— А пол чем мыли? — не поняла Василиса.

Посмотрела внимательно на призрака и вдруг охнула, осененная догадкой:

— Это вы, что ли, швабру новомодную в детском центре взяли? И ведро прямоугольное.

— Красненькое. — Призрак склонил покаянную голову. — Красивое!

Василиса лишь вздохнула в ответ. Ну что ему теперь скажешь? Для дела ведь брал. Да и списана, небось, уже швабра, под Новый год о ней мама рассказывала.

— Теперича в ту дыру, откуда камень, вода течет. Стену точит! — продолжил Прохорыч, тыча пальцем куда-то вверх. — Ох, разрушит она мою келью, ох, разрушит…

Девушка подняла глаза и испуганно вздрогнула. Вверху, почти под потолком, в стене зияла дыра. От входа ее не было видно, а с того места, где Василиса стояла, она очень хорошо просматривалась. Действительно, отверстие было глубоким и подозрительно поблескивало, будто водой смоченное.

— Хорошо, я скажу о камне. Сейчас же! — пообещала Василиса. — Но потом сюда рабочие придут. Вы не будете их пугать?

— Пусть приходят, — разрешил Прохорыч. — Я пока в Федоровскую башню перейду.

Вспомнив о попрыгунчиках, Василиса улыбнулась, но ничего не сказала.

***

По пути домой она то так, то эдак вертела в голове слова о злой пчеле и прочих паразитах. Зная Прохорыча, Василиса не верила, что призрак наговорил ей гадостей просто так. Был он прямолинейным, но отнюдь не пустобрехом. И придумать не мог: книг при жизни Иван не читал, фантазия у него была очень бедная. Первое время, как с Василисой познакомился, только о фузеях и говорил. Девушка даже решила, что он оружием увлечен. И только позже поняла, что больше говорить Прохорычу не о чем. Ничего он толком не знал и не видел в жизни.

Вечером, собираясь к бабушке, она снова вспомнила о словах призрака: вот ведь сказал под горячую руку! А она себе в голову их и втемяшила. Теперь так и будет вспоминать ни к селу ни к городу!

Бабушка жила через дорогу, ее дом был виден с лоджии. Родители потому и купили квартиру в этой новостройке: мама хотела быть рядом, иметь возможность постоянно заходить к бабушке.

Василиса открыла дверь своим ключом и громко позвала:

— Бабуль! Я уже пришла!

— Иди в кухню, — отозвалась она.

Девушка сбросила кроссовки, привычно сунула ноги в персональные тапочки — у них было специальное место на полке — и, подхватив пакет с пирожками, пошлепала в кухню.

Бабушка уже ждала ее — сидела в любимом кресле у окна. Одета в строгое платье, с аккуратно уложенной прической. Стол был накрыт: красивая жестяная коробка с печеньем, тонко нарезанный лимон, чайный сервиз изящного фарфора, нарядные салфетки.

Василиса швырнула пирожки на столик у плиты и радостно подскочила к старушке:

— Привет, бабуль! Как я соскучилась!

Хотела обнять ее, чмокнуть в щечку, но бабушка не далась.

— А ну, подожди! Дай я на тебя издалека посмотрю.

Девушка выпрямилась, недоуменно посмотрела на нее.

— Что, сильно выросла? — пошутила Василиса, а сама уже почувствовала, как неприятно заныл живот. Будто мышцы потянула где-то в районе солнечного сплетения — ныло не очень чувствительно, но неприятно.

Бабушка окинула ее цепким взглядом, прошлась по всей фигуре, будто сканируя:

— Ты себя как чувствуешь?

— По-разному, — уклончиво ответила Василиса, не зная, что ответить.

О своих проблемах ведь в двух словах не скажешь.

— Да вот и мне кажется, что по-разному… — задумчиво проговорила бабушка. — Только не пойму, что в тебе не так. Ты уж извини, в моем возрасте рисковать не хочется: легко заразу какую-то подцепить. Потому и присматриваюсь… Не спеши пока целоваться. Ты все-таки из Петербурга приехала, там разные люди встречаются. А мы с тобой не просто близки, напрямую связаны.

Василиса испуганно замерла, не зная, что сказать. Никогда раньше бабушка так ее не встречала.

— Ты ведь мою побрякушку носишь, не снимаешь?

— Не снимаю, бабуль. Я к ней уже привыкла.

— Значит, это она мне сигнал подает. Перстень мой вдруг горячим стал, ни с того, ни с сего.

Василиса непроизвольно взглянула на руки бабушки, на ее старинный перстень из потемневшего серебра с крупным камнем. Пальцы старушки слегка подрагивали.

— С тобой в последнее время никаких странностей не происходило? — продолжала допытываться она.