начинает дрыгать ногами и больно попадает мне в плечо. Морщусь. – Ты, дикая! – немного отстраняюсь и придерживаю ее за щиколотки. – Ты в монастыре что ли жила? Молчит. Хмурюсь и вдруг понимаю, что, походу, попал. Со вздохом ложусь рядом. Забава пытается откатиться от меня, но я притягиваю ее обратно, обнимаю. – Ты хочешь сказать, что вот все то, что между нами только что произошло… у тебя впервые? Немного помедлив, она кивает. – То есть, ты своего парня на голодном пайке держала? – усмехаюсь, а сам то и дело то прижимаю ее к себе, чтобы снова чувствовать прикосновение кожи к кожи. Тащусь от того, как ее торчащие соски трутся об меня. – Мы целовались, – отзывается она тихо, а я не могу сдержаться и начинаю ржать. Забава обиженно пыхтит и выкручивается из моих объятий. Хватает подушку и пытается меня ей ударить. – Пощади, – уворачиваюсь и снова заваливаю строптивую девчонку на спину. Вжимаю ее руки в диван, переплетая наши пальцы. Слышу рваное дыхание. В тусклом свете вижу, как часто вздымается ее грудь. Ловлю губами сладкие горошины сосков, играю с ними по очереди. – Мирон! – рычит Забава, выгибаясь и пытаясь вывернуться. – Прекрати! – А то что? Кончишь опять? – поднимаюсь к ее губам, настойчиво разжимаю их языком и проникаю внутрь. Забава первые секунды сопротивляется, а потом обмякает и поддается. – Иди ко мне, – переворачиваюсь на спину и сажаю ее сверху. Она смешно пищит, напарываясь бедрами на мой стояк, пытается сбежать, но я ловлю ее и снова сажаю сверху себе на пресс. – Да стой ты. – усмехаюсь, придерживая ее. – Не бойся. – Я не боюсь, – вскидывается она и хлопает меня ладонью по груди. – Я не хочу! – Ага, конечно, – глажу ее бедра и скольжу ладонями вверх по талии, перебираюсь пальцами по ребрам на спину и притягиваю Забаву к себе на грудь. – Так не хочешь, что я весь мокрый от твоей смазки. – Пусти меня, – шипит она, всматриваясь в темноте в мое лицо. – Я. Не. Хочу. – Ага, кончила, а теперь “не хочу”, хитрая. – сердито шепчу ей в ответ, поглаживая ее спину вдоль позвоночника и с удовольствием ощущая, как под пальцами расползаются мурашки. – А я-то хочу. Не отпущу тебя, пока не кончу. А как это произойдет, решай сама. 26. Забава – Да я тебя ни о чем не просила! – возмущаюсь, пытаясь выскользнуть из его объятий. – А меня не надо просить. – усмехается Мирон, удерживая меня от побега. – Ты текла мне на пальцы. – Боже, – выдыхаю, краснея до кончиков волос, кажется. Хорошо, что темно. – Это всего лишь физическая реакция тела на раздражитель. – Раздражитель? – фыркает Мирон, сжимая мои ягодицы и сдвигая меня ближе к торчащему, как маяк, члену. Всеми силами пытаюсь отстраниться. – В таком случае, ты тоже раздражитель. И мое тело пиздец, как на тебя реагирует! – Прекрати, – рычу. – Я же сказал: не отпущу, пока не кончу. – Тогда подрочи, – бью его по груди, но Мирон лишь перехватывает мою руку и дергает за нее так, что я падаю на него снова. – Да запросто, – ухмыляется он мне в губы. – Но с условием, что ты будешь смотреть. – Нет! – возмущаюсь, но он тут же затыкает мой рот очередным поцелуем. Не замечаю, как уже оказываюсь на боку. Мирон тянет мою руку вниз и кладет ее на член. Пытаюсь одернуть ладонь, но он лишь сильнее сжимает ее своей вокруг напряженного ствола и шипит, не скрывая удовольствия. – Мирон, – хрипло шепчу от того, что голос садится, – прекрати немедленно. – А то что? – с вызовом усмехается он, кусая меня за подбородок. – Боишься, захочется продолжения? – Боюсь, оторву, – фыркаю. – Попробуй. Сжимаю сильнее его горячий толстый ствол. Вдоль позвоночника пробивает горячей волной, которая собирается мурашками в области поясницы и перетекает в горячий спазм внизу живота. Гладкая нежная кожа под пальцами бугрится венами и легко скользит в ладони. Мирон возбужденно выдыхает и втягивает воздух сквозь зубы, толкаясь в мою руку. – Умничка, – прижимает он меня к себе крепче. – Уверен, ты такая же тесная внутри. – Мирон, – всхлипываю от того, что мое тело предательски сжимается от его пошлых словечек. – Хочу тебя, – хрипло шепчет он мне в волосы, шумно выдыхая и все быстрее толкаясь в мою руку. Утыкаюсь лбом в его шею и закусываю губу. Жадно вдыхаю аромат его кожи. Он безумно приятно пахнет. – Иди ко мне, – зовет Мирон, отпуская мою руку и закидывая мое бедро на себя. – Не бойся. – Что ты?.. – испуганно выдыхаю и давлюсь словами, потому что он толкается в меня. Тело выкручивает от сладкого стреляющего спазма. Сжимаю бедра, ахая. Мирон не входит в меня, просто медленно скользит между половых губ, взрывая мое тело миллионами электрических искр. – Прекрати, – шепчу, но уже не могу отстраниться. Это слишком приятно, чтобы мозг мог думать о чем-то еще. Молча подаемся навстречу друг другу. В тишине слышны лишь пошлые, влажные звуки и наше шумное дыхание. Распаляемся. Жадно целуемся. Мирон рывком укладывает меня на лопатки, нависает сверху и, пока я пытаюсь вынырнуть из накрывшего наслаждения как из омута, уже устраивается между моих ног и продолжает быстрее подаваться бедрами навстречу моим. Стону, обхватив его за плечи и судорожно вжимаясь в них пальцами. – Как же я хочу… в тебя! – с болезненным рычанием убирает он мою руку от своего плеча и, коротко поцеловав ладонь, закидывает себе за шею. – Нет, – шепчу упрямо, хотя мое “нет” звучит уже скорее как “да”. Если он сейчас решит сделать по-своему, у меня не хватит сил его остановить. – Злыдня, – хрипло усмехается он, ускоряясь и еще жестче вдалбливаясь в меня бедрами. Стону сквозь зубы, выгибаясь и жмурясь от мощного спазма. Замираю на мгновение и обессиленно падаю на кровать. Мирон еще несколько раз толкается между половых губ, а после отстраняется и прижимается бедрами к моему животу. Чувствую, как его член вздрагивает, зажатый между наших тел, и выталкивает вязкую сперму. Я еще несколько секунд обнимаю Мирона и льну к нему, а после начинаю медленно осознавать, что все зашло слишком далеко. Господи, лучше бы он ненавидел меня и дальше издевался, чем быть такой… беззащитной рядом с парнем, чье имя – антоним слову “серьезность”. Стыдно, очень стыдно. Стону в ладони, а Мирон тут же убирает мои руки от лица и покрывает его нежными поцелуями. – Слезь с меня, мне тяжело, – прошу его, уворачиваясь. Сводный тут же переворачивается на спину, увлекая меня за собой. Хочу слезть с него, но он не отпускает снова. – Куда ты уже несешься? – усмехается он. – Нужно одеться, – шарю по дивану в поисках одежды. – Зачем? – Мирон ведет кончиками пальцев по моей груди, отчего она тут же снова напрягается. – Можно повторить еще пару раз. – Нет! – повышаю голос, отталкивая его руку. – Не можно. Можно забыть все, что произошло и дальше жить спокойно. – Забыть? – усмехается сводный сердито. – Ты серьезно? – Абсолютно. – фыркаю и он отпускает мои бедра. Тут же слезаю с него, чувствуя, как размазанная по животу сперма начинает стягивать кожу. – Пиздец просто, – Мирон рывком садится на диване, резко встает с него и уходит в сторону двери. Он бьет ладонью по выключателю и я жмурюсь от тусклого света. Вижу, как Мирон на ходу подтягивает штаны и выходит за дверь. Встаю, собираю свою одежду. Осматриваю себя и хнычу от бессилия. Я вся в следах Мирона. Кажется, я пропахла им насквозь. Вытираю живот и натягиваю вещи, поправляю сбившееся постельное белье. Как мы будем жить дальше и смотреть друг другу в глаза после всего, что было? Хочется испариться и больше никогда не пересекаться со сводным. Но таким даром я, увы, не обладаю. Иду на кухню, чтобы попить воды. Входная дверь хлопает и в дом заходит Мирон. Сталкиваемся с ним нос к носу в маленьком коридоре. Ловлю на себе его злой взгляд и отвожу глаза. Пытаюсь проскользнуть мимо, но Мирон делает шаг в сторону и преграждает мне дорогу. 27. Забава – Что тебе надо опять? – пытаюсь отстраниться, но Мирон обхватывает меня за талию и дёргает на себя. Впечатываюсь в его обнаженную грудь, упираюсь ладонями в прохладную после морозного воздуха кожу. Он выходил на улицу голым, сумасшедший. – А если я не хочу забывать? – рычит он глухо. Выдыхаю испуганно. – Твои проблемы, – отталкиваю его. – Можешь не забывать. Но не трогай меня больше. – Да щас, ага, – Мирон снова ловит меня за талию и вжимает в себя. – Буду трогать столько, сколько захочу. Беспомощно дергаюсь в его руках. Наконец устало замираю и поднимаю глаза. Вижу на лице сводного злую усмешку. Как у вредного ребенка, который поймал муху и собирается поиздеваться над ней. – Отпусти, – прошу. – Я не собираюсь быть девочкой для развлечения. Я не хочу с тобой воевать. Просто я ищу серьезные отношения, а не вот это все. Мирон раздраженно фыркает и хмурится. – Что – “все”? – он отпускает меня и я протискиваюсь на кухню. Наливаю в кружку воды из чайника, жадно пью. Краем глаза вижу, что сводный стоит в дверях и, видимо, ждет моего ответа. Со вздохом оборачиваюсь к нему. – Потрахушки, например. – скрещиваю руки на груди, а Мирон удивленно вскидывает брови. – Вот это дурацкое “буду – не буду”. Мы с тобой чуть из-за гречки не передрались. Да мы даже стены нормально вместе покрасить не смогли! Как детей будем воспитывать? – Ну ты еще до пенсии все распланируй! – усмехается он. – И распланирую. – повышаю голос. – Я знаю, чего я хочу от жизни. И я иду к этому. А ты!.. Ты даже половины моих запросов не потянешь! И я не про деньги сейчас. – А про что? – Про секс. – Да что с ним-то не так? – психует Мирон. – Ты кончила два раза и это было только начало! – Да потому что я не собираюсь ни с кем спать до свадьбы! – рычу, сжимая кулаки и краснея. – А ты отказов не понимаешь! И терпеть вряд ли будешь! – Боже, – сводный закрывает лицо рукой и усмехается. – Ты в каком веке застряла? А если тебе мужик не подойдет? Может, у него писюн с мизинец окажется? – Вот! – тыкаю в него пальцем. – О чем и речь! А для меня секс – это не главное. Главное – любовь. – Ты так до пенсии будешь принца ждать, – закатывает глаза Мирон. – Значит, буду. – невесело усмехаюсь. – Уж лучше, чем родить в шестнадцать неизвестно от кого. Сводный пару секунд молчит. – Это ты сейчас про маму свою? – щурится он. Не отвечаю ничего. Ухожу из кухни и залезаю на диван. Отворачиваюсь к стене, закрываю глаза, стараясь унять бешеное сердцебиение. Злюсь. Да, я не понимаю, чем думала моя мать, когда рожала меня. Я не осуждаю ее. Но не понимаю. Я не хочу, чтобы мой ребенок рос без отца. Не хочу выскочить в двадцать лет замуж, а в двадцать пять развестись и остаться матерью-одиночкой. Я хочу долго и счастливо. И пусть мой избранник не будет крутым красавчиком, типа Мирона, зато он будет надежным, верным семьянином и любящим отцом. Слышу, как сводный выключает везде свет и ложится рядом. Он не трогает меня, лишь отбирает краешек одеяла. Лежу, слушая его дыхание. И мне немного грустно. Находимся в нескольких сантиметрах друг от друга, но я понимаю, что между нами пропасть. – Пиздец, ты сложная, – выдыхает Мирон зло и поворачивается ко мне. Он накрывает меня своей ручищей и я уже напрягаюсь, чтобы отодвинуться, но он не пристает. – Доброй ночи. – бурчит себе под нос, обнимая меня. Молчу, ожидая подвоха, но нет. Никаких попыток. Просто обнял и все. Лежу в его объятиях и пялюсь в стену. В доме то и дело что-то шуршит и потрескивает, но сейчас мне не страшно. Рядом с Мироном не страшно. И я не знаю, что мне дальше делать. Потому что на душе тепло и екает в груди… Открываю глаза от прикосновения к плечу. Утро. В окно светит солнце. Лежу на груди у Мирона, обняв его за талию, а он поглаживает меня по руке. Тут же пытаюсь отстраниться, но он требовательно притягивает меня обратно. – Да полежи ты пару минут, – шепчет сонно. Вздохнув, устраиваюсь поудобнее и слушаю громкие удары его сердца. Я не могу отрицать, что мне приятно с ним вот так. Когда мы не ссоримся, не делим ничего. Просто лежим и все. Обнимать его и краснеть из-за вчерашнего. Мне было очень хорошо, я не могу отрицать очевидного. Ему сто раз скажу, что он не в моем вкусе, но себе врать бессмысленно. Мне нравится его внимание, мне нравится его забота. Пусть она не очень романтичная, но искренняя. И, если абстрагироваться от того, что мы ненавидим друг друга, то можно было бы подумать, что мы… – Слушай, я не понимаю, – усмехается Мирон тихо, перебивая мои мысли, – а вот если так подумать: ты вся такая серьезная, ответственная, а я распиздяй. – И что? – отзываюсь негромко, не понимая, о чем он. – Ну, как “что”? Противоположности ведь притягиваются. – Сказки, – хмыкаю. – Людям должно быть о чем поговорить друг с другом. У них должны совпадать интересы и взгляды на жизнь. – И он обязательно должен есть гречку, да? – недовольно цокает Мирон. Не могу сдержать смешок. – А я думаю, что это правильно, когда люди разные. Они могут показать партнеру жизнь с другой стороны, научить чему-то новому. Главное, в принципе, в будущем хотеть чего-то схожего. – Что это за минутка философии? – усмехаюсь, поднимая голову. Мирон переводит на меня взгляд, а затем разворачивается так, что я падаю на спину, а он нависает надо мной, облокотившись на руку. – Мне кажется, нам есть чему научить друг друга. – шепчет сводный, задумчиво поправляя мои волосы. – Ты не выдержишь меня, – смотрю на него серьезно, потому что меня уже пугает этот разговор. Он сворачивает в неожиданное русло. – Что не выдержу? – усмехается Мирон. – Секс? Да ты еще за мной бегать будешь, а я тебе не буду давать, вот увидишь. Усмехаюсь ему в ответ. – Я хочу попробовать эти твои серьезные отношения. Вдруг, это что-то очень увлекательное? – сводный склоняется к моим губам. – Ты с ума сошел? – возмущаюсь, но мой рот тут же накрывают его горячие губы. Мычу в них и Мирон нехотя отстраняется. – Что? – хмурится. – Ты слишком торопишься. – пытаюсь его отговорить. – Я? Да ладно. Так и скажи, что ты просто боишься. – усмехается сводный. – Боюсь, – неожиданно для себя честно признаюсь ему. – Ты не похож на того, кто про серьезные отношения. – Нууу, а что, если я тебе скажу, что я… Мирона прерывает громкий гудок. Сигналит машина на манер какой-то футбольной кричалки. Мы резко отстраняемся друг от друга и замираем. – Твою ж мать! – вижу в глазах сводного злость. – Как вовремя! Он встает с дивана и уходит на улицу, а я сажусь и ошарашенно смотрю ему вслед. Вот и все?.. Мы едем домой?.. Почему же мне от этого не весело? Потому что дома карета превратится в тыкву? Встаю и иду следом за Мироном. Открываю дверь и замираю на пороге. Я думала, что это отчим решил, что мы уже на грани смерти и сжалился. А это не он. Из внедорожника, который притормозил у дома, вылезают парень и две девчонки. – Мир! – одна даже визжит от радости и бежит к Мирону, вешается ему на шею. – С тобой все хорошо! Мы так волновались! Она тянется и целует его в щеку, а у меня все будто обрывается внутри. Красивая. И мне даже не нужно знать эту девушку, чтобы догадаться, как ее зовут. – Крис? – удивленно выдыхает Мирон. – Что вы здесь делаете? 28. Забава – Ой, а это кто? – отстраняется она от Мирона, увидев меня. Смотрю на девушку. Утро, а у нее укладка, макияж, стильная одежда и вообще она вся похожа на розовое нежное облачко. И я. Лохматая и заспанная. В свитере, похожем на ковер. – Это Забава. – будто это хоть что-то объяснит Крис, отвечает Мирон и тянет руку парню, который заходит следом. – Привет, – машет мне Крис и улыбается, но по ее взгляду я вижу, что не очень-то и дружелюбно она настроена. – Вот это тебя занесло, – усмехается друг Мирона, отряхивая ноги от снега. – Да тут клёво, – зевает сводный, пожимая плечами. – Пошли, покажу. Друзья Мирона заходят в дом. Здороваемся. Девушки косятся на меня. Я на них. Вижу, как Крис сканирует взглядом пространство и задерживается на расправленном диване. – Вау, печка! – друг сводного садится на корточки, исследуя устройство. – Не обожгись, – бурчу, протискиваясь мимо него и собирая свои высохшие вещи. Мирон останавливается в дверном проеме и смотрит на меня пристально. Будто пытается понять, как я реагирую на все происходящее. А как я могу реагировать? Что он ожидает увидеть? Мы еще ни о чем не договорились. И, видимо, не судьба. Хотя, может, и к лучшему. Я не уверена, что его с Крис ничего не связывает. Бросилась бы я искать того, кто мне безразличен? Вряд ли. А это может означать только то, что у них отношения. И лезть в них мне явно не следует. Ну, а то, что было… Неприятно, но переживу. – А хотите чай на костре? – предлагает Мирон. – Слушай, поехали домой, а? – оборачиваюсь к нему. – Или у тебя дел никаких нет? – Мирон, – зовет сводного Крис, – а ты где спал? – На диване, – усмехается он, оборачиваясь на нее. – А что? – Да нет, ничего, – тут же отзывается она. – Как вы нас нашли? – он снова недовольно смотрит на друга. – Ты на связь не выходил. Крис развернула спасательную операцию. – ухмыляется его друг, вставая, и косится на меня. – Вышла на твоего отца, сказала, что ты ее парень. Вижу, как Мирон поджимает губы и тут же бросает на меня короткий взгляд. Вздохнув, хочу выйти из кухни, но Мирон придерживает меня за талию. – И? – И он ее в жопу послал. – продолжает друг. – Тогда она сказала, что беременна от тебя и подаст в полицию заявление о пропаже. Закатываю глаза. – Крииис! – повышает голос Мирон. – Ну прости! – слышу ее обиженный возглас из комнаты. – Мы договорились, что новый год отпразднуем все вместе! Я хотела, как лучше! – Лучше не лезть, если тебя не просят, – тихо и зло выдыхает Мирон и смотрит на меня. – Пошли, баню закроем? – Один не справишься? – усмехаюсь. – Не справлюсь, – шипит он. Как только я переступаю порог бани, Мирон тут же разворачивает меня к себе и обнимает. – Пусти, – пытаюсь выкрутиться из его объятий. – Забава, – он лишь крепче держит меня, – послушай. – Да что слушать-то? Девушка ради тебя горы свернуть готова! Хочешь сказать, что нет ничего между вами? – вскидываюсь и смотрю ему в глаза. Мирон болезненно морщится, потирая переносицу. – Серьезного – ничего. – выдыхает. – А что ты понимаешь под словом “серьезного”? – усмехаюсь. – Мы не встречаемся. – Трахаетесь? – снова сверлю его взглядом. Сводный сжимает челюсть и молча смотрит на меня. – Ну? – снова пытаюсь отстраниться. – Давай уж по-честному. – Бывает. Чисто дружба телами. Но я ей ничего не обещал. – А она-то знает, что у вас чисто дружба телами? Или на большее надеется? – щурюсь. – Я не знаю, на что она надеется, – повышает Мирон голос. – Мне все равно. Да, она хорошая и мне не хочется ее обижать. Но мы не встречаемся. – А, может, зря? Посмотри, как она бегает за тобой. Я так себя вести не буду. – Да не надо за мной бегать! – возмущается сводный. – Я что, прошу об этом? – То есть, ты вот так легко можешь взять и променять одну девушку на другую? – снова усмехаюсь. – Да блин! – Мирон неожиданно бьет ладонью по стене так громко, что я даже подпрыгиваю. – Крис… сама была согласна на такие отношения, понимаешь?! – Так все-таки отношения? – скрещиваю руки на груди. – Блять, – выдыхает сводный зло. – Нет. Просто она… всегда согласна, если у меня никого нет. – Так это потому что ты ей нравишься, бесчувственный козел, – усмехаюсь и испуганно взвизгиваю. Мирон рывком за воротник куртки дергает меня на себя и, кажется, что сейчас просто придушит за обидное обзывательство. Входная дверь внезапно открывается и мы замираем. – Мирош, – в баню виновато заглядывает Крис, – вам долго еще? – Выйди! – рычит сводный так, что у меня мурашки по коже. Дверь тут же захлопывается. – Ты, – задыхаюсь от возмущения, – так нельзя! – Можно! Я хочу серьезные отношения! С тобой! – Мирон! – Решай. – Не сейчас. – пытаюсь отстраниться. – Сейчас! – дергает меня Мирон обратно к себе. – Я согласен на гречку! 29. Забава – Нет, ну это, конечно, очень серьезное заявление, – усмехаюсь, глядя ему в глаза, а саму всю трясет от паники. Что делать? Боже, я совсем не готова к такому повороту! – Смешно? – губы Мирона растягиваются в ядовитой улыбке, а глаза… глаза становятся настолько пронзительными, что мне реально страшно. Он отпускает мой воротник и я облегченно выдыхаю. – Ну, посмейся, давай! – разводит он руки в стороны. Куртка распахивается на обнаженной груди, которая быстро вздымается от частого дыхания. – Расскажи мне, какой я идиот. – Я не смеюсь над тобой, – одергиваю одежду и отвожу взгляд. – Просто,.. ты даже вряд ли осознаешь, что такое “серьезные отношения”. – Да, конечно! Потому что ты!.. та, которая бесит меня по сто раз на дню, первая, блять, с которой я хочу попробовать что-то, кроме “потрахушек”! – И сколько ты без них выдержишь? Месяц? Три? А потом что? Побежишь к той, которая “всегда согласна”? – Мне что, прямо сейчас при тебе ее над нахрен послать? – зло усмехается Мирон и внезапно идет в сторону двери. – Стой! – бросаюсь ему наперерез и с трудом удерживаю эту тяжелую махину, обхватив за талию. Прижавшись щекой к широкой груди, слышу, как грохочет в ней сердце и жмурюсь. Я не могу поверить, что это из-за меня. У меня был один единственный парень, который был такой спокойный, разносторонний, рассудительный, что казался мне оплотом стабильности и именно тем, что я искала в отношениях. Тем неприятнее было узнать, что он подкатил к моей знакомой и поливал меня грязью. Еще потом и за подарки предъявил. Хотел, чтобы я вернула ему их обратно. А Мирон… другой. Он вспыхивает по поводу и без повода. И если уж с первым у меня не сложилось, потому что я сложная по его словам, то что говорить про него? Взвизгиваю, потому что сводный подхватывает меня под бедра и тащит в соседнюю комнату. – Что ты делаешь? – беспомощно болтаю ногами в воздухе. – Нас ждут! – Подождут, – хрипло усмехается он и прижимает меня спиной к стене, скидывает с себя куртку. – Прекрати! – выдыхаю, когда моя куртка беспардонно распахивается, а свитер задирается наглыми пальцами. Мирон лишь хищно улыбается прежде, чем заткнуть мой рот поцелуем. Горячая ладонь накрывает мою грудь и жадно сжимает так, что у меня перехватывает дыхание. Ноги слабеют и безвольно опускаются. Зарываюсь пальцами в его волосы. Чувствую, как соскальзываю немного ниже, а Мирон толкается в меня твердым пахом. По телу пробегает волна напряжения. Даже в одежде он умудряется задеть мои самые чувствительные точки. Ахаю, откинув голову, и тут же получаю поцелуи на шее и новые толчки снизу. Глаза закатываются сами собой. – Нам… нельзя. – шепчу как в бреду и мои губы накрывает новая лавина поцелуев и покусываний. – Нам все можно, – тихо рычит Мирон, все яростнее подаваясь мне навстречу, и я забываю как дышать. Только втягиваю воздух при каждом движении и сдавленно стону сквозь зубы, когда меня сжимает от сладкой конвульсии. Еще несколько раз содрогнувшись, обмякаю в крепких объятиях. Мирон тяжело дышит, уткнувшись мне в шею и то и дело вздрагивает. Жмурюсь и закусываю распухшую от поцелуев губу. Я никому никогда не позволяла ничего, кроме них. А сейчас творится какая-то дичь. Безумно приятная, но от этого не менее неправильная в моих глазах, дичь. А все потому, что Мирон не спрашивает моего разрешения! Он просто берет и делает так, как ему хочется! Этот эгоизм бесит!.. и подкупает одновременно. Я не хочу, чтобы он делал со мной то, что делает, но когда он начинает, мне безумно нравится и я просто не могу сопротивляться. – Я хочу с тобой встречаться. – хрипло выдыхает Мирон мне в шею. – И тебе со мной хорошо, что бы ты ни говорила. Мысли, что ли, читать научился? – На одном сексе далеко не уедешь, – усмехаюсь, но против воли прижимаюсь щекой к его щеке. – Мы что-нибудь придумаем, обещаю. – шепчет Мирон мне в ухо. – Но с гречкой я погорячился. – О, я не настолько жестокая, не переживай, – усмехаюсь, глядя на него. Мы пристально смотрим друг другу в глаза и я сама тянусь за новым поцелуем. Мирон тут же реагирует на это, сжимая меня в объятиях и нежно касаясь моих губ. И я понимаю, что сейчас, закрыв глаза, прыгаю с высоты в бездну. Что ждет меня внизу, я не знаю. Возможно, Мирон подхватит меня, а может, я разобьюсь вдребезги и больше никогда не смогу доверять мужчинам. Но я хочу ему верить. Мне кажется, что он искренний. – Что, поехали домой? – вздыхает он, отпуская меня. – Или задержимся тут еще на пару дней? Не могу сдержать смех. – Боже, нет. – выдыхаю, но внутри все внезапно сжимается от тоски. Почему-то кажется, что, как только мы вернемся в город, все изменится. – Я могу тебя попросить? – опускаю глаза. Мирон замирает, глядя на меня. Вижу в его взгляде напряжение. – Давай пока что не будем афишировать наши отношения? – Почему? – хмурится он. – Мне не хочется никого обижать, – вздыхаю. – Ты сейчас о Крис? Киваю. Мне жалко ее. А еще мне самой нужно время, чтобы привыкнуть к этому. Мирон вздыхает, закатывая глаза, и молча выходит из бани. Приглаживаю волосы и, собравшись с духом, выхожу следом. – Ты – мудак! – вижу, как Крис налетает на Мирона с кулаками, но он ловко перехватывает ее руки и скручивает. – Я все для тебя, а ты!.. Заметив меня, она яростно дергается в мою сторону. – Шлюха! Подстилка! – кричит зло, напрочь стирая из моей памяти образ воздушного розового облачка. – Чтоб ты сдохла, тварь! Теряюсь от такого внезапного контраста. Растерянно хлопаю глазами и чувствую, как краснею. Внезапно Крис вырывается из рук Мирона и бежит ко мне. 30. Забава Будто в замедленной съемке я наблюдаю, как Мирон тянется за Крис, но не успевает ее остановить. Она разъяренной фурией летит в мою сторону, а я в состоянии какого-то оцепенения смотрю на то, как медленно поднимаются ее руки, а пальцы с длинными розовыми ногтями напрягаются в желании вцепиться мне в лицо и волосы. Мне не страшно. Интересно, успею ли я увернуться? Мне иногда приходилось отстаивать себя в школе, но до драк особо не доходило. А сейчас придется драться… Хотя, рядом Мирон и, я уверена, что он успеет нас растащить прежде, чем мы повыцарапываем друг другу глаза. Внезапно Крис цепляется за что-то ногой под снегом, спотыкается и теряет равновесие буквально в метре от меня. Она нелепо взмахивает руками и начинает падать. Пытается ухватиться за мою куртку, но я отшатываюсь в сторону и она навзничь падает, ударяясь лицом об ступеньку бани. Кажется, я даже слышу хруст, отчего я жмурюсь и по телу пробегает неприятная волна мурашек. Меня передергивает, а уже потом до моих ушей доносится тонкий вой. В следующую секунду Мирон уже подбегает к нам и, бросив на меня взволнованный взгляд, присаживается перед Крис. Опускаюсь рядом с ним. Я ж, вроде как, медик, и обязана оказать первую помощь. – Ааа! – начинает рыдать девушка и садится, держась за щеку. – Покажи, – тянет Мирон руку и отводит ее ладонь в сторону. На щеке по центру виднеется белесо-фиолетовая вмятина. – Синяк будет во всю щеку, – вздыхаю. – Ааа! – громче взвывает Крис и снова закрывает лицо ладонью. – Это все из-за вас! Это все из-за вас!!! – Это все из-за тебя, – обрывает ее Мирон и комкает в руках снежок. – Не надо было истерики устраивать и в драку бросаться. На, приложи. – Да пошел ты! – кричит девушка и бросает в него снежок обратно, а Мирон ловко отбивает его в сторону. – Ну, как хочешь. Раз тебе помощь не нужна, мы пошли собираться. Мирон встает и подает мне руку. Медлю, но он тянет меня за собой, уводя прочь. – Мирон, – оборачиваюсь на рыдающую Крис и притормаживаю. – Ее нельзя оставлять в таком состоянии. – Я не собираюсь потакать ничьим манипуляциям, – зло бросает он и крепче сжимает мою ладонь. – А Кристина ведет себя как избалованная истеричка. – Ну, она же вон какую операцию по твоему спасению провернула, – вздыхаю. – А ты… – А я не просил, – повышает голос Мирон и притормаживает, серьезно заглядывая мне в глаза. – Отец ей ясно дал понять, что я жив и здоров, но она не успокоилась. Что она надеялась увидеть здесь? Что я умираю и жду ее спасения? Спасти, чтобы я потом был благодарным и должным всю оставшуюся жизнь? Может, я еще жениться на ней должен теперь из благородства? – Да нет, конечно, – опускаю глаза и мы идем дальше. Мирон какое-то время молчит, потом вздыхает. – Она стала очень навязчивой. Я ей ничего не обещал. Я ее уже и как подругу для секса не воспринимаю последнее время и не звоню, даже если свободен. Может, она надеялась, что мы проведем новый год в общей компании и что-то изменится, я не знаю. Но даже если бы в моей жизни не появилась ты, мы бы с ней вместе не были. – Но сейчас ей нужно помочь, – снова оборачиваюсь в сторону бани. Мирон вздыхает. – Арина! – кричит он громко и из дома выглядывает вторая девушка, а следом за ней и друг. – Там Крис нужно успокоить, за домом. Он говорит это настолько холодно, будто ему совсем-совсем безразлично, что с ней. – Она упала и ударилась, но нашу помощь не приняла. – добавляю. Друзья Мирона подозрительно на нас косятся, но идут к подруге, ничего больше не спрашивая. – Тебе ее совсем не жалко? – уточняю, глядя на то, как Мирон невозмутимо проходит в комнату и переодевается. Вижу на его обнаженных плечах царапины, оставленные мной в порывах страсти и краснею. Я даже не думала, что так умею. – Совершенно. Она же напала на тебя. – Ну, это ревность, – пожимаю плечами и смущенно отвожу взгляд, когда он беспардонно стаскивает с себя трофейные штаны, обнажая крепкие накачанные ягодицы. – Ты так же ревнуешь? – хмыкает Мирон. – Нет. Я бы мысленно послала тебя в жопу и ушла молча. – усмехаюсь. – Вот и вся разница, понимаешь? – оборачивается он, натягивая трусы. – Переодевайся, пока они не вернулись. Киваю и беру свои вещи. Немного посомневавшись, ухожу из комнаты и прячусь за печкой, быстро переодеваюсь в чистую одежду. Она непривычно пахнет плохо выполосканным мылом. – Надо всю еду выкинуть и помыть кастрюли. – вздыхаю, заглядывая в холодильник. – Давай мы сейчас просто закроем дом и приедем сюда через несколько дней? Я не готов сейчас еще два часа тратить на то, чтобы убирать тут все. – Надо всего лишь выкинуть еду и протереть кастрюли, – хмурюсь. – Ладно, – закатывает Мирон глаза и начинает помогать мне. Выношу очередную кастрюлю, чтобы он вылил ее. – Можешь уезжать, если не веришь мне! – слышу его возмущенный голос и открываю дверь. Мирон говорит с другом. Нахмуренный и явно злой. Вижу, как вся его поза кричит о том, что он напряжен. – Да верю я тебе, – уступает тот, подняв руки и коротко взглянув в мою сторону. – Я просто спросил. Ждем в машине. – Это последняя. – киваю на кастрюлю с супом из кильки, когда Мирон замечает меня. – Отлично, – бурчит он в ответ. – Поехали уже. Ухожу обратно в дом и быстро заправляю диван. Собираю в один пакет остатки еды, в другой мусор и аккуратно вырубаю автомат под потолком. Наше убежище погружается во мрак, снова приобретая нежилой вид. – Идем? – заглядывает Мирон в темную кухню и ставит кастрюли на стол. – Что с печкой делать? – смотрю на него с сомнением. – Да ничего не делать, – пожимает он плечами. – Дрова я туда подкинуть не успел. Сейчас просто остынет и все. Пошли. Мирон забирает у меня пакеты и пропускает на улицу, прикрывая за нами дверь. – О чем вы говорили с другом? – уточняю между делом, пока идем к машине. – Ни о чем, – фыркает он, но, немного помолчав, все же вздыхает. – Эта дура сказала им, что реально от меня беременна. 31. Забава – Так, может, беременна? – кошусь на него. Мирон закатывает глаза и зло фыркает, ничего не отвечая. Ладно, я и сама понимаю, что скорее всего, она лжет, чтобы добиться своей цели любым путем. Только не понимаю, зачем. Разве можно так бегать за человеком, который не питает к тебе симпатии? Это же унизительно. Или это я какая-то неправильная и просто никогда не любила? Мирон первым залезает на заднее сидение, потому что там уже сидит Крис, а затем тянет руку мне. Забираясь в салон, бросаю взгляд на драчунью. Она сидит, прижав салфетку к припухшей щеке. Да, неудачно упала. Обидно перед самым новым годом такой фингал заработать. Мне ее правда искренне жаль и, несмотря ни на что, я чувствую свою вину. Крис судорожно всхлипывает и отворачивается к окну сильнее, когда машина начинает медленно сдавать задом, оставляя позади наш дом, а затем и другие, ветхие и заброшенные жилища. Чувствую, как Мирон крепче сжимает мою ладонь. – Сделай погромче, – просит он своего друга и тот поворачивает регулятор звука на магнитоле. Салон заполняет ритмичная мелодия. Внедорожник лихо разворачивается на развилке и набирает скорость. Вот и все. Мы едем домой. Закончилось наше приключение длиной в три дня. Кажется, так мало, но по ощущениям время текло совсем иначе. За эти дни произошло очень много событий, которые помогли нам с Мироном сблизиться. В городе этому произойти было бы просто не реально. А тут деваться было некуда. И я… наверное, я благодарна отчиму. У меня в душе сейчас творится какая-то вакханалия. Чувства, которые я отрицала, рвутся наружу и мне хочется рассказать о них всему миру. И, в то же время, мне страшно. Страшно, что это не навсегда. Мы же два взрывных придурка. Сколько протянем вместе в городе, где взять и разбежаться гораздо легче и проще, чем в безлюдной заснеженной деревне? Три дня наедине помогли обнажить наши чувства, но что, если вдруг они не достаточно крепкие и в городе просто не пройдут испытание на прочность? Мы едем долго, среди бесконечных лесов, полей, каких-то небольших деревень и поселков на удалении от дороги. В салоне висит напряженное молчание. Думаю, если бы тут не было меня, то и атмосфера царила бы более непринужденная. Для друзей Мирона я не просто чужая. Возможно, не враг, но та, из-за которой расстроилась их подруга. Если, конечно, они знают, в чем дело. Мне неуютно. И, кажется, Мирон это чувствует, потому что не отпускает мою руку, то и дело поглаживая ее пальцами. Будто таким образом пытается успокоить и показать, что мне не о чем волноваться, пока он рядом. Когда мы въезжаем на окраину города, я не могу сдержать облегченного вздоха. Мне уже хочется поскорее выйти из этой машины. – Что с новым годом? – между делом уточняет друг Мирона, лавируя между машин на перекрестке. Направляемся в центр, к турагенству, где осталась его машина. – Я буду с Забавой, – коротко отзывается Мирон и я оборачиваюсь на него. А спросить у меня он не забыл? Меньше всего мне хотелось бы праздновать этот праздник в незнакомой компании. Особенно, если там будет Крис. Мирон ловит мой взгляд и немного хмурится, словно пытается понять мои мысли. – Если планы не поменяются. – добавляет, подумав. – Вы думайте быстрее, а то там номера нужно выкупать. – усмехается друг. – Выкупай в любом случае. Денег я переведу. А мы дальше решим. Когда внедорожник останавливается возле турагенства, я коротко прощаюсь и вылезаю из машины. Осматриваюсь. Ощущение, что я не была здесь очень давно. И все кажется немного другим и каким-то чужим. – Непривычно как-то, – подтверждает мои мысли Мирон, притягивая меня к себе в объятия и провожая взглядом машину друзей. Утыкаюсь носом в его грудь и закрываю глаза. Только теперь я могу хотя бы немного расслабиться. – Ты не хочешь праздновать новый год с моими друзьями? – уточняет он, поглаживая меня по спине. – Я вообще не очень общительная. А из-за ситуации с Крис я чувствую себя виноватой. Мне кажется, они теперь будут на меня косо смотреть. Это же их подруга. – Да брось. – усмехается Мирон. – Крис своеобразная и все это знают. Она не плохая, просто… вот такая. Демонстративная. Трагедию разыграть может даже из-за ерунды. Мы привыкли. Позлится и успокоится, вот увидишь. В крайнем случае, просто уедем. – Можно я подумаю? – поднимаю на него взгляд. Мирон коротко улыбается и кивает. Чувствую, как его горячая ладонь скользит по моей пояснице и прижимает меня за нее крепче. – Мирон, – выдыхаю, смущаясь, потому что чувствую, как мне в живот упирается возбужденный член. Мирон со вздохом отпускает меня и достает из кармана брелок от машины. Заводит ее с кнопки. – Наверное, промерзла вся. Греться будет минут двадцать. Пошли кофе возьмем. – кивает мне на кофейню неподалеку. Спустя пять минут мы выходим с двумя стаканами дымящегося ароматного кофе и пакетом пончиков. Я с удовольствием делаю большой глоток и закрываю глаза от удовольствия. Но… – А чай на костре ничуть не хуже, – усмехается Мирон, отпивая из своего стакана и снова будто читая мои мысли. Залезаем на заднее сидение его седана и в обнимку едим пончики и пьем кофе. И сейчас мне очень уютно и комфортно. Машина потихоньку начинает прогреваться, но все равно в ней еще довольно прохладно. – Замерзла? – реагирует Мирон, когда я шмыгаю носом и внезапно тянет меня на себя. – Иди погрею. Тихо возмущаюсь, но через несколько секунд все равно оказываюсь у него на коленях. Сидим лицом к лицу. Мирон расстегивает сначала свою куртку, потом мою и прижимает меня к себе, горячему и снова возбужденному. Покрывает мое лицо медленными поцелуями. – Мирон, – шепчу, пытаясь сопротивляться. – Центр города! – Машина наглухо затонирована, – шепчет он в ответ, пятаясь поймать мои губы, пока я уворачиваюсь. – А мы просто целуемся. Рычу в бессилии, устав сопротивляться, и отвечаю на его поцелуй. Мирон довольно усмехается, отстраняя меня, но тут же целует с новой силой, не давая протрезветь от эмоций. Чувствую, как его прохладные руки забираются под мою толстовку и обжигают кожу горячими прикосновениями. Задыхаюсь от остроты ощущений. Это все неправильно, но разум плавится от нашей близости. Ахаю, когда наглые пальцы сжимают мою грудь. Тело взрывается возбуждением и колючими мурашками. – Поехали, – вздыхает Мирон, нехотя отрываясь от моих губ. – Куда? – хмурюсь, пытаясь вернуться в реальность, но это дается мне с большим трудом. – Домой. Не сразу понимаю, что он сказал, а потом хмурюсь еще сильнее. Он… добровольно отпускает меня? Это совершенно не похоже на Мирона. Но я не сопротивляюсь. Тут же соскакиваю с него и одергиваю толстовку. – Да, поехали, – выдыхаю. В мысли начинают лезть всякие картинки, где он отвозит меня домой, а потом едет мириться с Крис. И я понимаю, что это всего лишь глупая ревность, но все равно злюсь. Злюсь в принципе на то, что могу испытывать эти эмоции. Я рассудительная, взрослая девушка. У меня в голове не должны появляться такие ничем необоснованные мысли. Вылезаю из машины и сажусь на переднее кресло. Мирон прыгает за руль и ловко выруливает на дорогу. Весь путь молчим. Задумчиво смотрю в окно, мысленно прощаясь с Мироном навсегда. Почему-то кажется, что он просто передумал. Вспомнил, как ему отлично жилось раньше и решил, что эти отношения ему нафиг не нужны. Может, и правильно? Перестаю рефлексировать только когда мы останавливаемся во дворе дома. Оглядываюсь. – Это не наш дом, – удивленно смотрю на сводного. – Ну да, – пожимает Мирон плечами. – Это мой. 32. Забава — В смысле? — растерянно хлопаю глазами, оглядываясь вокруг. — Почему мы приехали к тебе? Мирон смотрит на меня с усмешкой, но по его взгляду и напряжённой позе я понимаю: он не шутит. Его пальцы нервно постукивают по рулю, а в глазах читается что-то между решительностью и сомнением. — Подожди, — качает он головой, будто пытается собраться с мыслями. — Ты же хотела серьёзные отношения, да? — Да, но… — растерянно тяну я, снова оборачиваясь на его дом. — Это же не значит, что нужно сразу жить вместе! — А что для тебя тогда «серьёзные отношения»? — недовольно фыркает Мирон, скрестив руки на груди. Я замолкаю, потому что, в принципе, для меня серьёзные отношения — это как раз жить вместе, строить семью, делить быт. Просто я не ожидала, что всё начнётся прямо сейчас. Словно он взял и перемотал плёнку нашей жизни на несколько кадров вперёд. — Ты хоть знаешь, чего сама-то хочешь? — усмехается Мирон и глушит двигатель. — Я знаю! — возмущаюсь, чувствуя, как щёки начинают гореть. — Я просто не ожидала… от тебя этого... так быстро. — Хорошо, — вздёргивает бровь Мирон и со вздохом откидывается на сиденье. — С чего ты предлагаешь начать? Что мне ему ответить? Погулять за ручки? Походить в театр? Это вряд ли про Мирона. Он больше из тех, кто действует нахрапом. Я нахожусь в состоянии лёгкого шока. С одной стороны, мне приятно, что он не раздумывая привёз меня к себе, тем самым показав, что реально настроен серьезно. С другой — страшно. Страшно, что наши отношения не продлятся долго, и вся эта суета с перетаскиванием вещей будет выглядеть просто глупо. — Было бы неплохо, если бы наши родители первое время не знали, что мы встречаемся, — осторожно говорю я, боясь, что он обидится. — Почему? — хмурится он, и я вижу, как его брови сходятся в строгую линию. — Ну, потому что мы сводные, — развожу руками. — Наверное, это немного неправильно — встречаться со своим, пусть и не родным, братом. — Неправильно — встречаться с родным, — усмехается Мирон. — Ладно, допустим. Ты можешь просто сказать, что переезжаешь, но не говорить, что ко мне. Если я начну часто к вам приезжать, это будет выглядеть куда более подозрительно. Я пожимаю плечами. На это возражений у меня не находится. — Ладно, пошли, хотя бы поедим и я покажу тебе свою берлогу, — вздыхает Мирон, открывая дверь. — А дальше видно будет. Мы поднимаемся на самый верхний этаж, и я замираю на пороге его квартиры. Просторная, светлая, с огромными окнами, она выглядит так, будто ее проектировал какой-то крутой дизайнер, но точно не как берлога. Первое, что бросается в глаза, — чистота. Обувь аккуратно расставлена, нет лишних вещей, и, кажется, даже пыли взяться неоткуда. — Вау, — не могу сдержать удивлённого вздоха. — Ты сам убираешься или к тебе приходит клинер? Мирон закатывает глаза, но я вижу, что уголки его губ дрогнули в довольной улыбке. — Я не настолько мажор, как тебе кажется, — усмехается он. — Не брезгую пылесос в руки взять. Проходи. Пока Мирон ставит мой телефон на зарядку, я осматриваю квартиру. Это двушка. В ней есть большая спальня и огромная кухня-гостиная. Видно, что здесь живёт холостяк. Минимум вещей, приставка и явно дорогая техника в гостиной, а на кухне — настоящая барная стойка с полкой, уставленной бутылками. — К тебе часто приходят друзья? — разглядываю коллекцию алкоголя. — Бывает, — пожимает плечами Мирон. — Хочешь коктейль? — Ты что, работал барменом? — улыбаюсь, садясь на высокий стул. — Был такой опыт, — заходит за стойку Мирон и разглядывает свою коллекцию. — Одно время подрабатывал, когда копил на тачку. — Днём — обычный бандит, а ночью — бармен? — смеюсь. Мирон закатывает глаза. — Сделай мне что-нибудь на своё усмотрение, — прошу его. Наблюдаю, как он быстро и ловко смешивает ингредиенты в шейкере. Через пару минут передо мной появляется бокал с коктейлем ярко-жёлтого цвета. Мирон делает себе то же самое. Мы чокаемся, и я отпиваю. — Ммм, вкусно! Что это? — облизываю губы. Мирон обходит стойку и обнимает меня со спины. — «Секс на пляже», — шепчет на ухо, и я покрываюсь мурашками. Его губы касаются моей шеи, и я чувствую, как всё внутри сжимается от смеси страха и желания. Но, почувствовав моё напряжение, Мирон останавливается и вздыхает. — Я хочу жить с тобой вместе, — повторяет он, упрямо прижимая меня крепче. — Я не хочу, чтобы ты уходила. — Почему? — шепчу, обняв его за руку. Расслабляюсь в его руках и растекаюсь по мощной груди. — Мне кажется, что ты передумаешь, — усмехается он, но в его голосе слышится лёгкая обида. Я давлю в себе смешок. Такое ощущение, что в нас больше общего, чем мне казалось. По крайней мере, заморачиваемся мы с ним точно одинаково. Задумчиво поглаживаю его руку, размышляя о том, что мне здесь нравится. Возможно, у нас не будет споров по поводу уборки и разбросанных вещей. Но мне всё равно страшно. Теперь даже сильнее, потому что я боюсь, что не смогу соответствовать образу идеальной хозяйки. — Мне не нравится, что ты молчишь, — отстраняется Мирон и идёт к холодильнику. — Наверное, надо что-нибудь перекусить, чтобы ты объелась, стала доброй и тебе было лень уходить. — Мне кажется, за время твоего отсутствия еда в холодильнике могла испортиться, — морщусь. — Для таких случаев у меня есть морозилка, — отзывается он, доставая пару замороженных готовых обедов. — Пюре с куриной грудкой и овощами подойдёт? Я киваю, вспоминая свой суп из кильки, сало и гречку. Боже, как любитель овощей и грудки это всё пережил? С одной стороны, смешно, а с другой — хочется приготовить на его красивой кухне что-нибудь такое, от чего он придёт в восторг. И я уже мысленно вхожу в образ хозяйки, ловя себя на том, что мне это тоже нравится. Мирон ставит в микроволновку разогревать еду, а сам снова подходит ко мне. — Ты тут очень гармонично смотришься, — усмехается он, и я вижу, как он через силу сдерживается, чтобы снова не начать меня тискать. А мне, несмотря на смущение, всё равно очень хочется его объятий и поцелуев. Поэтому я делаю еще пару больших глотков коктейля, оставляю бокал в сторону и сама притягиваю Мирона ближе. Коротко целую. — Вау, — шепчет он, возбужденно усмехаясь, — так тебя, чтобы раскрепостить, надо просто подпаивать на голодный желудок? — Дурак, — хлопаю его по груди и краснею, а он смеется и подхватывает меня со стула. — Что ты делаешь? — взвизгиваю, хватаясь за его шею. — Пока еда греется, хочу показать тебе, какой у меня клевый матрас. 33. Мирон Забава смешно пищит, пока я несу её в комнату. А я зарываюсь пальцами в её волосы, прижимаю её золотую голову к себе ближе и вдыхаю глубоко. Пахнет баней, простым мылом и свежестью. И меня уносит. Ведёт, как пьяного, от её аромата. Я сам себе подписал смертный приговор, согласившись терпеть воздержание. Потому что поторопился и наобещал того, что, кажется, выполнить не в состоянии. Меня накрывает даже от простых взглядов на неё. Невероятное сочетание огненной внешности и сдержанности ледяной королевы сводит с ума. Эта девочка уникальная. Это было понятно с первого взгляда. Когда она приехала ко мне на встречу вместе с моим отцом, я подумал, что это его очередная девка, но не мог понять, почему она меня внезапно так стала бесить. Осознать, что это ревность, на тот момент я был не в состоянии. Потому что я не ревнивый. Я привык, что девчонки бегают за мной, а не бегают лишь те, кто просто заранее знает, что проиграет в конкуренции. И я ни одну не ревновал, потому что не испытывал и десятой доли того спектра чувств, который раскрывался у меня при виде Забавы. Обычно ревновали меня. И когда я понял, что, кажется, попал, меня начало это жутко бесить. Я понимал, что это нечто другое, совсем не то, к чему я привык. Я пытался отрицать, что Забава мне нравится. Пытался скрывать это за надменностью и издевками. И всё равно меня, как магнитом, тянуло увидеть, прикоснуться, услышать её голос. Я не мог не думать о ней. Есть в ней что-то особенное, что отличает её от других девушек в моём окружении. Она будто не от мира сего, я бы сказал. Загадочная. Неприступная. И в то же время только тронь — как этот лёд тут же вспыхивает таким ярким пламенем, что прогревает до самой глубины души. А я не знал, что она у меня вообще есть. Обычно было плевать на всех. Забираюсь на кровать, роняю на матрас Забаву и нависаю над ней. Смотрю в её глаза и перевожу дыхание, чтобы не натворить глупостей. Её расширенные зрачки говорят о том, что она тоже не против продолжить. Но как только я перейду к активным действиям, снова начнёт брыкаться. По инерции. — Как тебе? — с силой несколько раз упираюсь в матрас руками, чтобы показать, насколько мягко он пружинит. — Однозначно лучше, чем в деревне, — усмехается Забава. Ложусь на бок рядом с ней и обнимаю за талию, притягивая ближе к себе. — Оставайся сегодня на ночь. Ещё никто не знает, что мы вернулись. Забава долго смотрит на меня и вздыхает. — Нас не было целых три дня. У меня работа. Я волнуюсь за маму. Чувствую, как по душе скребёт ревность. Я ревную её и к родственникам, и к работе. Я не хочу, чтобы она вообще отходила от меня ни на шаг. Понимаю, насколько глупо это будет выглядеть, но пока что ничего не могу с собой поделать. Я слишком долго хотел её, чтобы сейчас вот так отпустить. — Я пил алкоголь, — вздыхаю. — Я не смогу тебя отвезти, но и одну не отпущу. А если мы поедем домой к родителям вместе на такси, то я останусь ночевать у тебя, потому что мне лень ехать обратно. Забава усмехается и закатывает глаза. — Так ты всё подстроил? — щурится. — Нет, случайно так получилось, — хмурюсь, а мысленно даю себе подзатыльник за болтливость, потому что в моём коктейле не было ни грамма спиртного. Но на что не пойдёшь ради своей цели? Касаюсь кончика её носа своим. Скольжу ладонью между лопаток и вжимаю в свою грудь крепче. Прижимаюсь к губам, и Забава покорно раскрывает их для поцелуя. Мы оба хотим одного и того же. Только кто-то выпендривается. Аккуратно ласкаю её губы нежными прикосновениями и лёгкими покусываниями. Проникаю языком глубже, увлекая её язык в медленный, чувственный танец. Тело покрывается мурашками от затылка до поясницы. Не тороплюсь, чтобы снова не начала брыкаться. Ласково поглаживаю плечи и спину, то и дело опускаясь к пояснице и лаская пальцами голую кожу между штанами и толстовкой. Хочу прижать её за бёдра к себе, вжаться в них стояком, но не могу себе этого позволить. Это в деревне ей некуда было от меня деться, а сейчас в любой момент может психануть и уйти. Шиплю от досады, когда слышу писк таймера на микроволновке. — Пошли есть, — глубоко вздыхаю и сажусь на кровати. Тяну Забаву за собой. Веду её по своей квартире и ловлю какое-то странное чувство кайфа от того, что она здесь может чувствовать себя хозяйкой. Меня никогда не смущало присутствие девушек в постели утром после какой-нибудь безбашенной весёлой тусовки, но их внимание очень быстро начинало раздражать, и обычно сразу после утреннего кофе и повторения ночного секс-марафона мои гостьи отправлялись по своим домам. — Достань, пожалуйста, тарелки, — прошу Забаву не потому, что мне трудно достать их самому, а просто хочется, чтобы она начала втягиваться в наш совместный быт. С чего-то же надо начинать. Забава достаёт тарелки, самостоятельно находит вилки, и пока я перекладываю еду из контейнеров, ставит на стол коктейли. — По-моему, мы отлично справляемся вместе, — подмигиваю. Забава коротко улыбается, пробует покупную еду и задумчиво жуёт. — Тебе не нравится? — уточняю на всякий случай. Она пожимает плечами. — Съедобно, но как-то суховато. Я могу попробовать приготовить что-то подобное для тебя. Даже жевать перестаю от удивления. — Можем вместе, — растерянно смотрю на неё. — Только нужно сходить в магазин. Я почти не покупаю продукты, потому что не готовлю. — Давай, наверное, я всё же сегодня останусь у тебя, а уже завтра съезжу домой, проведаю маму. Заодно узнаю, что с работой. — глубоко вздохнув и собравшись с мыслями, выдыхает Забава. А я встаю из-за стола и отворачиваюсь к окну якобы что-то посмотреть, чтобы она не видела, что я улыбаюсь как влюбленный дебил. Мы идём по магазину недалеко от дома. Я качу тележку и с интересом наблюдаю, как Забава выбирает продукты. — Ты яйца ешь? — оборачивается ко мне. Я киваю, и она кладёт их в корзину, предварительно изучив срок годности. — Курица или индейка? — снова уточняет Забава, когда мы подходим к холодильнику с охлаждённым мясом. — Пофигу, — отзываюсь я, но сам смотрю на неё, не в силах оторваться. Я ловлю кайф от того, что мы с ней просто покупаем продукты, и офигеваю от самого себя. — Брокколи, фасоль, цветная капуста? Ешь что-то из этого? — Брокколи ненавижу, — морщу нос, и Забава откладывает пакет с замороженной зелёной отравой в сторону. Так мы не спеша закупаемся продуктами и понемногу изучаем друг друга. — А давай устроим романтический ужин? — торможу перед полкой, на которой стоит ассортимент ароматизированных свечей. Забава смущённо пожимает плечами, а я тянусь и беру парочку свечей для романтического настроения. — Тогда, наверное, нужно сделать какой-то десерт? — задумчиво смотрит она, как я нюхаю свечки, и нюхает, когда протягиваю ей. — Я не откажусь от какого-нибудь особенного десерта, — склоняюсь и тихо шепчу ей на ухо, приобнимая за талию. Представляю самые пошлые картинки, которые только могу, и, видимо, Забава понимает мой посыл, потому что краснеет ещё сильнее и хмурится. — Так что, надо найти ещё клубнику и сливки, — делаю вид, что имел в виду совершенно не то, от чего она покраснела. Возвращаемся домой и разбираем пакеты. Забава доверяет мне мыть и резать овощи, а сама в этот момент нарезает мясо и мелко рубит его. Спустя пару часов у нас готов заливной куриный пирог, который называется странным словом «киш», картофельное пюре с рублеными котлетами, запеченными в духовке, отварные овощи. И клубника со сливками в холодильнике. Мы вместе накрываем на стол. Я снова делаю лёгкий коктейль для Забавы в надежде, что она немного раскрепостится, и наш вечер закончится не просто сном в объятиях друг друга. В конце концов, надо вырывать девчонку из кокона средневековья, ведь она такая горячая, что грех это прятать. Зажигаю свечи, включаю музыку и выключаю свет на кухне. За окном уже темнеет, и в помещении царит интимный полумрак, что лишь добавляет романтики нашему ужину. Пробую пирог и довольно мычу. — Вкусно? — улыбается Забава и тоже отламывает вилкой кусочек. — Невероятно вкусно, — киваю ей и вижу на её лице довольную ухмылку. — Но если по секрету, то даже гречка у тебя получается хорошо. Забава смеётся так заразительно, что невозможно оторваться. Любуюсь ей. — Ты только не зазнайся. Ты обещала меня не мучить так жестоко. — Я помню, — успокаивается она и встаёт, чтобы наложить мне пюре с котлетой. А я перехватываю её за талию и притягиваю к себе. — Давай перейдём сразу к десерту? — шепчу, уткнувшись лбом ей в грудь. Чувствую биение её сердца и обнимаю крепче. Подхватываю под бёдра, встаю и сажаю Забаву к себе на талию. Несу к холодильнику. — Доставай клубнику и сливки, — возбуждённо выдыхаю. — Мирон! — возмущается Забава, но я слышу в её голосе хриплые интимные нотки. — Будет вкусно, — обещаю. 34. Мирон Тащу Забаву в комнату. Она обнимает меня, положив голову на плечо, и сидит, затаившись. А меня разрывает от желания ее затискать, но приходится сдерживаться изо всех сил. Я же обещал. Рыцарь, блин. Влип. Сажаю Забаву на кровать. Она растерянно замирает с клубникой в одной руке и баллончиком сливок в другой. Эту хорошую девочку очень хочется испортить. Стаскиваю с себя футболку и усмехаюсь, когда Забава смущенно отводит глаза. Интересно, долго ее будет так накрывать? Самое классное, что она сначала сопротивляется, а потом ее скромность просто отключается. И вот тогда случается огонь. Она кончает так, будто я какой-то секс-гигант. И мне хочется снова и снова доводить ее до такого состояния. А все попытки сопротивления еще больше разжигают во мне азарт. Присаживаюсь на корточки перед моей рыжей и достаю из контейнера клубнику. Откусываю ягоду. – Ммм, сладкая. – улыбаюсь и тяну попробовать Забаве. Она откусывает кусочек и кивает. Забираю у нее сливки и выдавливаю их на вторую ягоду. Сразу тяну ей. – Так должно быть еще вкуснее. – с удовольствием наблюдаю, как доверчиво Забава открывает рот, когда я подношу десерт к ее губам. – Вкусно, да, – прожевав, соглашается она. – Я тоже хочу, – усмехаюсь. Забава на секунду замирает с выражением на лице типа “и что тебе мешает?”, но потом понимающе улыбается, достает самую красивую клубнику и подставляет под баллончик. Пшикаю так, чтобы испачкать ее пальцы. Она протягивает мне ягоду, а я, придержав ее за запястье, забираю ягоду губами, а потом медленно слизываю с ее пальчиков сливки. – Мирон, – смущенно дергает руку Забава, но я не отпускаю ее. – Мне нравится, когда ты краснеешь, – усмехаюсь, поднимаясь с корточек и присаживаясь на кровать рядом. Тяну Забаву к себе на колени. Через секунду она уже сидит на мне и пристально смотрит в глаза. – Не бойся, – шепчу, забираясь руками под ее толстовку и стаскивая вместе с тонким спортивным топиком. Забава тут же пытается сжаться так, чтобы ее не было видно, но я развожу ее руки в стороны и, наконец, могу спокойно разглядеть очень красивую маленькую грудь с яркими сосками на бледной коже. – Прекрати, – возмущается Забава, все же закрываясь. – Я забыл, что в средневековье не было света, – усмехаюсь. – Давай принесем свечи. Снова встаю, не отпуская с рук Забаву. Мне кажется, что она успеет одеться и сбежать, пока я дойду на кухню, если оставить ее одну. Целуемся по дороге обратно. Вырубаю свет. Поставив свечи на тумбочку, сразу же укладываю Забаву на кровать и снова развожу ее руки. – Мне стыдно, – шепчет она сердито, потому что мы все равно прекрасно видим друг друга. – Ты очень красивая, – с трудом отрываю взгляд от ее груди и серьезно смотрю Забаве в глаза. Вижу в них испуг и возбуждение одновременно. Тяжело, наверное, быть хорошей девочкой, когда ты красивая и очень, очень горячая глубоко внутри. Перехватываю ее руки в одну свою и тянусь к ягодам. Откусываю клубнику и приближаю к губам Забавы вторую половину, но, мазнув по ним, убираю руку и провожу сочной мякотью по возбужденному соску. – Мир, – выдыхает Забава дрожащим голосом, а я втягиваю губами сладкий сосок и медленно слизываю с него сок. – О, боже. – Ммм, это самый вкусный десерт, что я когда-либо пробовал, – отрываюсь от груди и шепчу в приоткрытые губы моей сладкой девочки. – Хочу тебя. Срываюсь на глубокий поцелуй с привкусом клубники. Забава по классике пищит первые несколько секунд, но потом обмякает, будто тает от моих прикосновений. И мне это безумно нравится! Отпускаю ее руки и они тут же обвивают мою шею, притягивая меня ближе. Припечатываю Забаву грудью, вжимая в кровать. Скольжу ладонью по коже вниз. Оглаживаю аппетитную попку через ткань штанов и закидываю стройную ногу себе на пояс.Тут же упираюсь стояком между бедер и толкаюсь, подыхая от желания разорвать все лишнее и продолжить в полную силу. Забава будто чувствует мой настрой и начинает елозить, стараясь увернуться от моих прикосновений, но я не даю ей этого сделать. – Не бойся, – усмехаюсь ей в губы и тянусь за клубникой. Подхватываю Забаву под спину и переворачиваюсь вместе с ней. Теперь она сверху, а я лежу, разглядывая ее с этого ракурса и протягивая ягоду. – Твоя очередь. Забава смущенно принимает у меня ягоду из рук и тянет к моим губам. – Лежа на спине есть нельзя. Надеюсь, ты умеешь оказывать первую помощь подавившемуся, – откусываю ягоду и облизываю губы. – Дыхание рот в рот, там,.. можно с языком. Забава усмехается, но потом смущенно заправляет рыжую прядь за ухо и смотрит на остатки клубники. – Продолжай, – подбадриваю ее, беру за руку и сам пачкаю свою кожу в соке. – Ты еще меня добровольно ни разу не целовала. Забава закусывает губу, еще пару секунд сомневается, но все же склоняется надо мной и я чувствую ее трепещущее дыхание на своей груди, а потом легкие, робкие касания маленького нежного языка на коже. Эти прикосновения больше похожи на поцелуй школьницы, но меня всего пробивает мурашками от того, что это ЕЕ язык ласкает меня. Закрываю глаза и легонько поглаживаю ее спину, не настаивая пока что на чем-то большем. Забава внезапно отстраняется. – Я выгляжу глупо, да? – смотрит она на меня серьезно. – Господи, да откуда это в твоей голове? – закатываю глаза и приподнимаюсь на локтях. – Как ты можешь выглядеть глупо, когда доставляешь мне удовольствие? – Ты глаза закрыл. – Да я кайфую лежу! – смеюсь, усаживаясь поудобнее, не спуская Забаву с себя. – Мне нравится. Беру ее руку и веду по своей груди. Останавливаю ее пальцы на соске. – Сожми. – прошу тихо. Забава снова заливается краской, а я тут же притягиваю ее за шею и целую. Она робко поглаживает мою грудь, а затем все же исполняет просьбу и аккуратно, медленно сжимает мой сосок между пальцами. Морщусь и шиплю от возбуждения. – Наверное, я выгляжу глупо, – усмехаюсь. – Но мне похер. Иди сюда. 35. Мирон Заваливаю Забаву на спину и стаскиваю с нее штаны. Она натягивает их обратно. – Мирон! Нет! – Что не так? – Просто нет. – В смысле “просто нет”? Я хочу “просто да”. – Просто… просто нет. – выдыхает Забава, глядя на меня не мигая. – Ммм… – хмурюсь. – Месячные? – Нет, – краснеет моя рыжая загадка. – В туалет хочешь? – предполагаю новый вариант. – Нет. – возмущается Забава, смущаясь еще сильнее. – Просто мне надо домой. – Не-не-не. Стоять. Давай выкладывай. – Мне стыдно с тобой говорить на такие темы. – Тогда я сейчас просто разорву на тебе эти дурацкие штаны и сам посмотрю, в чем дело, – обещаю, нависая сверху. – Сдурел? – взвизгивает Забава, когда я накручиваю резинку штанов на кулак. – Блин, волосы! – Да не трогаю я твои волосы. – смотрю на руку, которой опираюсь на матрас. – Волосы на… лобке, – выдавливает из себя слова Забава. И смотрит на меня так красноречиво, будто я заставил ее признаться в какой-то жуткой тайне. Усмехаюсь. – И все? Могу свечки задуть. – Нет, мне надо домой. – Вчера тебя они не смущали. – Они растут, блин! – хнычет она. – Да твою ж мать, – рычу сердито и запихиваю ладонь под резинку. – Пусть растут. Мне пофигу. – Мирон! Я серьезно! – Все, расслабься, – прошу Забаву, притормаживая продвижение вглубь и нежно целуя. – Я поласкаю тебя через трусики. – Нет! – сопротивляется она, но я прекрасно знаю ее “нет” и нагло забираюсь пальцами между ног. Поглаживаю ее горячую промежность сквозь тонкий хлопок и давлю возмущенные ругательства наглым вторжением в рот. Чувствую, как ткань пропитывается влагой, и усиливаю давление. Бедра Забавы вздрагивают, а я не выдерживаю и забираюсь пальцами под ластовицу. Размазываю тягучую влагу между пульсирующих желанием складочек и Забава стонет мне в рот, но уже не сопротивляется. Наши поцелуи становятся яростнее и горячее. Меня ведет от желания, когда Забава впивается мне ногтями в спину. Забывшись, толкаюсь пальцами в ее узкое влагалище и тут же замираю, понимая, что мог причинить ей боль, но Забава лишь стонет и инстинктивно приподнимает бедра выше, давая возможность проникнуть еще глубже. Она сжимается на моих пальцах так, что я готов кончить, лишь представив, что она будет творить с членом. Ее тело хочет секса. Это издевательство над организмом – не давать ему желаемого. Над двумя организмами. Отстраняюсь и срываю с Забавы штаны вместе с трусами, раздвигаю ее ноги коленом, снова лаская одной рукой, а другой стаскивая с себя штаны. Стараюсь действовать быстро, чтобы она не начала опять заморачиваться. – Мирон, – стонет она, когда я снова вхожу в нее пальцами, закатывая глаза и прогибаясь в пояснице. Течет мне на руку. Красивая до невозможности. Рыжие волосы разметались по темному пледу, как жидкий огонь. В полумраке бледная кожа будто светится изнутри. Неземная какая-то. – Иди сюда, – хрипло шепчу, теряя голову окончательно от той красоты, что сейчас лежит и выгибается передо мной. Убираю руку от влажных складочек и прислоняюсь к ним головкой. Прохожусь вдоль промежности, раскрывая и размазывая по члену смазку. Забава тут же тянется к моей щеке рукой, а я целую ее ладонь и, приподняв за бедро, упираюсь головкой в узкую щелочку. – Мирон? – выдыхает Забава удивлённо и я плавно толкаюсь внутрь. Член, который, казалось, слишком велик для такой маленькой по размерам партнерши, без сопротивления входит практически сразу на половину длины, и лишь потом Забава сжимается на нем, ахая. – Все, все, – толкаюсь глубже. – Все хорошо. – Мирон, – испуганно замирает Забава, но я тут же целую ее и продолжаю медленно двигать бедрами, сжимать грудь, пропуская твердые соски сквозь пальцами. Ее тело снова постепенно расслабляется и отвечает на мои прикосновения. Чувствую, как нежные тугие стеночки начинают все чаще сокращаться и сжимать мой напряженный до предела член. Слышу, как учащается дыхание Забавы, и во все глаза смотрю, как она жмурится, запрокидывая голову, а после тихо стонет, сжимая меня до искр из глаз. Обмякает. Толкаюсь еще несколько раз и выхожу из нее прежде, чем по спине прошибает волной мурашек, а член начинает вздрагивать, извергая сперму. Устало падаю рядом с Забавой, сжимая головку в кулаке, чтобы не испачкать ничего. Другую руку тяну, чтобы обнять свою горячую девочку, но она внезапно уворачивается и отворачивается от меня. – Эй, ты чего? – поворачиваюсь следом за ней и пытаюсь заглянуть в лицо. – Ничего, все нормально, – глухо шепчет Забава, отворачиваясь еще сильнее. – Ты плачешь, что ли? – выдыхаю испуганно. – Я тебе больно сделал? – Нет. – Так, иди сюда, – все же вытираю руку об плед и разворачиваю Забаву к себе, но она тут же прячет лицо, уткнувшись носом в мою грудь. – Что случилось? – Отстань! Обнимаю ее, несмотря на то, что брыкается. – Я же все аккуратно сделал. Ты кончила. Что не так? Теперь ты знаешь, что это не страшно. – Я тебя не просила! – отталкивает меня Забава и садится на кровати. Теперь вижу, что все же плачет. – А ты!.. ты обещал! Если хотел просто трахнуть меня, зачем было столько громких слов? – Послушай меня… Мы встречаемся. Я – вот он, рядом с тобой. Я никуда не денусь. Зачем отказываться от кайфа? – Чтобы чувства проверить. А тебе, видимо, наплевать! – Я прекрасно знаю свои чувства и мне не надо их проверять. – хмурюсь. – Если ты не уверена в своих, зачем соглашалась тогда на это все? – Потому что ты обещал! – вскрикивает Забава. – И я тебе поверила. А ты меня обманул. – Да. Обещал, что у нас будут отношения. Обещал что-нибудь придумать. Перестарался. Косякнул. Ты себя видела? С тобой рядом голова отключается! – Ты прав, я сама дура. Спасибо, что не кончил в меня! – рычит она зло. – Давай обнимемся, а позже поговорим, м? – миролюбиво тяну руки к Забаве, но она отпрыгивает от меня, как от огня. – Я домой поеду, чтобы тебя больше не провоцировать. – Забава… – Не трогай меня! – она хватает штаны и соскакивает с кровати. Вижу, как дрожит вся. И мне очень хочется ее обнять, но, кажется, я сделаю этим только хуже. – Я поеду домой! – снова рычит, натягивая одежду. – Хорошо, я отвезу тебя, – соглашаюсь и ищу свои вещи. Может, остынет по дороге. Поговорим нормально. – Не надо, я вызову такси. – Тогда я тебя не выпущу, – повышаю голос. – Ты пил! – Ничего я не пил, – выдыхаю зло. – В моих коктейлях не было алкоголя. – Хорошо, фиг с ним, поехали, – шмыгает носом Забава, не глядя на меня, и выходит из комнаты. Сжимаю крепче зубы, чтобы не выругаться. Я не думал, что для неё это так принципиально. Будто я ее не девственности лишил, а объявил, что она будет третьей женой у меня. И что теперь делать? Выхожу следом в то время, как Забава натягивает куртку и включает свой телефон. Даже не смотрит на меня, то и дело шмыгая покрасневшим носом. Обуваюсь и мы выходим из дома. Завожу машину и даю прогреться пару минут. – Давай поговорим, – зову уткнувшуюся в экран вредину, но она отрицательно качает головой, что-то кому-то написывая. Понимаю, что ей сейчас сыпятся пропущенные сообщения и звонки от друзей, но все равно бешусь и ревную. Выезжаю со двора, то и дело поглядывая на Забаву. Вообще не поднимает на меня глаз. – Хватит злиться, – прошу её. – Я не злюсь, – холодно бросает она. – Я просто делаю выводы. Сжимаю руль до побелевших костяшек. – Подождешь меня в машине, я на пять минут? – останавливаюсь возле магазина. Кивает, опять не глядя на меня. Ухожу в супермаркет и возвращаюсь спустя десять минут все к тому же каменному, безразличному выражению лица. Ставлю пакет в багажник и выезжаю с парковки. Делаю музыку погромче и больше не произношу ни слова. Это бессмысленно, пока она злится. Я и сам на взводе и уже не готов к конструктивному диалогу. Нам нужно время, чтобы переварить то, что случилось. Правда, боюсь, если мы разъедемся, то Забава придумает себе довольно увлекательное объяснение тому, почему мы не можем быть вместе. А я готов платить за свои косяки, но не такую цену. – Что так долго-то? – недовольно вздыхает Забава, задумчиво глядя в окно спустя время, а потом напрягается и активно вглядывается в местность. – Куда мы едем?! 36. Мирон Усмехаюсь и ничего не отвечаю. – Мирон! – разворачивается она ко мне. – Куда мы едем?! – Ты, вроде, не хотела разговаривать со мной? – фыркаю, не глядя на нее. – Я… Ты!.. Сдурел?! Мы едем обратно?! – Ага. – широко улыбаюсь. – Там у нас с тобой лучше получалось договариваться. – Останови машину, – требует Забава. Ее голос даже вибрирует от злости. – Неа, – смотрю в ее темные от ярости глаза. – Ты же хотела встретить новый год с классным парнем. Я тебе это организую. – Если ты сейчас же не остановишься, то… то мы расстанемся! – взвизгивает Забава. Стискиваю зубы и делаю музыку так громко, чтобы не слышать ее ультиматумов. Расстанемся, ага. До города сначала доберись. Если потребуется, до лета в этой избушке на курьих ножках жить будем, пока не притремся. Забава обиженно отворачивается к окну и больше не смотрит на меня. Ну и пожалуйста. На адреналине кажется, что доезжаем достаточно быстро. Оставляю машину на краю деревни, потому что мой седан слишком низкий для таких сугробов. И так то и дело тащило в сторону. Приходилось ехать четко по колее от внедорожников, когда свернул с основной трассы на грунтовую дорогу. Глушу двигатель и вылезаю в сугроб. Достаю из багажника пакет. Открываю дверь Забаве. Отворачивается от меня и сидит, насупившись. – Выходи, – вздыхаю. Молчит. – Хорошо, оставайся тут. Темнота, волки, – все, как ты любишь. – усмехаюсь и захлопываю дверь. Деревня все так же встречает нас темными глазницами окон. Быстро иду в сторону дома. Подсвечиваю себе фонариком на телефоне. Настороженно поглядываю в сторону леса, но там никого нет на первый взгляд. Сколько я лазил в детстве по заброшкам с друзьями, а здесь все равно ночью жутковато. А она там сидит одна… Дохожу до крыльца, вытаскиваю из пакета пару бутылок шампанского и втыкаю в сугроб рядом с ним. Я на полном серьёзе здесь собрался отмечать праздник, если потребуется. Захожу в избу, ставлю пакет на стол и включаю электрический автомат. Трогаю печь. Уже остыла. И в воздухе ещё не холодно, но уже чувствуется свежесть. Нужно будет топить и прогревать дом заново. Вздохнув, выхожу обратно на крыльцо, включаю уличный свет и всматриваюсь в темноту за забором. Забава не идёт. Пытаясь унять злость, быстро спускаюсь и иду обратно к ней. Боюсь, что на эмоциях у нее хватит вредности пойти в сторону города. Или ещё куда-нибудь. Заблудится же! В мысли лезут неприятные картинки, и мне даже хочется сорваться на бег, но я лишь ускоряю шаг и тяжело дышу от того, что ноги то и дело проскальзывают на снегу. Облегченно выдыхаю, увидев в машине тусклый отблеск экрана смартфона. Снова подхожу и открываю дверь. – Пошли уже, – повышаю голос. – Замерзнешь. – Я не выйду, пока мы не приедем домой, – цедит сквозь зубы Забава, не глядя на меня. Наклоняюсь и, обхватив за талию, вытаскиваю ее наружу. – Пусти, дурак! – дубасит она меня кулаками по спине и упирается. – Я никуда не пойду! Отцепись от меня! Взваливаю Забаву поудобнее на плечо и, пошатываясь от того, что она то и дело брыкается и дергается, несу её в дом. – Мне больно вообще-то! – шипит она, пытаясь отстраниться, но я лишь подкидываю ее поудобнее, когда съезжает. – Не дергайся, тогда больно не будет. – не ведусь на ее провокации. – Я не останусь здесь! – Мне придется тебя огорчить. – усмехаюсь, хотя самому ни капли не смешно. Я вообще сейчас будто нахожусь в другой реальности, где вся моя жизнь переворачивается вверх дном. Я сам не понимаю, что творю, но мне жизненно необходимо, чтобы Забава была рядом со мной. Поднимаюсь на крыльцо и заношу ее в дом. Сгружаю свою вредную ношу на диван, присаживаюсь перед ней на корточки и тяжело дышу, пытаясь выровнять дыхание. Упираюсь руками по краям, чтобы не пыталась сбежать. Смотрим друг на друга пристально. – Давай поговорим, – выдыхаю сердито. – Зачем? Я же уже сказала, я сама виновата. – отводит глаза Забава. Сидит вся как каменная. – Не доверяла никому никогда и не нужно было начинать. – Забава, – сжимаю пальцами край дивана до скрипа. – Я нормально поговорить хочу. – А смысл? – вскидывается она и встает. – Мы с тобой утром все обговорили. И что? Вскакиваю следом. Ухожу из комнаты, с психом долбанув по дверному косяку. Беру из угла стопку старых газет и картона. Сажусь перед печкой и, открыв дверцу, начинаю разводить огонь. – Я хочу домой, – слышу за спиной голос Забавы. Закатываю глаза и встаю. Вытаскиваю из кармана ключи от машины и молча тяну ей. Забава резко выхватывает их из моей руки и быстрым шагом уходит на улицу. Пару секунд смотрю на закрывшуюся за ней дверь, а затем все же иду следом. – Забава, – зову, сбегая с крыльца и догоняя ее. – Ну что? – не оборачивается она, направляясь к калитке. – Прости, – рычу, едва сдерживаясь, потому что она не хочет слушать меня. – Я уже сказал, это мой косяк. – Косяк? – вскрикивает Забава, всплеснув руками, но останавливается. – Или просто зацепило, что не давала, в отличии от Крис? Ну, давай, уже трахнешь меня еще разок и успокоишься! Или сколько раз надо? Два? Пять? Десять? Тебе же виднее, как правильно! Отстанешь тогда? – Я не ради секса тебя привез! – ору, уже не в силах сдержаться. – Я просто хочу помириться и провести новый год вместе! – А я хочу, чтобы меня никто не трогал! – рычит Забава. – Я поеду домой! – Ты водить-то умеешь? – усмехаюсь. – Научусь! – Дай сюда! – хватаю ее за руку и выхватываю ключи. Забава пытается отобрать их, но я уворачиваюсь. Со всей злости зашвыриваю их подальше в сугроб. – Ты дурак? – взвизгивает Забава, сжимая кулаки. Ощущение, что она сейчас бросится на меня драться. Дышу глубоко, чтобы унять долбящее о ребра сердце. Злюсь на нее. – Да пофиг, тогда я пойду пешком! – резко разворачивается она. – Я не понимаю! – кричу ей вслед. – Я же прощения попросил! Неужели, я такой урод в твоих глазах, что ты поверить не можешь в то, что я не собирался тебя обманывать? – Да ты не урод! Ты просто привык делать по-своему, а я – по-своему. Мне просто нужно время, чтобы успокоиться и обдумать это все! – оборачивается Забава. – Ты мне ни минуты побыть одной не дал! Рычу в воздух, а она снова уходит. Стою, смотрю в спину. Это сейчас она имела ввиду, что прогуляется и успокоится или теперь уже принципиально будет бодаться? Минуту стою, не шевелясь. Затем беру бутылку шампанского и снова иду следом. И я, и она понимаем, что до города она все равно не доберется. Значит, по-хорошему, должна попсиховать и вернуться. Но, я не готов так ей рисковать. Пусть сидит в доме и психует. Вообще к ней в комнату не зайду. Не дал я ей одной побыть! Тонкая душевная натура, блин! На ходу открываю напиток и пробка отлетает куда-то в сторону. Выхожу на дорогу между домами и иду за Забавой. Она проходит мимо машины и продолжает идти по ночной дороге. До основной трассы очень, очень далеко, но Забава, то и дело спотыкаясь, упрямо прет вперед. Догоняю ее и молча иду рядом, по соседней колее. Не знаю, сколько так проходим, но я терплю и делаю вид, что меня нет. Хотя, реально уже кажется, что она тввердо решила дойти до города пешком. Наконец, Забава останавливается и хмуро смотрит на меня. – Я честно дал тебе побыть одной. – пожимаю плечами и, сделав глоток шампанского, протягиваю ей бутылку. – Я накосячил. Я готов исправить. – Как? – устало вздыхает Забава. – Зашьем? – Выходи замуж за меня. – Сдурел? – смущенно усмехается она. – Ты, конечно, накосячил, но не до такой степени, чтобы так издеваться над тобой. Достаю из кармана кольцо. Хорошо, что в магазине был ювелирный отдел. Взял первое попавшееся, размер на бум вообще. Но это не важно. Если не подойдет, другое потом куплю. Тут важен сам посыл. – Я серьезно. Я люблю тебя. И не хочу с тобой расставаться дольше, чем на минуту. 37. Забава Зимняя ночь, холодная и тихая, окутывает нас серебром. Тишина в морозном воздухе звенит, как хрусталь, а в глазах Мирона отражается луна, которая освещает его напряженное лицо тусклым светом. Я растерянно молчу. Мне кажется, что это все какой-то странный сон, потому что не бывает так в реальности. В реальности мои немногочисленные подруги с замиранием ждут предложения руки и сердца, но их парни не стремятся связывать себя узами брака. А я стою здесь, в этой отрезанной от цивилизации деревне, и чувствую, как сердце бьется так громко, что, кажется, эхо его ударов разлетается на всю округу. – Ты… торопишься. – выдыхаю и сама понимаю, как неуверенно звучит мой дрожащий голос. – Нет, – упрямо мотает головой Мирон, словно непослушный жеребец. – Соглашайся. Ты не пожалеешь. Усмехаюсь, поджав губы. – Я боюсь, что ты пожалеешь. Мы слишком разные и нам нужно время, чтобы притереться друг к другу. Понимаешь? – пытаюсь вразумить его. Да и себя, уж если быть честной. Потому что, втрескаться за три дня – это на меня совершенно не похоже, но, раз уж так произошло, нужно постараться включить логику. Что ждет нас дальше, если любовь живет полгода? Хорошо, я предохраняюсь и мне не грозит остаться матерью-одиночкой, но… если что-то пойдёт не так, у нас родители женаты. У нас будет общий брат. И нам, то и дело, придется сталкиваться вместе. Сможем ли мы, случись чего, сохранить нормальные отношения или будем ненавидеть друг друга и все станет гораздо хуже, чем было до деревни? – Мне кажется, мы идеально притерлись за эти три дня. И отлично подходим друг другу в постели. Комбо. – возражает Мирон упрямо. Краснею, но надеюсь, что в темноте не видно. Он… так четко все сделал, что я даже не сразу поняла, что произошло, настолько расслабилась в его руках. Работая в гинекологическом отделении, я столько всего наслушалась и насмотрелась, что мне, положа руку на сердце, было жутко страшно, когда я представляла себе свой первый раз. Наверное, о таком первом разе, как у меня, можно только мечтать. Мирон был настолько нежен, что я испытала невероятное блаженство и ни грамма дискомфорта. Лишь немного саднило после. И я понимаю, что, будь на его месте кто-нибудь другой, все могло быть иначе. И впечатления остались бы совершенно другие. И, пусть я злюсь на Мирона за то, что он в таком принципиальном вопросе не послушал меня, но… в то же время благодарна ему, потому что уже подумывала о хирургической дефлорации. Возможно, мои средневековые принципы – это всего лишь страх перед будущим. Страх повторить судьбу мамы. Страх, что меня бросят. Страх перед мужчиной. Прикрываясь свадьбой, я пыталась хоть как-то обезопасить себя от моральной и физической боли. Я уже сталкивалась с предательством. И, если бы не помощь отчима… Впрочем, все в прошлом. Я растерялась. Просто, так, как было раньше, мне было спокойно и привычно. А теперь… я не знаю, что будет завтра. И мне нужно время, чтобы все осознать и обдумать. Но, Мирон снова не дает мне такой возможности. – Мне не нравится, когда ты такая тихая, – усмехается он и я перевожу взгляд обратно на него. Мирон нервничает. И я облегченно выдыхаю. Я понимаю, что для него все это, похоже, тоже непривычно и странно. Но, если бы не его напор и упрямство, я бы не почувствовала себя такой значимой… И я хочу поддержать его. Дать понять, что он не один. – Знаешь, я до ужаса боюсь темноты. А рядом с тобой мне совсем не страшно. – улыбаюсь смущенно и шагаю к нему навстречу. – Даже наоборот. Может, так и во всем остальном будет? Можем повременить со свадьбой, правда. Мне больше не принципиально. Я и так верю тебе. Утыкаюсь носом в голую горячую шею и судорожно вдыхаю аромат его кожи. Чувствую, как он кладет мою руку себе на грудь и, немного запутавшись в пальцах, все же надевает мне кольцо на безымянный. – Мой ответ не нужен? – усмехаюсь тихо. – Зачем? – он сжимает меня крепче в объятиях. – Брыкайся, сколько тебе хочется, все равно ты моя теперь. – Твой отец удивится. – хмыкаю. – Ммм… Я бы не был так уверен. Мне кажется, он лучше нас знал, чем это закончится. – Ну, не свадьбой же за три дня, – пожимаю плечами, поглаживая большим пальцем кольцо и, кажется, еще не осознавая, что произошло. – Можно подумать, они с Алисой Олеговной сильно дольше знакомы были. – Ну, это же не значит, что так правильно. – Все правильно, я считаю. Как только понял, что твое, – надо брать, пока другой не захапал. А дальше по ходу дела разберемся. – А когда ты понял, что я – твое? – спрашиваю, а у самой по груди разливается приятное тепло от того, что он так спокойно говорит мне о своих чувствах. – Наверное, когда ты меня искать ночью ходила. Я офигел от твоей смелости. А понравилась-то ты мне сразу, с первого взгляда. Шла такая высокомерная, нос в небо задрала. Сразу было видно, что стервозина. – смеется Мирон. – А я терпеть не могу, когда сюсюкаются и липнут. – И ничего я не стервозина, – коротко улыбаюсь. – Ты просто на первый взгляд такой пафосный был, что бесил жутко. Прям мажор-мажор с дурацкими приколами. – Ну, прости. – усмехается он. – Я тебя довожу, потому что мне очень нравится, как ты глаза закатываешь. Закатываю глаза, не сдержавшись. – Мирон Жаров, выпускник ясельной группы. – вздыхаю. – Сколько у нас Жаровых-то будет… – Ну, вообще-то, я Царский. – закатывает Мирон глаза в ответ. – Тебе пойдет моя фамилия, кстати. – Царская Забава? – усмехаюсь, отстраняясь и глядя на него с сомнением. – Это не имя, а издевательство. – Ага, как и ты сама. Вы… гармонично смотритесь вместе. А теперь еще и фамилия будет подходящая. Вообще огонь. Снова закатываю глаза и не могу сдержать улыбку. На душе уже совсем-совсем горячо. Кажется, снег вокруг нас скоро растает в радиусе нескольких метров. – Я… тебя люблю. – выдыхаю, жмурясь и снова прижимаясь к Мирону крепче. Дыхание перехватывает от того, насколько сильно он сжимает меня в ответ. Такие простые слова, а как трудно произнести их в первый раз. Но, Мирон смелый и искренний, и мне рядом с ним гораздо легче делать новые шаги в неизвестность. – И я тебя люблю, – подхватывает он меня на руки и впивается в мои губы страстным, глубоким поцелуем. Целуемся посреди ночной пустынной проселочной дороги, и я задыхаюсь от эмоций и волн желания. Обнимаю его за шею сильно-сильно и прижимаюсь щекой к плечу. Закрываю глаза и слушаю биение наших сердец. Можно, пожалуйста, нам, как в доброй сказке? Я с рождения сестры ничего для себя не просила. И не попрошу еще много лет, только с ним пусть сложится. Пожалуйста. – Пойдем домой? – Мирон носом трется мне о щеку и разворачивается вместе со мной на руках. – Блять! Он вскрикивает так резко, что я вздрагиваю и испуганно оборачиваюсь назад. – Боже, – ахаю от неожиданности. Вдали, над деревней, виднеется зарево. 38. Забава Забыв про все на свете, мы бежим в сторону деревни. Бегом это назвать можно условно, потому что ноги то и дело разъезжаются в стороны. Мирон без меня добежал бы быстрее, но он не оставляет меня одну. – Твою ж мать, – устало выдыхает он, останавливаясь и опираясь на колени, когда мы, наконец, добираемся до места. Стоим напротив полыхающего дома Рэма Алиевича. Огонь уже выбивается из-под крыши. – Как же так? – хнычу от безысходности и понимания, что уже ничего невозможно исправить. – Это я виноват, – смеется Мирон, взъерошив волосы руками и с каким-то растерянным выражением лица глядя на происходящее. – Я дверцу закрыть забыл. – Тогда это я виновата, – вздыхаю, обнимая его. – Отвлекла тебя в неподходящий момент. – Не начинай, – усмехается Мир, прижимая меня к себе. – Я тебя привез сюда без твоего желания. Замолкаю, но все равно остаюсь при своем мнении. – Сову жалко, – смотрю на дом и понимаю… что буду скучать по нему. – Она улетит, – отмахивается Мирон. – Да это понятно. Ей жить негде будет. Мирон ухмыляется и разворачивает меня лицом к деревне. – Вон, смотри, сколько свободных апартаментов. Найдет она, куда переехать. – Твой отец нас убьет, – снова оборачиваюсь к нему и крепче жмусь к горячей груди. – Скажет, что у нас руки из жопы. Покрасить вместе не смогли, дом сожгли. – Покрасим, – хмыкает Мирон. – Ну, сожгли и сожгли. Он все равно старый был. Главное, чтобы на соседние дома не перекинулся огонь. – Тогда надо пожарных вызвать на всякий случай. – обеспокоенно смотрю на него. – Ага. Вызывай. – усмехается он в ответ. – Связи нет. Ключи от машины я выкинул. Стону от отчаяния и тут же получаю поцелуй. Мирон обхватывает меня за шею холодными ладонями и глубже проникает в мой рот. Целуемся на фоне горящего дома. В воздухе дымно и шумно, а я чувствую лишь привкус шампанского на наглом языке и пульс в ушах. – Пойдем в баню погреемся. – отстраняясь, вздыхает Мирон. – А если она тоже загорится? – шмыгаю замерзшим носом и кошусь на дом. – Да она, вроде, далеко от дома, не должна. – успокаивает меня он и тянет за собой. Тропинка, что мы протоптали за несколько дней проживания здесь, находится слишком близко к пожару, поэтому нам приходится заново прокладывать маршрут на удалении от опасного места. Мирон гребет первым, как трактор, а я иду следом. Обогнув по дуге огромный факел, наконец, добираемся до бани. Света в ней нет, да и дров тоже почти. Холодно. – Мы здесь умрем, – всхлипываю. – Два придурка. – У тебя под боком столько тепла, – усмехается Мирон. – Да мы к дому даже подойти не сможем, – судорожно вздыхаю. – А я не про дом, – шепчет он и подхватывает меня под бедра. – Отец сказал греться трением. Послушаем умного человека. – Мирон, – вспыхиваю, когда он скидывает с себя куртку, кладет ее на стол и сажает меня сверху. – Что? – довольно мурчит он, пристраиваясь между моих ног и поглаживая бедра. – Замерзнешь. – Ты не дашь мне замерзнуть. – У нас дом горит! – возмущаюсь, глядя на него. Несмотря на темноту, из окна за моей спиной падает свет от пламени. Оно немного освещает предбанник и лицо Мирона, отражаясь в его глазах. – Пусть горит, – шепчет он мне в губы, игриво покусывая их. – Новый построю. Веришь мне? – Верю, просто… – Ну вот и все. Грей меня скорее. Взвизгиваю, потому что наглые ледяные руки забираются мне под куртку и дотрагиваются до голой кожи. Задыхаюсь от обжигающих прикосновений, а сама тоже ныряю ладонями под футболку Мирона. Он шипит сквозь зубы, резко втягивая воздух, и лишь плотнее прижимает меня к себе. Чувствую между ног его напряженный член и меня накрывает волной возбуждения. Перед глазами тут же проносится кадрами наша близость. – Мирон, – шепчу, когда его поцелуи плавно перемещаются на шею, а согревшиеся руки – под резинку штанов, – это не правильно. – Тебе хорошо? – шепчет он в ответ мне на ухо, обдавая кожу волной тепла. – Очень, – признаюсь и ахаю, закинув голову, потому что Мирон проводит пальцами по половым губам, раскрывая их и задевая чувствительное местечко. – Тогда все правильно, – с будоражащей хрипотцой усмехается он. – А ещё, теперь ты – моя невеста. И я могу делать с тобой все, что захочу. Его пальцы проникают глубже, заставляя меня машинально сжаться на них. Хватаю ртом воздух и закрываю глаза, когда Мирон начинает толкаться ритмичнее и глубже. С каждым толчком в области клитора все сильнее нарастает напряжение, и я уже сама вздрагиваю бедрами навстречу его руке, желая ощутить яркую вспышку удовольствия. И, когда кажется, что ещё чуть-чуть… – Хочу тебя полностью. – стонет Мирон сквозь зубы и давит мне на плечо, заставляя лечь на стол. Покорно откидываюсь назад, тяжело дыша. Чувствую, как с меня падают ботинки, затем съезжают штаны. Облизываю пересохшие губы и закусывая нижнюю, потому что она дрожит от волнения. Я боюсь что-то сделать не так. Я же понимаю, что в техническом плане уж точно проигрываю Крис. Когда горячая головка, проскользив вдоль складочек, застывает возле входа во влагалище, бедра тоже начинают предательски трястись. – Ты не хочешь? – чувствую, как Мирон немного отстраняется и напрягается. – Хочу, – шепчу. – А бегать потом не будешь от меня? – усмехается он, медленно поглаживая мои бедра и дразня головкой клитор. – Нет, – снова закусываю губу и, невольно прогибаясь в пояснице, тихо мычу от легкой волны импульсов, пробежавших по телу. – Точно? – хмыкает Мирон, лаская меня более настойчиво. – Точно, – стону, притягивая его за футболку. – Очень хочу. – Точно-точно? – Мирон, – рычу сердито. Обнимаю его ладонями за мощную шею, скольжу пальцами вверх по затылку, зарываюсь ими в густые волосы на макушке. От них пахнет дымом. Обхватываю его бедра ногами. Подталкиваю горячие ягодицы своими прохладными пятками. Жадно ловлю губы, растянутые в довольной усмешке, вовлекая их в рваный, страстный поцелуй. Мычу Мирону в рот от плавного, но глубокого проникновения. Мне не больно, но я не могу сдержаться, потому что его крупный член плотно натягивает стеночки узкого входа, вызывая термоядерные процессы и там, и внизу живота. Сжимаюсь от нового толчка. И ещё. И ещё. Между нашими бедрами так влажно, что в тишине раздаются громкие шлепки. Впиваюсь ногтями в напряженные плечи Мирона. Хрипло стону, каменея и сжимаясь на несколько мгновений. Внутри моего тела будто что-то взрывается, опустошая мое сознание. Мирон рычит, одновременно покрывая поцелуями мое лицо и шею, ускоряется до предела, а затем, когда я обмякаю и падаю на спину, резко выходит из меня и, притянув ближе, извергается мне на живот. Нависает надо мной, опираясь на стол и шумно дышит, пристально разглядывая мое лицо. – Согрелась? – усмехается, отдышавшись. Притягиваю его к себе и нежно чмокаю несколько раз. – Скажи мне честно, – смущаюсь, когда он находит простыню и вытирает мой живот от спермы, – я – бревно? – Ты сдурела, что ли? – судя по интонации, Мирон хмурится. – Что за бред? – Ну, я же не умею ничего, – сажусь и принимаю из его рук свои штаны. – Хм… – замирает он, глядя, как я натягиваю их. – Значит, ты очень талантливая девочка. – Да я, блин, серьезно! – повышаю голос. – И я серьезно, – улыбается он, склоняясь ко мне. – Не придумывай ерунды, а то мне придется доказать тебе ещё разок, что ты охуенно кончаешь. Жаль, презервативы сгорели. – Я пью таблетки, – сообщаю и тут же прикусываю язык, потому что из груди Мирона вырывается какой-то кровожадный смешок. – Что же ты раньше молчала? – усмехается он, подходя вплотную. – Только я не понимаю, зачем, если ты девственница? – Это по-женски, – нехотя признаюсь. – Я сейчас не готова на второй раз. Если честно, готова, но мне пока неловко в этом признаться. – Ладно. Дома повторим. – сыто соглашается Мирон. – Через неделю, когда доберемся? – вздыхаю и соскакиваю со стола, возвращаю ему куртку. – Ты в курсе, что я сын карточного шулера? – задумчиво тянет Мирон, глядя в окно. – Нет. Рэм Алиевич шулер? – Ага, в прошлом. Но меня некоторым приемчикам научил. – Ну,.. ладно. И к чему ты это говоришь? – Ты же не убьешь меня, да? – Говори, – вкрадчиво повторяю, понижая голос. – Я не выкидывал ключи. Выкинул какую-то фигню из кармана. – Ах, ты! – толкаю его, но тут же оказываюсь в объятиях и подвергаюсь атаке поцелуями. Пищу и брыкаюсь, но в итоге сдаюсь под напором. – Прости, я очень хотел помириться, – вздыхает Мирон, прижимая меня к себе. – И секса в бане, – глухо ворчу ему в грудь. – И секса в бане, – соглашается он со вздохом. – Но можно ещё и в машине. – Обойдешься. – обиженно фыркаю, но тут же обнимаю его под курткой. – Я тебя люблю, дурак. – Сама дурак, – усмехается Мирон. – И я тоже тебя люблю. Пошли, посмотрим на мой костер? И поедем уже домой. – Пошли, – соглашаюсь и разжимаю руки. Мирон выходит первым и подаёт мне руку, помогая аккуратно спуститься по ступенькам. Проходим лишь пару метров, как вдруг он внезапно замирает, как вкопанный, и тормозит меня. – Забава, назад, – шепчет севшим голосом. – Что такое? – испуганно шепчу в ответ и тут же слышу рычание. Внутри все обрывается от страха, потому что в следующий миг я замечаю двух волков, сидящих на снегу недалеко от нас. В первые секунды их не было видно в тени плодовых деревьев. – Медленно в баню, не отворачиваясь, – шепчет Мирон, отпуская мою руку, и тянется в карман за пистолетом. – А ты? – пячусь. – А я – следом, как ты дойдешь до ступенек. Иди. Делаю еще шаг и волки рычат громче, но не двигаются. Ещё шаг. Мирон достает пистолет. – Пушку брось, – внезапно слышится откуда-то сбоку и мы одновременно вздрагиваем. – И руки вверх. Из темноты будто вырастает человек, в руках которого виднеется охотничье ружье, направленное на Мирона. 39. Забава Незнакомец говорит таким вкрадчивым голосом, что по всему телу волосы встают дыбом. Не отдавая себе отчет, бросаюсь к Мирону, чтобы прикрыть его. – Стой! – выдыхает он, пытаясь отодвинуть меня за себя. Рычание собак становится угрожающе-громким. Они встают в стойку. – Аус! – рявкает мужчина, не глядя на них, и псы послушно садятся обратно. Мирон все же умудряется запихнуть меня за спину и поднимает руки, но пистолет не бросает. – Ты не понял? – снова спокойно уточняет незнакомец. Выглядываю из-за спины Мирона и во все глаза смотрю на него. Это довольно молодой мужчина, в армейском бушлате защитного цвета и черной шапке с очень, очень пугающим проницательным взглядом. Он и сам сейчас похож на волка, приготовившегося к нападению. – Я понял, – отвечает Мирон стальным голосом. – Дай девушке уйти. – Пусть идет, – бросает мужчина, не шелохнувшись. – Забава, достань из левого кармана ключи от машины и уходи, – тут же командует Мир. – Нет! – возмущаюсь ему в затылок. – Иди. – Нет! – повторяю упрямо и снова смотрю на незнакомца. – Скоро сюда приедет Рэм Алиевич, и ему крышка! Блефую, конечно, но мужчина внезапно опускает ружье. – Кто вы ему? – бросает он коротко. – Я его сын, – слышу в голосе Мирона недовольство. – А ты кто? – Дед Пихто, – усмехается незнакомец, доставая из кармана телефон, больше похожий на небольшой кирпич. – Пушку спрячь. Собаки без моей команды вас не тронут. Молча смотрим, как он набирает номер. Мирон отмирает, одной рукой прижимает меня к себе, а другую, с пистолетом, прячет в карман куртки. – Привет, Рэм… – начинает было говорить мужчина, но тут же замолкает и поглядывает на нас. – Да. И у меня две новости: хорошая и плохая… Они живы… Да, спалили. Нет, уже нет смысла. Я сам обесточил… Ты бы хоть предупредил. Я думал, залетные какие… Ладно, ждем. Незнакомец сбрасывает звонок и, хмуро глядя на нас, со вздохом убирает телефон в карман. – Рэм скоро приедет. Давайте пока что ко мне. – А что у вас за порода собак? – уточняю, переводя дыхание, когда мы снова огибаем догорающий дом и выходим за забор. Недалеко от леса стоит большой снегоход. – Я их видела позавчера ночью. Думала, это волки. Они выли. – Волков в этих местах уже очень давно нет. Есть молодой мишка... Хир. – коротко командует мужчина на немецком языке и собаки тут же подбегают к нему. – Зиц. Они синхронно садятся и замирают. – Это чешские влчаки, – коротко гладит своих питомцев мужчина и направляется в сторону снегохода. – Помесь волка и овчарки. У них и повадки волчьи. Напугали вас? – Немного. – Они просто охраняют свою территорию. Здесь очень редко бывают люди. После того, как по осени в вышку сотовой связи ударила молния и вывела ее из строя, вообще все заглохло. Всех бабушек разобрали родственники. Вряд ли кто-то вернется обратно. – А вы кто? – уточняет Мирон. – А я егерь. Живу в деревне через лесок. Тут буквально километр. – Так мы были совсем недалеко от цивилизации, – усмехаюсь, обращаясь к Мирону. – Как сказать, – отзывается егерь, залезая на снегоход и хлопая по заднему сидению. – Там всего один дом – мой. Остальные уже разрушились от времени. Садитесь. – А вы здесь выросли, раз Рэма Алиевича знаете? – спрашиваю с интересом, устраиваясь между ним и Мироном, в серединке. Мир как-то странно косится на меня и требовательно прижимает к себе, будто… ревнует. Я даже оборачиваюсь от удивления, пытаясь разглядеть эту эмоцию на его лице. Ну, ладно, я его к Крис ревную, а он-то меня с чего? – Вырос. – отвечает егерь и заводит двигатель. – Отца вашего с детства знаю, да. Заклятые друзья. Деревня на деревню драться ходили. Я младше всех был, всегда пиздюлей огребал. Держитесь крепче. Ральф, Лило, – домой! Кататься на снегоходе по ночному лесу – удовольствие на любителя. Яркие фары вырывают из темноты колею и темные стволы деревьев, но позади них лес кажется еще чернее и гуще. Если бы не крепкие объятия Мирона, я бы, наверное, запаниковала даже несмотря на уверенного водителя перед собой. Господи, кажется, что этих впечатлений мне хватит на всю оставшуюся жизнь! С удивлением осматриваюсь, когда мы выезжаем на опушку леса и останавливаемся возле большого дома. Он не похож на те покосившиеся избушки, что были в нашей деревне. Это современный дом из бревна, с большими окнами, огороженный по периметру низким декоративным забором. – Неожиданно, – вслух добавляет Мирон, помогая мне слезть на землю. Егерь лишь усмехается и молча идет внутрь. Переглянувшись, направляемся следом за ним. – Раздевайтесь, сейчас чай сделаю, – скидывает он бушлат в темной прихожей и пристраивает на вешалку, затем задумчиво оглядывает нас. – Идите пока в гостиную. Если замерзли, могу камин разжечь. Скромно отнекиваемся и проходим вглубь дома. Попадаем в большую, хорошо освещенную комнату. Ожидаю увидеть там на стенах какие-нибудь головы диких животных или шкуры, но ничего подобного нет. Светлая мебель, телевизор с отдельной акустической системой, ноутбук на журнальном столике, в углу камин с креслами. Все очень современно и гармонично. – Какой-то странный егерь, – тихо усмехается Мирон, садясь на диван и притягивая меня ближе. Тут же берет мои руки в свои ладони и растирает их, согревая. Прижимаюсь щекой к его плечу и задумчиво смотрю, как движутся его кисти, массируя мои пальцы. Разглядываю кольцо на безымянном с дорожкой блестящих камушков. Да в этом месте, кажется, все какое-то странное. Зачарованное. Иначе я никак не могу объяснить тот факт, что теперь мы вместе, да еще и собираемся пожениться. – Пойдемте, – заходит в гостиную хозяин дома и я, наконец, могу его рассмотреть при нормальном свете. Ему, наверное, между тридцатью и сорока, точнее не могу определить. Коротко стриженный, широкий в плечах и достаточно рельефный. Наверное, он даже приятный внешне, просто выглядит хмуро, а его взгляд слишком внимательный и пристальный, что не дает толком рассмотреть его лицо и заставляет отводить глаза. Однако, это не делает его менее гостеприимным хозяином. Проходим все вместе на кухню и садимся за стол, на котором стоит заварочный чайник, креманка с жидким медом янтарного цвета, плетеная корзинка со сладостями и тарелки с пловом. В воздухе витает сладковатый аромат луговых цветов. Кошусь на Мирона, боясь, что он сейчас начнет выпендриваться в плане еды, но он невозмутимо пробует плов с кусками какого-то мяса. Сам егерь пьет пустой чай и молчит, глядя в окно. – Извините, а вы здесь один живете? – уточняю из любопытства. – Один, – переводит он на меня взгляд. – А что? – Да нет, просто интересно стало. – пожимаю плечами и стараюсь скрыть неловкость за улыбкой. – Тут же вокруг никого нет. Скучно, наверное? – Я не люблю людей, – ухмыляется мужчина, заставляя снова испытывать неловкость. – Поэтому, мне отлично. Так он – отшельник, получается? Только вместо хижины у него большой дом со всеми удобствами. – Чай очень вкусный, – принюхивается к чашке Мирон, отпивая еще глоток. – Это иван чай, зверобой и липа. Зимой для поднятия иммунитета отличный набор. – Сами делаете? – растерянно улыбаюсь. – А что там делать-то? Нарвал да засушил. Дать с собой? Начинаем расспрашивать его о жизни в деревне, о работе егерем. Мужчина отвечает на наши вопросы. Мне кажется, Мирон проникается, и я начинаю подозревать, что ему может прийти на ум шальная мысль остаться тут на ПМЖ. Надеюсь, что до этого не дойдет, и мне не придется переубеждать его. Одно дело – приехать отдохнуть, другое – триста шестьдесят пять дней тут куковать, даже несмотря на спутниковую связь и интернет. – Тут летом особенно хорошо. – задумчиво вздыхает егерь и внезапно мечтательно улыбается, отчего его лицо преображается. – Речка, аисты. Земляника и лесная малина. Грибов много в дальнем лесу. Его ностальгию прерывает громкий звонок. – Да, Рэм, – отвечает он, снова становясь серьезным и хмурым. – Хорошо, выезжаем. Быстро собравшись, отправляемся в обратный путь. Темный лес уже не кажется таким зловещим. Больше пугает ожидание встречи с отчимом. Как он отреагирует, боюсь даже представить. Когда мы выезжаем из леса, вижу его огромную фигуру в свете фар. Он оборачивается и молча ждет, когда мы все спешимся и подойдем к нему. – Привет, Егор, – Рэм Алиевич тянет ладонь егерю, и они крепко пожимают друг другу руки. – Спасибо, что приютил моих поджигателей. Не обращая на нас с Мироном никакого внимания, мужчины уходят в сторону пожарища. Они обходят участок, о чем-то негромко разговаривая и посмеиваясь. Мы с Мироном тоже подходим к дому и останавливаемся возле его дымящихся останков. Все, что могло сгореть – сгорело, а крыша обрушилась. Снег вокруг покрыт черной копотью. – Капец, – вздыхаю, разглядывая то, что осталось. – Ага, – усмехается Мирон, обнимая меня за плечи и притягивая к себе. – Деревянный строить не будем. – Печку не надо забывать закрывать просто, – закатываю глаза. – Отвлекать от растопки не надо просто, – язвит он, а я отвожу руку за спину и с усердием щипаю его за бок. – Ай, больно! Отчим и егерь уже возвращаются обратно. – Ладно, ребята, – вздыхает Егор и жмет руку Мирону, – удачи вам. – Удача им пригодится, – кровожадно усмехается Рэм Алиевич. – Ну, ты тоже додумался: оставить двоих городских без присмотра. Удивительно, что они его в первый же день не спалили. – оборачивается к нему егерь. – Так что, сильно уж не жести. Летом жду на охоту. – Обязательно, – кивает отчим, прощается с заклятым другом юности и, дождавшись, когда он уйдет подальше, со вздохом оборачивается к нам. – Я надеюсь, это того стоило, и вам есть, что мне сказать. Мирон бросает на меня серьезный взгляд и пожимает плечами. – Ну,.. мы с Забавой решили пожениться. 40. Мирон На лице отца не дрогнул ни один мускул. Он лишь пристально смотрит на нас, затем молча кивает, дернув бровями. — Забава, подожди нас в машине, — просит он, кивая ей в сторону дороги. — Почему? — хмурится она. Отец усмехается и терпеливо вздыхает. — Потому что у меня конфиденциальный разговор с сыном. — Иди, — киваю ей и даю в руки ключи. — Или проводить тебя? — Нет, я сама. — покосившись на нас, Забава все же уходит. Отец провожает ее взглядом, а затем со вздохом отворачивается к дому. Прикуривает и задумчиво разглядывает руины. — Это я виноват, что дом сгорел, — поджимаю губы, так и не дождавшись от него никакой реакции на наши новости. — Я исправлю. Отец снова кивает. Достаю из внутреннего кармана куртки фотографии, которые забрал с собой из чулана. Тяну ему. Он берет их из моих рук, быстро просматривает и, усмехнувшись, убирает в карман. — Ты же понимаешь, что Забава — это не просто девчонка из компании, а дочка моей жены? — медленно произносит он, не глядя на меня. — Понимаю, — смотрю на него. — Тогда ты отдаешь себе отчет, что если ты поступишь с ней плохо, то я оторву тебе голову? — Конечно, — усмехаюсь. — Я не обижу ее. — Да она сама кого хочешь обидит, — тяжело вздыхает отец и разворачивается к калитке. — Дело в другом. Ты готов променять все, что было, за возможность быть с ней? Друзей, баб, привычный образ жизни? Вам еще по двадцать лет. Это девочки с детства играют в куклы и готовятся стать матерями, а мы до пятидесяти играем в войнушки и никак не наиграемся. И ты добровольно готов это все променять? Она же не из тусовщиц, которые по клубам шарятся. — Готов, — пожимаю плечами. — Уже променял... Такое ощущение, что ты не рад. — Да это ваше дело, — отец усмехается и качает головой. — Веселая у вас семейка получится. Вы главное детей рано не заводите, а то я волнуюсь за жизнь и здоровье своих внуков. Закатываю глаза. — Я все исправлю, я же сказал. — хмурюсь. — Исправишь… Как мне Алисе-то рассказать, что тимбилдинг пошел не по плану? — снова вздыхает отец. — Ей волноваться нельзя. — Может, она не будет волноваться? — фыркаю. — Я бы на ее месте волновался, — ухмыляется он. Снова закатываю глаза. С ним невозможно нормально разговаривать. — Ладно, придумаем что-нибудь, — уже возле машины оборачивается ко мне отец. — Ты уже всяко лучше того конченного, с которым Забава встречалась недавно. — Ну, спасибо, — развожу руками. — Звучит как «не ссытся — и ладно». — А ты делом докажи обратное, — хмурится он и садится в машину. — Докажу, — обещаю. Не ему, а себе больше. — Я ее люблю. — Ну что? — встревоженно смотрит на меня Забава, когда я возвращаюсь в машину. — Он рад, — весело подмигиваю и сжимаю ее ладонь. — Что-то по вашим хмурым лицам не очень было заметно, — щурится она. — А ты часто видела, чтобы отец улыбался? — усмехаюсь. Забава лишь смущенно и как-то понимающе вздыхает и качает головой. — Поехали домой, — выдыхаю устало. — Какой-то насыщенный день получился. Меня рубит, и поэтому я делаю музыку погромче. Мы снова молчим с Забавой. Но, в этот раз я крепко держу ее за руку и понимаю: это победа. Забава вырубается ближе к дому. Я паркуюсь возле подъезда и пару минут сижу, просто любуясь ей. Бужу нежным прикосновением, и мы поднимаемся в квартиру. Пускаю ее в ванную первой, выделив свою футболку, и непроизвольно возбуждаюсь, когда она выходит в ней, такая домашняя и беззащитная. Поскорее принимаю душ и заглядываю в спальню. Забава спит, свернувшись калачиком на моей большой кровати. От этого зрелища почему-то сбивается дыхание и щемит сердце. Аккуратно ложусь рядом и притягиваю ее к себе, крепко обняв за талию. Несмотря на то, что я очень хочу спать, член стоит колом от близости желанного тела. Но мне жалко ее будить. Запихиваю руку Забаве под футболку, поглаживаю фарфоровую тонкую кожу. Перемещаюсь на грудь и обвожу ореолы, от чего соски под пальцами твердеют. Потираюсь пахом об упругие ягодицы и болезненно морщусь от невозможности скинуть напряжение. Медленно ласкаю Забаву в надежде, что она проснется. Но Забава спит крепко. И я со вздохом прекращаю ее мучить, устраиваюсь поудобнее и закрываю глаза. Впереди у нас целая жизнь. Пусть спит. Просыпаюсь от легких прикосновений к груди. Забава лежит у меня на плече. Не открываю глаз, кайфуя от узоров, что рисуют ее пальчики по моим мышцам. Не хочется отрывать ее от этого увлекательного занятия, но мое либидо требует компенсации за пропущенную ночь. Накрываю ее ладонь своей и медленно веду руку вниз, заставляю обнять член и не могу сдержать улыбку, слушая недовольное сопение моей монашки. — Мирон, — смущенно рычит Забава. Видимо, она совсем недавно проснулась, потому что ее голос еще хриплый спросонья. — Я дал тебе выспаться, — шепчу, сжимаю ее пальцы крепче и толкаюсь в ее руку. — Отмазаться не получится. А вообще, я бы не отказался от утреннего минета. Забава стонет и отворачивается от меня, пряча голову под подушку. Поворачиваюсь к ней на бок и с усмешкой разглядываю своего страуса. Не хочет или не умеет? — Да ладно тебе. Слабо? Так и скажи, — щекочу ее за подмышку. — Хорошая попытка, — бурчит Забава из-под подушки. — Да я же не настаиваю, — перемещаюсь рукой на ягодицу, — на минете. Можем попробовать в попку. — Мирон! — подскакивает Забава и сердито смотрит на меня, краснея. Смеюсь, притягивая ее к себе. Сажаю на свой живот и наблюдаю снизу, как торчащие соски оттягивают ткань футболки. — Уверен, ты уже мокренькая, — вздрагиваю от возбуждения. — Хочу, чтобы ты была сверху. А потом подадим заявление в ЗАГС. 41. Забава – Иди-ка сюда, – Мирон приподнимает меня за бедра и опускает на себя. – Мне нужно в ванную, – сопротивляюсь, но как только его член толкается в меня, тут же ахаю и послушно замираю на нем. Мирон моментально стягивает с меня футболку, и я не знаю, куда себя деть от его взгляда, но он так пристально и выразительно разглядывает меня, что я непроизвольно сжимаюсь внутри. – Ммм, – улыбается он возбужденно, откидывая мои волосы за спину, и медленно ведет пальцами от шеи вниз, по груди, покрывая мою кожу мурашками. – Если ты кончишь, не начав, я охренею. – Прекрати меня смущать, – шепчу, а он вздрагивает бедрами вверх, и я снова ахаю, закатив глаза. – Мирон! – Охренеть, – восторженно заключает он и, с силой сжав мои бедра, прижимает к себе. Стон вырывается сам собой. Упираюсь ладонями в мощную грудь. – Давай, малышка, ты такая горячая, – подмигивает мне Мирон, подталкивая под ягодицы. – Замолчи, пожалуйста, – шепчу на выдохе, – или я умру со стыда. Мирон молча поднимает руки, давая мне свободу действий, и прикусывает губу. Закрываю глаза и начинаю медленно покачивать бедрами, переждав первую, яркую волну возбуждения. Руки сами собой начинают скользить по каменным мышцам пресса. Чувствую, как Мирон в ответ невесомо поглаживает меня по коленям и бедрам. Склоняюсь и покрываю поцелуями его грудь. Когда касаюсь соска, Мирон зарывается пальцами в мои волосы на затылке и немного надавливает на него. Поддаюсь, целую настойчивее и слышу его довольное шипение. Осознаю, насколько мне нравится, как он реагирует. Поднимаюсь к губам, и Мирон тут же набрасывается на мой рот жадными поцелуями, обхватывая меня рукой за талию и толкаясь быстрее и глубже. Так, что по телу пробегает волна жара, а я извиваюсь, чтобы унять нестерпимое чувство ломоты в мышцах. Мирон с рыком переворачивается вместе со мной, придавливает к матрасу своим мощным телом так, что я не могу вдохнуть до конца. Ощущаю, какая сила скрывается в нем. Быть под защитой этой мощи невероятно тепло и приятно. – Хочу попробовать тебя на вкус, – вырывает меня из нирваны возбужденный шепот, и я облегченно выдыхаю, потому что Мирон немного отстраняется. – Что? – до меня доходят его слова, когда он опускается ниже. – Нет! Не сегодня! Мирон лишь тяжело вздыхает и снова нависает надо мной. – Я тебя люблю, – усмехается, глядя в мое лицо. – Я подожду. Только не смотри на меня так, будто я тебя в лес в багажнике везу. Смущенно обнимаю его за шею и тут же чувствую, как он снова проникает в меня, приподняв за бедро. Толкается с силой, набирая темп. Наши бедра соприкасаются так плотно, что я улетаю спустя несколько толчков. Вздрагиваю и сжимаюсь от сильных спазмов, ловлю вспышки перед глазами. Прихожу в себя от ощущения лавы внизу живота. Мирон жмурится, вжимаясь в меня до максимума. Его член вздрагивает внутри моего влагалища, заполняя его спермой. И мне на секунду становится страшно, что, вдруг, таблетки не подействуют и я забеременею, но я моментально успокаиваюсь, как только Мирон падает рядом, притягивает меня к себе и обнимает так крепко, что все страхи тут же уходят прочь. Немного пообнимавшись и понежившись в постели, решаем вставать. Мирон слезает с кровати, а я рассматриваю его красивую спину. Никогда бы не подумала, что у меня будет жених с такой офигенной фигурой. Спортивный, сильный, возбуждающий до обильного слюновыделения одним только видом. Мирон разворачивается и обходит кровать, направляясь к моей половине. Пытаюсь натянуть на себя одеяло, смущаясь его пристального взгляда, но он успевает ухватить его за угол и сдернуть в сторону. – Ты чего? – сажусь и тут же взвизгиваю, потому что Мирон неожиданно подхватывает меня на руки. – Пошли умываться. – Вместе? – хмурюсь. – Вместе. – Раковина там, – брыкаюсь, потому что он открывает душевую кабину и заходит вместе со мной внутрь. Мирон лишь усмехается и нажимает на кнопку. Сверху на нас тут же льется теплый поток воды. – Мирон, – смущаюсь, когда он ставит меня на ноги и тут же ныряет рукой между моих ног, размазывая свою сперму и мою смазку по чувствительным точкам, но не сопротивляюсь. Мое изголодавшееся тело моментально откликается на его ласку. Вода течет по разгоряченной коже, добавляя пикантности ощущениям. С трудом удерживаясь в сознании, смотрю в глаза Мирона, вздрагивая на его пальцах. Вижу в них восхищение. Смущенно отвожу взгляд. Злюсь на себя, что стесняюсь проявлять инициативу, что краснею от возбуждающих и лестных слов в свой адрес. Мне же это нравится, так в чем проблема? Несмело дотрагиваюсь пальцами до живота Мирона и веду ими вниз, касаюсь напряженной головки. Она горячая и очень нежная на ощупь. Закрываю глаза, обхватываю твердый ствол. – Иди на ручки, моя скромняшка, – шепчет Мирон с улыбкой мне в губы и пытается поднять меня на руки, но я отстраняюсь. – Ты чего? Медленно опускаюсь на колени. Вижу в глазах Мирона сначала сомнение, а потом осознание и удивление. В моей душе начинает трепетать от волнения и восторга. Я хочу сделать для него что-то особенное. И, если уж он упомянул минет, то почему бы и не попробовать? Я не ханжа. Я знаю, как мужчины к этому относятся и хочу доставить ему удовольствие. В подтверждение моих слов Мирон тяжело сглатывает и опирается рукой о стекло. Перевожу взгляд на член и впервые так пристально разглядываю мужской половой орган. У Мирона он красивый. Прямой, большой, увитый венами будто сложным узором. И не вызывает никакого отторжения и брезгливости, поэтому я закрываю глаза и аккуратно обхватываю головку губами. Чувствую, как Мирон напрягается, но не шевелится. Бросаю на него снизу короткий взгляд и вижу, как он запрокидывает голову и закрывает глаза. Кажется, ему нравится. Ласкаю нежный орган, помогая себе рукой. Неожиданно, но я тоже не чувствую никакого дискомфорта. Это так же приятно, как глубокий страстный поцелуй, только возбуждает еще сильнее. А когда я слышу тихий стон над головой, то и сама сжимаюсь так, будто это мне доставляют удовольствие, а не я. – Забава, – стонет Мирон снова и тянет меня вверх за плечи. Его взгляд сейчас расфокусирован и пьян. Я и сама едва стою на ногах, кажется. Послушно позволяю себя развернуть и вжать в стенку. Мирон с рычанием врывается в меня так глубоко, что я встаю на цыпочки и вытягиваюсь в струну. Запрокидываю голову ему на грудь и бесстыдно стону от быстрых резких толчков. Скольжу ладонями по душевой, пытаясь удержаться в реальности. Мирон вжимается в мое плечо губами, и я хватаюсь за его шею, как за спасательный круг. Чувствую горячую ладонь на груди. Кажется, кожа под ней горит огнем. Все рецепторы разом сходят с ума. Вскрикиваю от очередного толчка, запустившего в моем теле череду сладких спазмов. Обхватываю шею Мирона крепче и выгибаюсь. Кажется, падаю, но на самом деле просто обмякаю в сильных руках. Мирон поддерживает меня под грудь, помогая устоять на ногах. – Я тебя люблю. – шепчет он хрипло. Слышу его надрывное дыхание в своих волосах. По моим вздрагивающим бедрам течет горячая сперма. Внутри душевой парит и запотело стекло. И мы с Мироном стоим в этом тумане, не в силах отстраниться друг от друга. – Паспорт с собой? 42. Забава Я сижу за столом и пью ароматный кофе, поглядывая на Мирона из-за чашки. Он сидит напротив и тоже то и дело бросает на меня короткие хмурые взгляды. После еще одного раза в душевой, мы выбились из сил и решили никуда не ехать, а подать заявление онлайн. Успели поссориться из-за даты свадьбы. Мирон настаивал на ближайшей дате, а я просила отложить до лета, чтобы мама успела спокойно родить и немного прийти в себя. Мне очень не хочется ее волновать. – Март. – бросает Мирон и сверлит меня взглядом. Вздыхаю. – А если мама родит нам на свадьбе? – Отлично. Будем в один день праздновать день рождения брата и день бракосочетания. – Смешно. – отвечаю без тени улыбки. – Тогда апрель. – Мама только родит. – Главное – не на свадьбе. – усмехается Мирон. – Ребенок совсем еще маленький будет. – В июне он своими ногами в ЗАГС все равно не придет. – Мирон закатывает глаза. Вздыхаю. Логично. – Так что, апрель оставляем? – он сверлит меня взглядом. – Да. – Начало или конец? – Конец. – пожимаю плечами. – Мне кажется, или ты специально оттягиваешь? – недовольно щурится Мирон. – Тебе кажется, – хмурюсь. – Тогда почему конец? – Потому что пост! – злая встаю из-за стола. – Не положено. Мирон тут же встает следом и притягивает меня к себе. Обнимает крепко и шумно дышит в волосы. Пару секунд брыкаюсь, потом все же обнимаю его в ответ, хоть и дуюсь. – Завтра новый год. Давай не будем ссориться? А то мне снова придется везти тебя в деревню, – шепчет Мирон и целует меня в макушку. Усмехаюсь. Потом внезапно осознаю, что, действительно, Новый год уже завтра, а у меня даже нет для него подарка. Еще несколько дней назад я не рассчитывала поздравлять Мирона с праздником, так что купила какие-то новогодние носки с придурошными оленями ради соблюдения формальностей. – Мне надо домой, – вздыхаю. – До вечера. – Зачем? – чувствую, как тело Мирона напрягается. В голове проносятся разные мысли о том, что сказать, чтобы он не догадался про подарок. – Вещи собрать, – смотрю на него снизу вверх. – Я же не буду праздновать Новый год в твоей футболке? – Да можешь и в футболке. Или мы к ребятам заедем? – смотрит Мирон на меня с ожиданием. – Хотя бы на пару часиков? На самом деле, мне совершенно не хочется встречать Новый год с друзьями Мирона, но я понимаю, что он уже заранее договорился, и мне нужно проявить всего капельку гибкости, чтобы не портить нашу идиллию. – Можно, – пожимаю плечами. – Только сначала побудем с родителями, хорошо? – Договорились, – усмехается он. – Так что, свадьба в конце апреля? – В конце апреля, – киваю. Мирон подхватывает меня на руки и молча глядит в глаза. – Что? – смущаюсь. – Я тебя люблю, – серьёзно отзывается он. – Ты же вернёшься? Растерянно улыбаюсь и, обхватив его за шею крепче, прижимаюсь к мощной груди. Чувствую, как сильно бьется его сердце. Я понимаю его чувства, потому что мне и самой кажется, что, как только мы расстанемся, волшебство тут же рассеется. – Конечно, я вернусь, – шепчу ему на ухо. – Я не упущу возможность испортить жизнь сводному, который пил мою кровь несколько месяцев. Будешь мучиться до старости. Мирон усмехается и несёт меня в комнату. – Давай я с тобой зайду? – уточняет он, когда мы подъезжаем к дому родителей. – Алиса Олеговна все равно спросит за вещи. А так я скажу, что позвал тебя с собой к друзьям. Кошусь на него. С одной стороны, мне будет спокойнее, если он будет рядом, а с другой – я боюсь, что мы начнем путаться в показаниях. И все же, мне одной страшно. С подарком только вот накладка выходит. Но с этим я что-нибудь придумаю. Поднимаемся с Мироном на лифте, достаю ключи и открываю дверь. Мы живём в этой квартире совсем недавно, поэтому после трех дней отсутствия всё в ней кажется новым и непривычным. Отвыкла. – Забава! – выбегает из комнаты Злата. – Мироша! – добавляет она, увидев за моей спиной Мирона. Они с сестрой быстро нашли общий язык, когда он два дня караулил нас по приказу отца. Тут же из комнаты появляются и отчим, и мама. И мне уже хочется вытолкать Мирона из квартиры, и сбежать... – Приехали? – радушно улыбается мама и идёт к нам смешной утиной походкой, которой ходят все беременные женщины на последних сроках. – Как отдохнули? – Отлично, мам, – улыбаюсь ей, бросив короткий взгляд на хмурого отчима за её спиной, и вижу, как он расслабляется. – Голодные? – обнимает она меня и Мирона по очереди. – А мы как раз обедать собираемся. Идите мойте руки и за стол. Смотрю в ее улыбчивое лицо и внезапно осознаю, что я благодарна Рэму Алиевичу за ее улыбку. Наверное, мой отчим – это тот единственный человек, которому под силу сделать мою маму счастливой. Она слишком сильная женщина, чтобы ее мог осчастливить кто-то другой, менее сильный и властный. Моем с Мироном руки молча и также молча идём на кухню. В душе – странное ощущение неловкости. Будто мы накосячили и понимаем, что скрыть это вряд ли получится, и всё придётся рассказать родителям, но все равно страшно. Помогаю маме разлить по тарелкам суп с фрикадельками и сажусь за стол рядом с Мироном. – Понравилось в парк-отеле? – восторженно смотрит она то на меня, то на Мирона. – Очень, – кошусь на отчима. – Воздух такой свежий. И тихо. – А какие там процедуры были? – не унимается она, а я замечаю, что Рэм Алиевич перестаёт жевать. – Баня, – отзывается Мирон тут же. – Закаливание. – А какие-нибудь развлекательные программы были? Дискотека, клуб? – Квесты были, – невозмутимо отвечает Мирон, дернув бровями, а я усмехаюсь. Ну, уж точно – не убавить, не прибавить. Квесты. После обеда Злата утягивает Мирона в комнату с просьбой помочь в игре. Отчим уходит с ними, а я помогаю маме загрузить посудомойку. – Ссориться-то перестали? – шёпотом уточняет она, явно намекая на Мирона. – Не обижал тебя? Смотрю на неё пристально и кусаю губу, раздумывая, как ответить. – Я нравлюсь Мирону, мам, – наконец решаюсь немного приблизить нас к важному разговору. – Да это и так было понятно, – отмахивается она, коротко улыбнувшись, и берёт меня за руку. – А он тебе? – А он мне… – собираюсь с духом и вдруг вижу, как мама бросает взгляд на мою руку и ахает, заметив кольцо. – Предложение сделал. И я согласилась. Только не роди сейчас, пожалуйста. 43. Забава – Боже мой, – выдыхает мама и поднимает на меня ошарашенный взгляд. – Надо Рэму как-то аккуратно сообщить. Ему нельзя волноваться. Как будто почувствовав, что речь о нём, на кухню возвращается отчим и, остановившись в дверях, молча смотрит на нас. – Похвасталась? – хмуро бросает он, окинув нас быстрым взглядом. – Ты что, знал? – тут же реагирует мама, отпуская мою руку и глядя на него так, что мне хочется испариться. – Да я сам только что узнал, – фыркает он, скрещивая руки на груди. Врун. Сердито смотрю на него. В кухню заходит Мирон, и мы замолкаем. Он быстро оценивает ситуацию и, протиснувшись мимо отца, подходит ко мне и обнимает меня за плечо. – Алиса Олеговна, мы не могли сообщить раньше – связи не было, – смотрит он на маму таким невинным взглядом, что хочется его ущипнуть. – Я люблю вашу дочь. Я буду её беречь. – Ага, – усмехается отчим. – Я же сказал, я всё исправлю, – оборачивается к нему Мирон. – Что исправишь? – выдыхает мама, прикладывая руки к груди и снова глядя то на Мирона, то на Рэма Алиевича. – Алиса Олеговна, вы главное не волнуйтесь, – вздыхает Мирон. – Просто я случайно сжёг дом в деревне. Толкаю Мирона в бок, и он замолкает. Отчим закрывает лицо ладонью и тяжело вздыхает. – Вы же в парк-отеле были? – смотрит на меня мама, медленно прикладывая ладонь к губам, а потом снова смотрит на отчима. – Рэм? – Лапуль, они меня задрали ссориться. Я им устроил небольшое… приключение. – Вы что, одни в деревне жили? – ошарашенно смотрит на меня мама. – Ну… – пожимаю плечами, – недалеко егерь живёт. С собаками. Всё было очень хорошо, мам. Нам очень понравилось. – “А в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо”, да, Рэм? – шагает мама к нему, сжимая кулаки. – А если бы с ними что-то случилось? – Ну, не сердись, лапуль, – миролюбиво поднимает он руки. – Мы не хотели тебя волновать. Самое страшное уже случилось. Максимум – бабкой станешь через девять месяцев. – Ты беременна? – ахает мама с какой-то новой для меня интонацией и опускается на стул. Я вижу в её глазах испуг, но в то же время в её голосе сквозит что-то трогательное и сентиментальное. – Нет, мам, – присаживаюсь перед ней на корточки и беру за руки. – Нет. Мы пока не планируем детей. – Девочка моя… – вдруг всхлипывает мама и обнимает меня. – Прости, пожалуйста. Я очень рада. Просто как-то неожиданно. Ты же для меня всё ещё маленькая. – Не плачь, пожалуйста, – прошу её виновато. – Тебе нельзя волноваться. – А узнавать последней о свадьбе дочери можно? – укоризненно всхлипывает она, всплеснув руками. – О какой свадьбе? – на кухню заходит Злата. – Ну вот, видишь, лапуль, не последняя, – притягивает к себе сестру Рэм Алиевич и смотрит на неё. – Мирон женится. – На ком? – серьёзно уточняет Злата. – На Забаве. – Ого. – Растерянно смотрит она на меня. – Ты же его ненавидишь? Усмехаюсь. – Знаешь, есть такая хорошая поговорка: “От любви до ненависти один шаг”? – вздыхает отчим. – Вот у Забавы и Мирона – наоборот. – Как-то не очень звучит, – корчит она кислую мордочку. – Лет через десять с тобой на эту тему поговорим, – кивает ей Рэм Алиевич. – Тогда всё поймёшь. – Мирош, – встаёт мама и тянется, чтобы обнять Мирона. Он послушно склоняется к ней. – Ты только не обижай её, пожалуйста. – Не обижу, – коротко улыбается Мир и аккуратно обнимает ее в ответ. – Надо это как-то отпраздновать, – растерянно оборачивается она к Рэму. – Сходишь за тортом? – Только если ты обещаешь, что после чаепития голову мне не откусишь, – смотрит он на неё пристально. Мама закатывает глаза и качает головой. – А это как так получается, что Мирон мне брат, а Забаве нет? Она что, приемная? Давлюсь чаем и смотрю на Злату. – Нет, Забава просто взрослая, поэтому я уже не могу ее удочерить, – приподнимает бровь отчим и строго смотрит на сестру. – А, ну ладно, – пожимает она плечами. – А вы заявление уже подали? – мама смотрит на меня пытливо, будто все еще не может до конца поверить в происходящее. Киваю. – На апрель. Ты успеешь родить до свадьбы. – Да мне бы завтра не родить с такими темпами! – закатывает она глаза и вдруг ахает, схватившись за живот. Мы с отчимом одновременно подпрыгиваем из-за стола. 44. Забава – Нормально, нормально всё, – выдыхает мама и отрицательно машет рукой. – Пнул под ребро просто. – Да вы меня с ума сведёте! – тихо рычит Рэм Алиевич и падает обратно на стул. – Так тебе и надо, – обиженно отзывается мама, потирая живот, но потом все же берет его руку и сжимает в своей. Я тоже обессиленно опускаюсь обратно. Мирон тут же притягивает меня к себе и, обняв, поглаживает по плечу. Мне уже хочется сбежать как можно скорее. – А вы с Мироном здесь будете жить? – смотрит на нас Злата, запихивая огромный кусок торта в рот. – Нет, у меня, – улыбается ей Мирон. – Тогда я перееду в комнату Забавы, можно? Там места больше. – Можно, – улыбаюсь. – Нет, комната Забавы останется её комнатой, – перебивает меня отчим. – Вдруг… им с Мироном захочется приехать к нам в гости. Понимаю, что он имел ввиду совершенно другое: что я могу вернуться домой в любое время, если что-то пойдёт не так. И от этого внезапно мне становится очень тепло на душе. А Мирон лишь скептически вздыхает, тоже явно поняв, о чём речь. После чая мы вместе с Мироном собираем мои вещи на первое время. К нам в комнату то и дело забегает Злата. Дарю ей безделушки, которые не планирую забирать с собой. И она, довольная, утаскивает к себе в комнату всякие блокнотики, сувенирчики, бижутерию. Как только она уходит, Мирон притягивает меня к себе и крепко обнимает. Таю в его руках. Только встаю на цыпочки, чтобы поцеловать, как дверь распахивается, и в комнату заходит мама. – Ой, простите, – смущённо отворачивается она, и мы тоже резко отстраняемся друг от друга, будто пойманные на чём-то постыдном. – Всё хорошо, мам, – улыбаюсь и чувствую, как щёки начинают краснеть. – Я тут подумала… может быть, вы хотите жить с нами? – виновато разводит она руками. – Квартира большая. Я прямо чувствую, как напрягается Мирон, крепче сжимая мою руку. Но молчит, давая мне возможность самой сделать выбор. – Нет, мам, всё же мы лучше будем приезжать к вам в гости, – вздыхаю, и она понимающе кивает. – Не волнуйся, мы справимся. Завтра днем заедем, поможем накрыть на стол. Мирон выносит пакеты на улицу и возвращается обратно в тот самый момент, когда я прощаюсь с родными. Мама всхлипывает, обнимая меня. – Как же ты так быстро выросла? – отстраняется она и гладит меня по волосам. Сглатываю ком в горле. В носу начинает пощипывать. – Так, Олеговна, – тянет её к себе отчим, – прекрати сырость разводить. Можно подумать, они на другую планету переезжают. Быстро прощаемся и уходим. Молча спускаемся с Мироном по лестнице, выходим на улицу и садимся в машину. Смотрим друг на друга и одновременно облегченно выдыхаем. – Капец, – усмехаюсь. – Ага, – соглашается он. – Я как представил, что мы будем жить все вместе, мне аж поплохело. Смеюсь, а Мирон притягивает меня к себе. – Наконец-то мы вдвоём, – шепчет, поглаживаясь губами о мои и втягивая меня в медленный, страстный поцелуй. – Я соскучился. Хочу тебя. – Мир, нет, – рычу ему в губы сердито, потому что он тянет меня за руку и кладет мою ладонь себе на пах, но пальцы сами сжимаются на оттопыривающейся ширинке. – Я здесь не буду. Мне надо в магазин. Прекрати. – Зачем тебе в магазин? – Надо. – Зачем? – не унимается он, сжимая мою ладонь и сильнее толкаясь в нее. – Тебе за подарком, – сдаюсь. – Ммм, – улыбается Мирон, отстраняясь, – можно это будет эротическое белье? – Носки с оленями, – бурчу сердито, а он громко хохочет, выворачивая руль. В торговом центре мы разделяемся. Я не хочу чтобы Мирон видел свой подарок раньше времени. Решаю купить что-то памятное. Нахожу отдел с украшениями и выбираю понравившийся массивный браслет из кожи и серебра. Прогуливаясь мимо многочисленных витрин в поиске чего-нибудь интересненького, замечаю магазин белья и, притормозив, закусываю губу. Намек был понятен. И мне хочется сделать Мирону приятно, однако как-то неловко при консультантах выбирать себе очень откровенные вещи. Я бы лучше заказала с примеркой, просто времени уже в обрез. С другой стороны: не я первая, наверное? В экстренном случае, можно просто больше не приходить в этот магазин, да и все. Созваниваемся с Мироном, когда заканчиваю с подарками. Встречаемся на парковке. Он первым делом крепко обнимает меня, но я замечаю, как краем глаза пытается разглядеть, что в пакетах. – Эй, так не честно! – прячу от него покупки, а он настырно тянет мою руку обратно. – Я сейчас обижусь! Возимся возле машины, глупо хихикая. – Мирон! – топаю ногой, когда он все же отбирает у меня пакеты. – Да я просто в машину уберу, – вздыхает он страдальчески и правда убирает пакеты на заднее сидение. Интересно, а мне он что-то подарит? Интересно, что? – Что делал, пока меня не было? – как бы невзначай уточняю, когда трогаемся обратно. – В машине ковырялся, – отмахивается он, и я замолкаю. Не, ну даже если ничего не приготовил, я переживу. Мужчины, они же не очень внимательные в этом плане. Хотелось бы, конечно, какой-нибудь сюрприз, но это не главное. Вернувшись домой, первым делом раскладываем мои вещи. Мирон мне освобождает часть полок в шкафу, а я тут же заполняю их своими пожитками. – Ммм, – тянет он игриво, доставая из пакета мою розовую пижаму, – как зефирка. Мне нравится. – Дай сюда, – забираю ее у него из рук и, пока убираю, слышу смешок. Оборачиваюсь. Мирон уже разглядывает охапку моих трусов, сжимая их в кулаке. – Блин, даже с сердечками есть? – Мирон! – тяну руку, но он не отдает мне белье, продолжая разглядывать его. – Отдай. – Неа, я еще не все рассмотрел. Мне с бантиком на заднице понравились. Это мои фавориты пока. Закатываю глаза. – Детский сад. – достаю из пакета другие вещи и отворачиваюсь, а когда поворачиваюсь, мои трусы с сердечками уже у Мирона на голове. – Да блин! Пытаюсь отнять их, но Мирон ловко уворачивается. Безрезультатно прыгаю под его комментарии. Валю дурака на кровать, а он будто этого и добивался.Тут же переворачивается вместе со мной, подминая под себя. Позволяет стянуть несчастные трусы и молча разглядывает, как я бешусь. – Тебе нравится, да? – рычу. – Что? – улыбается он невинно и пытается меня поцеловать, но я уворачиваюсь. – Ладно, нравится. Ты такая красивая, когда злишься. – А если я с тобой разговаривать не буду, тебе понравится? – фыркаю. – Только если в этот момент мы будем целоваться, – шепчет Мирон, устраиваясь поудобнее у меня между бедер и толкается, давая прочувствовать свое желание. – Мирон, – выдыхаю, – утром все было. – Уже вечер, – мурлычит он и все-таки ловит мои губы своими. – Я, конечно, могу потерпеть до ночи, если ты мне покажешь мой подарок. – Нет, это сюрприз. – ворчу. – Ну пожалуйста, – шепчет он, поддразнивая меня поцелуями, – я завтра сделаю вид, что ничего не видел. – Так не интересно, – возмущаюсь и взвизгиваю, потому что он кусает меня за жилку на шее. – Ладно! – Только обязательно с примеркой, – добавляет он быстро и отстраняется. Усмехаюсь и встаю с кровати. Я была к этому готова. – Хорошо, – лезу в пакет и достаю коробку, кидаю Мирону в руки. – Сам напросился. Мир подозрительно косится на меня и приподнимает бровь. Закусываю губу, чтобы не засмеяться, потому что ради шутки купила мужское эротическое белье. Он же не уточнял, какое именно нужно, когда загадывал желание. – Да ну нет! – выдыхает он растерянно, доставая из упаковки сетчатые трусы-боксеры и такую же прозрачную майку. – Обязательно с примеркой. Там еще бабочка и манжеты. – подмигиваю ему. 45. Забава – Да блин, Забава! – встает Мирон с кровати, сжимая в руках подарок. – Так не честно. – Честно-честно, – усмехаюсь и глажу его по груди, пристально глядя в глаза. – Иди, примеряй. А я, так уж и быть, тоже надену что-нибудь… ммм, интересное. – Так у тебя еще что-то есть? – глаза Мирона вспыхивают возбужденным блеском. – Есть, – шепчу и, встав на цыпочки, коротко целую его в губы. – Иди в ванную. Переодевайся. – Ооо, другое дело, – Мирон прижимает меня к себе за талию, но я выкручиваюсь, потому что иначе он не уйдет. Когда дверь ванной закрывается, я бегом вытаскиваю из пакетов белье и переодеваюсь. Достаю бигуди и быстро накручиваю несколько штук себе на волосы. Надеваю большую хлопковую ночнушку из ситца и один необычный аксессуар под нее. Я умею удивлять, при желании. И фантазии у меня не занимать. Слышу из ванной сдавленный смех. Смотрю на себя в зеркальную дверцу шкафа и тоже глупо хихикаю. Закрываю дверь в комнату и сажусь на кровать в ожидании. Наконец, щелкает замок и раздается стук. – Забава, – выдыхает Мирон из коридора. Судя по голосу, он близок к истерике. – Ты готова? – Готова, – включаю на телефоне медленную, горячую композицию. Дверь открывается. Мирон заходит в комнату. Костюмчик оказался ему маловат. Трусы, кажется, вот-вот треснут по швам, а майка натянулась на груди и оголила пресс. Закрываю рот ладонью, давясь смехом. Мирон делает пару шагов и с диким ржачем оседает на пол. – Что это? – шепчет в истерике, тыкая пальцем в ночнушку. – Я не могу. – Тебе что, не нравится? – закидываю ногу на ногу и из-под одежды игриво выглядывают панталоны. В песне начинается припев. Мирон подползает ко мне на четвереньках и утыкается лбом в мои колени. Рыдает от смеха, сжимая руки на моих бедрах. Обнимаю его за голову. Сидим и ржем как два идиота, до слез. – Я, – поднимает он взгляд на меня, но снова утыкается лбом в мои ноги и сдавленно хохочет. – Что? – обнимаю его лицо ладонями и вытираю влажные от слез щеки. – Люблю тебя, – выдыхает Мирон со стоном, шмыгая носом. – Я с детского сада не рыдал. Снова хохочем, обнимаясь. – И такой тоже любишь? – шепчу, вытирая мокрый нос. – Любой, – сжимает он меня в объятиях, забираясь руками под ночнушку и срывая ее. – Но без этого лучше. Замечает черный, прозрачный, очень открытый бюстик и тут же прекращает хохотать. Пристально разглядывает его, облизнув пересохшие губы. – Так мне больше нравится, – возбужденно ухмыляется и притягивает меня к себе за талию, покрывает поцелуями кожу груди вдоль кружева. Оттянув пальцем мягкую чашку, накрывает губами сосок и я, с тихим вздохом, зарываюсь пальцами в его мягкие волосы на затылке. Чувствую, как по телу, будто легкие разряды электричества, пробегают предвестники удовольствия. Губы Мирона жадно сдавливают чувствительную плоть, заставляя шипеть от удовольствия. Вдоволь наигравшись с моей грудью, он мягко давит мне на плечо и я падаю спиной на кровать. Мирон ловко стаскивает с меня панталоны и разглядывает открытые трусики, поглаживая их ладонью. – Нравятся? – шепчу, закрывая глаза от смущения, но не мешаю ему. – Очень, – отзывается Мирон хрипловатым голосом. – Особенно вот эта часть. Он проводит пальцами вдоль разреза на самом интимном месте, раскрывая мои влажные от возбуждения половые губы. Медленно поглаживает, распаляя желание и заставляя сжиматься от предвкушения. Все тело выкручивает от его ласк. Вздрагиваю от неожиданно теплого прикосновения к клитору и ахаю, сжимая в кулаках плед. – Мирон, – шепчу дрожащим голосом и приподнимаю голову, чтобы понять, что мне не показалось. Падаю обратно, закусывая кулак и жмурясь, потому что Мирон нагло втягивает мой пульсирующий бугорок в рот и сжимает его языком так сладко, что вырывает из моей груди стон. Мозг требует прекратить это безобразие, и я даже тянусь к голове возлюбленного, чтобы отстранить его, но вместо этого лишь слабо поглаживаю волосы, улетая от нежных движений его языка. Стыдно, но невероятно хорошо. Гораздо сильнее хорошо, чем стыдно. Мычу, стиснув зубы от того, насколько мне приятно. Напрягаюсь всем телом, вздрагиваю и после обмякаю. Чувствую, как поцелуи поднимаются выше, по моему животу, талии – и вот уже довольное лицо Мирона появляется в поле моего зрения. – Упрямый, – шепчу, обессиленно улыбнувшись, и тут же получаю страстный поцелуй, отчего жар снова разливается по телу. – Мы как кролики, – стону, отрываясь от губ Мирона, когда он коленом раздвигает мои ноги и плавным толчком погружается во влагалище. – Я бы с тобой вообще из кровати не вылезал. – усмехается он, нависая сверху и жадно разглядывая меня. Стаскиваю с желанного тела дурацкую сетчатую майку, покрываю поцелуями напряженные плиты груди и твердые соски. Я бы тоже. Только вслух это озвучивать опасно. Так и новый год можно пропустить. И, несмотря на то, что я не говорю ничего, мы ложимся спать только глубокой ночью. Потому что после нескольких горячих, быстрых и не очень, подходов, обнаруживаем запутавшиеся в моих волосах бигуди, и Мирон спасает мою шевелюру от незапланированного похода в парикмахерскую. 46. Забава Утро наступает поздно. В обед. И, раз уж мы обещали родителям зайти в гости, то быстро завтракаем с Мироном и начинаем собираться. Одеваемся в спортивные костюмы, так как после запланировали поездку к друзьям Мирона за город. Но я всё равно делаю лёгкий макияж и укладываю волосы, чтобы выглядеть более нарядно. Мирон пристально меня разглядывает, когда я выхожу из ванной. – Что? – улыбаюсь ему, немного смущаясь. – Да вот думаю, – вздыхает он, притягивая меня к себе. – Ты такая красивая, что мне придётся не отходить от тебя ни на шаг, чтобы никто не украл. – Да ладно тебе, – улыбаюсь и тянусь к его губам, вставая на цыпочки. – Как бы это мне не пришлось охранять тебя, а то приедет какая-нибудь Крис. Мирон цокает языком и закатывает глаза. – Ребята сказали, что вроде как она не поедет, – смотрит на меня серьёзно. – Но если ты боишься, то мы можем не ехать. Теперь уже я закатываю глаза. – Да не боюсь я твою Крис, – усмехаюсь. – Просто она меня бесит. – Там будет много классных ребят и их девчонок, – вздыхает Мирон. – Они реально хорошие. – Ты про Крис тоже так говорил, – вздыхаю, но тут же целую его снова. – Ладно, я верю, что у тебя отличные друзья. Просто я не очень общительная и мне трудно заводить новые знакомства. – Привыкла там у себя на работе общаться с людьми на уровне их пояса? – усмехается Мирон, а я щипаю его за бок. Отчим устроил мне отпуск на все новогодние праздники. И я не могу сказать, что очень соскучилась по своей работе. Всё же я пошла по стопам матери лишь потому, что лечебное дело – это стабильность, а мне очень было нужно поддержать её и больную сестру. А теперь я часто думаю о том, что если бы всё вернуть обратно, я бы, наверное, выбрала что-то другое. – Ладно, уже пора выходить, – вздыхает Мирон и отстраняется. – Если тебе не понравится на природе, то мы просто уедем. И мне всё равно, будет там Крис или нет. Мирон решил быть за рулём, чтобы не суетиться в поисках такси. Поэтому мы садимся в машину и едем домой помогать накрывать на стол и провести время с семьёй. Дом нас встречает музыкой и шумом. Кажется, мама решила провести генеральную уборку, потому что я слышу пылесос и громкие переговоры родителей. – Я сказал – отдай! – раздаётся грозный голос Рэма Алиевича. – Совсем с ума сошла? Ещё роди мне на Новый год. – Веселье начинается, – играет бровями Мирон, глядя на меня с усмешкой. – Пошли разнимать? – О, Забава и Мирон! – улыбается Злата, выглядывая из комнаты. – Что там мама с папой поделить не могут? – смотрю на неё. – Кто шторы вешать будет, – усмехается она. – А я пылесошу. – А мы тебе подарки принесли, – улыбаюсь, глядя на неё. Вручаю сестре пакет, в котором лежит красивый домашний костюм, косметика и украшения. Купила все это, потому что вижу, как в ней просыпается женственность. – Мы с Забавой сами повесим шторы, – слышу голос Мирона из комнаты. Иду следом за ним. Смотрю на насупленных родителей и вздыхаю. – Мам, ну вообще-то тебе на самом деле не стоит рисковать, – смотрю на нее строго и ловлю на себе благодарный взгляд отчима. – Я беременная, а не больная, – фыркает она, складывая руки на груди. – Я, помнится, на ОМОН нарвался, когда в твое отделение к просто беременным попал. – тут же хмурится отчим, зеркаля позу мамы. – Они лежали на СОХРАНЕНИИ. – оборачивается к нему она. – Все, хватит! – влезаю между ними. – Идите салаты делайте, мы сами справимся. – Да он уже все готовое заказал и привез! – обиженно смотрит на меня мама. – Мне вообще делать ничего нельзя! – Мам, извини, но тут я на стороне Рэма Алиевича, – глажу ее по животу. – Сложные вторые роды в анамнезе, Злата родилась раньше срока. – В этот раз все будет хорошо, – отрезает она резко, и у меня складывается ощущение, что ведет так себя, потому что боится. Боится, что что-то пойдет не так опять и пытается отвлечься всеми силами. – Надо бы вам с Рэмом Алиевичем съездить в какой-нибудь дом отдыха, вдвоем, на недельку. А мы бы со Златой посидели. – Тимбилдинг, – добавляет Мирон и отчим с усмешкой фыркает. – Алиса Олеговна, а можно вас попросить приготовить омлет, как тогда, когда я гостил у вас? А то мы с Забавой не успели позавтракать. Вкусный такой был! – Конечно, Мирош, – тут же реагирует мама на просьбу Мирона и уходит на кухню. – Это, типа, я тебя не кормлю? – хмурюсь. – Это, типа, развлечь Алису Олеговну, – сердито шепчет он и выходит из комнаты. – Спасибо, – вздыхает отчим. – Рэм Алиевич, не злитесь на нее, – оборачиваюсь к нему. – Она просто очень волнуется, я уверена. – Да я все понимаю, – жалуется он шепотом, склоняясь ближе ко мне. – Но что делать-то? Я ж не могу разрешить ей вешать эти шторы! А мне она не дает вешать, потому что не так сделаю. – Придумайте ей… хобби. – улыбаюсь ему. – Я как-то видела, что она увлекалась видео, где показывали роспись по ткани. А мама, кстати, очень неплохо рисует. Отчим внезапно обнимает меня резко, порывисто, но тут же отстраняется, будто и сам не ожидал от себя подобного. – Так, я в магазин на полчасика. Скажешь, что за мороженным пошел, если что? Повесив шторы и позавтракав во второй раз, дарю маме подарок. Мирон тоже тянет большой пакет, от себя. Так уж получилось, что мы оба приготовились к новому году заранее. Забаве он подарил какую-то игру для приставки. Кажется, его подарку она рада не меньше, чем косметике. Тот самый возраст, когда уже начинают нравиться мальчишки, но в куклы поиграть тоже заходит неплохо. – Как мило, – улыбается мама, доставая из пакета подушку для беременных. – Я как раз думала о такой. Затем распаковывает мой. Там духи для нее и бежевый комплект для новорожденного. – Какая прелесть, – восхищается она, разглядывая детские вещи и всхлипывает. – Это так трогательно. Мы вам позже подарим, когда Рэм вернется. Мне непривычно видеть маму такой сентиментальной. Я помню ее во вторую беременность. Ничего подобного и близко не было. А сейчас, видимо, отчиму все же удалось ее расслабить. Ну, или гормончики пошаливают. Когда возвращается Рэм Алиевич, мы накрываем на стол и сразу же садимся провожать старый год. Посиделки проходят довольно мирно. Отчим и мама первое время немного цепляют друг друга, но потом все потихоньку перерастает в шутку и новогоднее настроение начинает чувствоваться куда более ярко. Выдыхаю с облегчением и смотрю на Мирона. – Поехали? – уточняет он, глядя на часы. Киваю. Простившись с родными и пообещав Злате взять ее к нам в гости и сходить вместе в кино на каникулах, забираем свои подарки и трогаемся к друзьям Мирона. Я немного волнуюсь, несмотря на то, что Мирон уже не первый раз убеждает меня, что все будет хорошо. Немного скребет по нутру. Отъехав довольно далеко от города, мы сворачиваем в какой-то поселок и тормозим перед шлагбаумом на пропускном пункте. Проверив список, охранник пропускает нас внутрь и Мирон паркуется на большой стоянке. – Все хорошо? – смотрит он на меня, заглушив двигатель. Киваю ему и с улыбкой достаю из кармана коробку с браслетом. С замиранием сердца наблюдаю, как он нетерпеливо разрывает упаковку, достает свой подарок и, улыбаясь, сразу же надевает его на руку. – Нравится? – смотрю на него. – Офигенски! – притягивает он меня к себе. – Пошли, что покажу. Выходим из машины и огибаем ее. Мирон открывает багажник и я вижу в нем приютившегося огромного белого медведя. – Возьмешь с собой или пусть тут лежит? – Пусть тут, но можно посмотрю? – улыбаюсь. Достаю медведя и тискаю его. Мне никогда не дарили такие вещи мальчики. Не было у меня этих всех конфетно-букетных периодов и сейчас мне безумно приятно испытать то самое чувство романтики и эйфории от милого знака внимания. – И еще, – Мирон достает из кармана золотую цепочку с кулоном в виде знака бесконечности, надевает мне на шею. – Это же стоит как крыло от самолета! – выдыхаю растерянно. – Я могу себе это позволить, – шепчет Мирон мне в губы и притягивает меня к себе рукой за талию, другой рукой запихивая медведя обратно в багажник. – Если захочешь крыло от самолета, тоже куплю. – Как мило, – раздается возле соседней машины и мы одновременно оборачиваемся, потому что это голос Крис. 47. Забава — Привет, — коротко и довольно равнодушно улыбается она, вылезая из соседней машины. — С наступающим. Следом за ней с водительского сиденья вылезает парень. Судя по тому, что они с Мироном не здороваются, это не его друг. Крис демонстративно обнимает своего спутника, страстно целует, и они направляются в сторону домиков. Несмотря на то, что она ведёт себя довольно сдержанно для обиженной, мне кажется, что её улыбка слишком наигранная. — Вот видишь, всё нормально, — усмехается Мирон. – Уже переключилась. — Тебе не показалось, что она назло тебе поцеловала этого парня? — поднимаю на него хмурый взгляд. — Мне всё равно, — смотрит он на меня с улыбкой и надевает мне капюшон на голову, потому что на улице начинает идти снег. — Но даже если и так... Я тебя предупреждал, что Крис демонстративная. Вздыхаю и киваю. Мирон берёт меня за руку, и мы, не торопясь, идём в поисках дома, который сняли друзья Мирона. Крис и её новый жених идут уже далеко впереди. — Здесь красиво, — оглядываюсь по сторонам. База отдыха находится далеко от города. С одной стороны я вижу большой заледенелый водоём, а с другой её окружает густой хвойный лес. Сами домики, подсвеченные уличными гирляндами, стоят между высоких деревьев, утопая в снегах и создавая ощущение сказки. — Ничего не сжимается внутри от воспоминаний? — усмехается Мирон. — Знаешь, я не думала, что меня так быстро отпустит, но сейчас у меня только самые приятные воспоминания о деревне, — крепче сжимаю его руку. Добравшись до нужного дома, Мирон открывает передо мной дверь и пропускает меня вперёд. Тут же слышится шум музыки и весёлый смех. Видимо, все уже отмечают праздник. — О, ну наконец-то! — выходит к нам какой-то парень и пожимает Мирону ладонь, а затем с интересом смотрит на меня и протягивает руку. — Семён. — Забава, — тяну руку ему в ответ, и он, вскинув брови в молчаливом удивлении, пожимает её. — Какое редкое имя, — наконец находит что сказать и жестом приглашает меня проходить. Несмело иду вперёд, пока Семён преграждает дорогу Мирону и что-то шёпотом спрашивает. — Там больше нет, — слышу недовольный тихий голос Мирона и оборачиваюсь. Он уже догоняет меня, отстранив друга и, обняв меня за плечи, заводит в комнату. Это большое помещение, в котором стоят деревянные столы и лавки. Тут же находится кухня и холодильник с диваном. Этакая столовая-гостиная для большой компании. — Мы сняли дом сразу с комнатами, — рассказывает Семён Мирону. — Хотели так изначально сделать, но не было вариантов, а потом кто-то отказался перед самым Новым годом. Так что можете проходить на второй этаж и занимать пустую комнату. — Отлично, — кивает ему Мирон и ведёт меня знакомиться с остальными друзьями. В принципе, для мажоров и деток богатых родителей ребята вполне сносные. Да, в них чуть больше пафоса, чем стоило бы, но они довольно приветливые и весёлые. Хотя шутки у них тоже своеобразные. Я больше наблюдаю, чем общаюсь. Но меня то и дело втягивают в разговор. — А чем ты занимаешься? — спрашивает меня платиновая блондинка с невероятно красивыми мелкими кудряшками. Кажется, её зовут Карина. — Работаю в больнице, — пожимаю плечами. — А кем? — Медсестрой в гинекологическом отделении. — Ого! — округляет она глаза. — Медиков у нас в компании пока не было. — Теперь есть, — хмыкает Мирон довольно с гордостью в голосе. Разговариваю с ребятами, но то и дело поглядываю на Крис. Стукнулась она в деревне сильно. Я думала, что синяк будет на всю щеку, но, видимо, она нанесла большой слой тонального средства, потому что ее лицо ровного светлого тона. После пары бокалов шампанского я чувствую, как напряжение понемногу отпускает. Мы уже более раскрепощенно общаемся с друзьями Мирона. Разве что Крис будто бы ревнует повышенное внимание к моей персоне и то и дело вклинивается в наш диалог. В очередной раз это происходит на улице, куда мы вышли всей гурьбой, чтобы пожарить шашлык. — Она всегда такая активная и шумная или это на меня реакция? — тихо спрашиваю у Мирона, когда мы отходим к костру. Он подкидывает дрова и косится в сторону громко хохочущей и подтанцовывающей девушки. — Кажется, она просто уже поднакидалась, — выносит вердикт Мирон со вздохом и смотрит на меня. — Тебя это напрягает? Хочешь, пойдем погуляем? Или в номер?.. Или уедем. — До нового года осталось совсем чуть-чуть, — усмехаюсь. — Что мы, не потерпим? Тем более, она вроде как нас игнорирует. А остальные ребята реально веселые. — Я же говорил, что они тебе понравятся, — довольно улыбается Мирон и наливает нам в бокалы холодное шампанское. — С наступающим? — С наступающим, — улыбаюсь ему в ответ и прижимаюсь к груди. Слушаю спокойное, гулкое биение сердца возлюбленного и прикрываю глаза от удовольствия. Я встречаю новый год с самым лучшим мужчиной на свете. Моим будущим мужем. — Здравствуйте, товарищи отдыхающие, — раздается голос с дороги и мы все, как по команде, оборачиваемся и замолкаем. Музыка, доносящаяся из дома, внезапно начинает казаться крайне неуместной, потому что на наш участок заходит трое полицейских. В душе заново поднимается тревога. Пульс ударяет в виски. — Володину где могу найти? — озирается тот, что вошел первым, а мое сердце ухает в пятки и замирает. Потому что Володина — я. 48. Забава — Это я, — отзываюсь в звенящей тишине, и полицейские направляются в мою сторону, а я сжимаю вмиг заледеневшие пальцы в замок. — А что случилось? — хмурится Мирон и пытается задвинуть меня за себя. В мыслях проносятся самые страшные варианты. — Вы нанесли увечья гражданке Черновой Кристине Андреевне. Ушиб мягких тканей лица, сотрясение. – перечисляет полицейский, а у меня внутри будто разливается кипяток. — Какое сотрясение?! — не сдержавшись, вскрикивает Мирон, оборачиваясь на Крис и показывая в её сторону рукой. — Вот она, ваша "пострадавшая" — шампанское бухает! Крис, ты вообще с катушек слетела? — А не надо было за моей спиной с этой сукой встречаться! — взвизгивает она, бросаясь к нему. — Мы с тобой не встречались! — повышает голос Мирон, делая к ней пару шагов навстречу и преграждая путь ко мне. Крис врезается в его грудь кулаками. — И никогда не стали бы встречаться, потому что ты назойливая, как репейник, — добивает он её жестоко. — И ведёшь себя как глупая, избалованная идиотка! Пока я завороженно смотрю на этот неприятный концерт, пока к Крис и Мирону подбегают друзья, я вдруг чувствую, как по моему запястью скользит холод стали. — Эй! — испуганно оборачиваюсь к полицейскому и смотрю на свою руку, на которой защёлкнулся наручник. — За что? Я же даже сопротивление не оказываю! — Моё дело маленькое, — фыркает страж закона и тянется ко второй моей руке. Одёргиваю её. — Вы охренели? Мирон подбегает к нам и отталкивает от меня полицейского. — Нападение на сотрудника! — рычит он, отшатнувшись, а двое других из патруля направляются к нам. — Его не трогайте, он ни при чём! — кричит Крис, пытаясь вырваться из рук друзей. — Его нельзя забирать в участок! Мирон смотрит на неё бешеными от ярости глазами, а потом внезапно защёлкивает свободный наручник на своей руке. Замираю растерянно. — Да твою ж мать! — рычит главный и зло зыркает на всех нас, доставая ключ из нагрудного кармана. Снова не успеваю ничего понять, как Мирон дерзко выхватывает у него ключ и с размаху бросает в сугроб. Полицейские оборачиваются на траекторию, но в темноте увидеть, куда он приземлился, просто нереально. — Я сейчас тебя пристрелю! — устало выдыхает один из них. Друзья Мирона бросаются нам на помощь, пытаются как-то урегулировать конфликт, но полицейские остаются непреклонными. — Да что вы, не понимаете, что это заказ? — усмехается Мирон, глядя на друзей, сжимает мою руку и тянет за собой в сторону выхода. — Пойдём. Лучше в КПЗ, чем с этой дурой в одной компании. До встречи в новом году, ребят! — Прости, что втянул тебя в это, — вздыхает Мирон, когда мы садимся в машину полиции. — Честно, я не ожидал от неё такого. — Не переживай, пожалуйста, — смотрю на него и свободной рукой глажу по щеке. — Главное, что мы вместе. — Кстати, — усмехается Мирон, — теперь ты в нашей криминальной семейке. Боевое крещение, так сказать. — Похоже, нам придётся свадьбу делать в гангстерском стиле, — улыбаюсь ему в ответ. — Только Крис звать не будем, ладно? — Эй, голубки, хватит там ворковать! — сердито бросает полицейский, оборачиваясь. — А то что? — тут же повышает голос Мирон. — Премию не дадут? Тебе и так не дадут. Скажи спасибо, если погоны не снимут. — Блядь, как задолбали эти детки депутатов, — слышу тихий злой шёпот. Устало закрываю глаза и жмусь к широкой груди Мирона. — Я тебя люблю, — шепчу ему негромко. Чувствую, как он крепче сжимает меня в объятиях. — Что, искать запасной ключ от наручников? — уточняет один из наших пленителей, когда мы входим в здание ОВД. — Пусть так посидят, — отмахивается главный и кивает нам следовать за ним. — Новый год через час. Нужно ещё старый проводить. Чуть не пропустили из-за дочки Чернова. Потом расстегнём этих. Оглядываюсь, когда нас заводят в камеру изолятора. Впервые попадаю в такое место. Выглядит не очень: маленькое узкое помещение с лавкой возле окна с решёткой и какая-то клетушка в центре — видимо, для особо буйных. Железная дверь с гулким ударом закрывается за нашими спинами, и слышно, как со скрежетом поворачивается ключ в замке. Мирон ведёт меня к окну, опускается на лавку и сажает меня на руки. Достаёт телефон, который у нас никто не забрал. Включает камеру и поднимает вверх наши руки с наручниками. — Улыбайся, — командует он мне. — Менты нас окольцевали раньше, чем сотрудники ЗАГСа. — Да, такие селфи детям и внукам не покажешь, — усмехаюсь, разглядывая наши фото. — Зато твоё желание исполнилось. Ты встречаешь новый год с лучшим мужчиной на планете, — улыбается Мирон и достаёт из кармана... ключ от наручников и мандарин. — Боже мой, — закатываю глаза. — Я выхожу замуж за шулера. Мирон усмехается, молча расстёгивает железные браслеты на наших запястьях, откладывает их на подоконник, а затем невозмутимо чистит мандарин. — Где они, я спрашиваю?! — раздаётся громкий рык, который слышно даже сквозь железную дверь, и мы с Мироном одновременно тяжело вздыхаем, потому что это голос Рэма Алиевича. — Да мы же не знали! — оправдывается кто-то из наших узурпаторов. — Дочка депутата Чернова пострадала, он сказал наказать. — А в итоге пострадали мои дети, да? Кто такой депутат Чернов? — хмыкает отчим и вальяжно заходит к нам в камеру, будто он тут главный начальник. — Кажется, с завтрашнего дня он бывший депутат. Вижу в глазах полицейского панику, а во взгляде Рэма Алиевича — "Как вы все меня достали". — А если я не успею встретить новый год с семьёй, а встречу его в дороге, — оборачивается он к полицейскому, — то ты тоже станешь бывшим полицейским. Что, без приключений никак нельзя было? Так как последняя фраза относится уже к Мирону, то мы встаём и идём к нему. — Да мы вообще тебе не звонили, чтобы не отвлекать, — хмурится он. — Посидели бы до утра. — Зато друг твой позвонил, предупредил. Я из-за тебя из-за новогоднего стола сорвался. — Это из-за меня, — виновато смотрю на него. Отчим переводит на меня удивлённый взгляд, пристально смотрит в глаза, а затем со вздохом обреченно машет на нас рукой и кивает на выход. — Два сапога пара. Уже в машине он спрашивает, что случилось, и мы честно рассказываем ему всё, начиная с деревни. — Завтра Чернов пришлёт свою дочурку извиниться, — кивает Рэм Алиевич, выслушав нас. — А можно только без этого? — хмурится Мирон, а я согласно киваю. — Нахрен нам эти извинения не нужны. Лучше поспим подольше. — Тогда придётся забетонировать ее и пустить в свободное плавание, — задумчиво вздыхает отчим и, с удовольствием поймав на себе наши ошалелые взгляды, подмигивает с улыбкой. — Да шучу я. Так как времени в обрез, едем сразу к родителям. Забегаем домой без десяти минут полночь. Успеваем только скинуть куртки и помыть руки, как слышится речь президента. Быстро разместившись за столом всей семьёй, слушаем пожелания. А после, под бой курантов, разливаем шампанское и загадываем желания. А потом с криками "Ура!" начинаем поздравлять друг друга с наступившим новым годом, едим салаты и смотрим праздничную программу в кругу самых близких и родных людей. А потом мы идем с лучшим мужчиной на свете и младшей сестрой пускать салюты. И я никому не расскажу, что загадала, потому что мои желания слишком детские и наивные. Просто новый год — это тот праздник, когда даже реалисты до мозга костей искренне верят в чудеса. Эпилог Конец апреля порадовал нас хорошей погодой. Снег уже совсем сошёл, а температура воздуха позволяла ходить в футболках и кофтах. Для свадьбы мы сняли большой светлый особняк в центре Москвы с видом на реку. Роспись будет тут же. Я поправляю галстук перед зеркалом и ловлю себя на мысли, что у меня дрожат руки. Не ожидал, что буду трястись перед собственной свадьбой. Мы с невестой готовимся к началу церемонии в разных комнатах. Со мной друзья и отец, с Забавой — женская часть гостей. — Криво завязал, кажется. — хмурюсь, глядя на отражение. — Да нормально всё, — усмехается отец, поправляет мне галстук и пристально смотрит в глаза. — Можешь вообще его снять. Твоя свадьба. Вздыхаю, снова смотрю на себя в зеркало. На самом деле плевать на галстук. Я просто не знаю, как скоротать время до встречи с Забавой. Я её не видел со вчерашнего вечера и уже очень соскучился. — Невеста готова, — слышится из-за двери голос Златы, и я ещё раз поправляю галстук, собираюсь с духом и выхожу из комнаты. Распахиваю соседнюю дверь и замираю на пороге, потому что не могу оторвать глаз от Забавы. Она стоит в центре комнаты и взволнованно сжимает в руках букет нарциссов. Вся будто светится изнутри. Такая красивая и неземная в своём пышном белом платье, что у меня даже перехватывает дыхание. Я долго не мог заснуть ночью, представляя себе, как она будет выглядеть, но даже и близко не предполагал, что настолько сногсшибательно. — Мирон, ты не передумал? А то давай я тебя подменю, — раздаётся сзади голос друга, а я показываю ему фигу и под дружный смех шагаю к своей невесте. Крепко сжимаю ее ладонь, и мы идём рука об руку к большим белым дверям. Старый паркет тихо поскрипывает под нашими ногами. Сзади юморят друзья и подбадривают нас шёпотом. На “три-четыре” легонько толкаем массивные створки и попадаем в большой зал, украшенный цветами и залитый ярким солнечным светом. Играет свадебный марш. Перед нами стоит регистратор и небольшой круглый стол с двумя креслами. А по краям располагаются ряды стульев для гостей. Когда все усаживаются и замолкают, кажется, что в зале нет никого, кроме меня, Забавы и работницы ЗАГСа. — Володина Забава Александровна, вы обвиняетесь в краже фамилии и сердца Царского Мирона Владимировича, — начинает торжественно зачитывать речь женщина, и мы с Забавой растерянно оборачиваемся друг на друга, а сзади раздаются тихие смешки. — Готовы ли вы понести наказание в виде пожизненного лишения свободы без права на условно-досрочное освобождение с конфискацией вашего сердца в пользу потерпевшего? — Готова, — тихо хрюкнув от смеха, громко отвечает Забава. — А вы, Царский Мирон Владимирович, обвиняетесь в особо тяжком преступлении — краже спокойного сна Володиной Забавы Александровны с применением очарования, хитрости и наручников. Готовы ли вы к пожизненному заключению в двухкомнатной камере вместе с Володиной Забавой Александровной и исправительным работам в виде мытья посуды после семейных ужинов? — Готов, — отвечаю уверенно и быстро оборачиваюсь к друзьям. — Вот вы придурки. — А это не мы, — ржёт Семён и кивает мне на отца. Тот невозмутимо смотрит на меня, покачивая новорожденного сына, но по его хитрому взгляду вижу – это дело его рук. — Тогда объявляю, что приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Прошу вас подойти, обменяться браслетами. Подходим с Забавой к подставке для колец и удивлённо смотрим на изящные золотые наручники, лежащие на красной бархатной подушке. Со смешком беру в руки браслет-наручник и защёлкиваю его на запястье Забавы. Она то же самое повторяет со мной. — Можете поцеловать своего сообщника, — заканчивает свою речь регистратор, и мы целуемся под аплодисменты. Конечно же, после этого нам провели классическую церемонию росписи с обменом кольцами, а потом мы отправились в соседний зал на банкет, где нас уже ожидали ведущие и конкурсы, которые, оказывается, были тоже завязаны на нашем приключении в новогоднюю ночь. Например, в банкетный зал мы вошли под "Мурку", а сейчас танцуем свадебный вальс под внезапную "Девочку-пай". К слову, эти неожиданные шуточки внесли в классическую программу праздника именно ту изюминку, которую мы каждый раз будем вспоминать с теплом и нежностью даже спустя много лет. — Интересно, вместо свадебного салюта у нас будет стрельба из пистолетов в воздух? — счастливо смеётся Забава, обнимая меня за шею. — Не знаю, но уже ничему не удивлюсь, — прижимаю её к себе за талию и, приподняв, кружу в воздухе. И я много чего еще не знаю. Например, что спустя время Забава подарит мне сына. А ещё через несколько лет — дочку. Но одно я знаю точно: я ни секунды не пожалею о своём выборе и сделаю всё, чтобы моя семья была самой счастливой на свете. Потому что каждый дарит миру то, чем наполнен. Я наполнен счастьем и любовью, ведь со мной рядом мой неиссякаемый источник — моя любимая жена. И если когда-нибудь меня спросят, в чём смысл жизни, я просто возьму её за руку. Без лишних слов. Потому что вот оно — то самое "долго и счастливо", о котором все мечтают. Не идеальное, не из сказки, а наше — с горячими спорами из-за немытой чашки и бурными примирениями под одеялом. Но когда её пальцы переплетаются с моими, а губы шепчут "Я тебя люблю", — вселенная будто делает глубокий вдох... и замирает на мгновение. Потому что счастье – это видеть себя в отражении глаз любимой.