Все тайные истории должны быть услышаны, даже самые страшные.
После того, как пожар унес жизни деспотичного отца и любимой матери, маленькая Элис переезжает на цветочную ферму своей бабушки. В новом доме девочка быстро понимает, что у заботы есть темная сторона, а у ее семьи – мрачные секреты. И только цветы смогут поведать то, о чем сама Элис не в силах говорить.
The Courier-Mail:
Книга о том, как позаботиться о себе в мире, который способен раздавить даже порожденные им же цветы.
Три факта:
1. Психологический роман о том, какое влияние суровое детство оказывает на взрослую жизнь.
2. О женской стойкости, дружбе и способности преодолевать трудности.
3. Международный бестселлер. По книге снят сериал с Алисией Дебнем-Кери и Сигурни Уивер.
1
Перевод А. М. Федорова.
Публикуется с разрешения издательства Zeitgest Agency при содействии литературного агентства Synopsis
В переводе Юлии Змеевой
This edition published by arrangement Zeitgeist Agency and Synopsis Literary Agency
1. Орхидея «Красный клюв»
Значение: желание обладать
Pyrorchis nigricans | Западная Австралия
Цветет после пожаров. Вырастает из клубней, способных долго лежать в земле. Бледные мясистые лепестки с пурпурными прожилками. Расцветая, окрашивается в черный цвет: лепестки становятся как обугленные.
У окна обшитого сайдингом дома в конце улицы стоял стол, а за столом сидела девятилетняя Элис Харт и думала, как поджечь отца.
На столе из эвкалипта, который смастерил отец, лежала раскрытая библиотечная книга. Книга мифов об огне со всего света. Хотя с океана дул соленый северо-восточный ветер, Элис чувствовала запах дыма, земли и горящих перьев. Она шептала вслух:
Птица феникс ныряет в огонь, и тот поглощает ее целиком; она сгорает дотла и восстает из пепла, пережив обновление, преображение и трансформацию. Она меняется полностью, но остается собой.
Палец Элис завис над иллюстрацией феникса, восстающего из пламени: серебристо-белые перья сияли, крылья распростерлись, а голова запрокинулась. Он готовился запеть свою песнь. Элис отдернула руку, словно сверкающее позолотой красно-оранжевое пламя могло ее обжечь. Порыв свежего ветра принес запах водорослей; в мамином саду раздался предостерегающий перезвон ветряных колокольчиков.
Элис потянулась через стол и прикрыла окно, оставив лишь маленькую щель. Отодвинула книгу, по-прежнему глядя на иллюстрацию, и потянулась к тарелке с тостами, приготовленными несколько часов назад. Откусила намасленный треугольник и медленно принялась жевать остывший хлеб. Вот, допустим, ее отец тоже нырнет в огонь. Что с ним будет? Сгорит ли все плохое, а все хорошее останется? Преобразившись в пламени, станет ли он тем самым человеком, каким бывал иногда, – тем, кто смастерил для нее стол, чтобы она писала свои истории?
Элис зажмурилась и на миг представила, что бушующее море за окном – не море вовсе, а океан ревущего пламени. Достанет ли у нее сил столкнуть в него отца, чтобы пламя окутало его, как феникса из книжки? Что, если он выйдет из огня, встряхнет головой, словно очнувшись от дурного сна, раскинет руки и заключит ее в объятия? «Доброго тебе дня, зайчонок», – скажет он. А может, просто засвистит себе под нос, сунув руки в карманы со смешливой искоркой в глазах. И после этого Элис больше никогда не увидит, как его голубые глаза темнеют от ярости, как бледнеет его лицо, а в углах рта собирается слюна – пена белая, как его бледная кожа. Тогда она сможет сосредоточиться на своих делах и будет читать, откуда дует ветер, выбирать библиотечные книги и писать за своим столом. Преобразившись в пламени, отец Элис всегда будет касаться маминого беременного тела только ласково, и ее, Элис, коснется лишь нежная и заботливая отцовская рука. Но главное, когда малыш родится, он будет баюкать его, и Элис не придется лежать без сна по ночам и гадать, как защитить свою семью.
Она захлопнула книгу. От сильного хлопка завибрировал стол, тянувшийся вдоль всей стены ее комнаты. Над столом два больших окна распахивались в сад, заросший адиантумом, оленерогим папоротником и кристией обратносердцевидной – растением с листьями, похожими на крылья бабочки. Мать ухаживала за этими зарослями, пока ее не доконала утренняя тошнота. Не далее как сегодня утром она пересаживала рассаду кенгуровой лапки в горшки, как ей вдруг поплохело, она согнулась пополам и склонилась над папоротниками. Элис сидела за столом и читала; услышав, как мать тошнит, она вылезла через окно и спрыгнула на клумбу. Не зная, как поступить, крепко взяла мать за руку.
– Я в порядке, – закашлялась мать и сжала руку Элис, а потом выпустила. – Просто утренняя тошнота. Не волнуйся, зай. – Она запрокинула голову, пытаясь отдышаться, и светлые волосы, загораживавшие лицо, откинулись назад и открыли новый синяк, фиолетовый, как море на рассвете. Синяк окружал рассеченную кожу за ухом. Элис отвела взгляд, но слишком поздно: мама заметила.
– Ах, зайчик, – засуетилась она, вставая. – Это я на кухне забегалась и упала. Из-за малыша голова кружится. – Она положила руку на живот, а другой принялась счищать с платья крошки земли. Элис взглянула на молодые папоротники, придавленные ее коленями.
Вскоре родители уехали. Элис стояла на пороге, пока пыль, клубившаяся под колесами отцовского грузовика, не растворилась в голубом утреннем свете. Они отправились в город на плановый акушерский осмотр; в грузовике было всего два места. «Веди себя хорошо, милая», – велела мать и легонько коснулась губами ее щеки. Элис почуяла запах жасмина и страха.
Элис взяла треугольник остывшего тоста и, зажав его зубами, потянулась в сумку с библиотечными книгами. Она обещала маме готовиться к экзамену за четвертый класс, но тренировочный тест, что прислала заочная школа [2] по почте, до сих пор так и лежал на столе в нераспечатанном конверте. Она достала из сумки книгу, прочла название, разжала зубы и думать забыла об экзамене.
2
Заочные школы – не редкость в малонаселенных и неосвоенных районах Австралии; до появления интернета дистанционные уроки проводились по радио. Первые школы по радио появились в 1930-х годах.