— На, хлебни, — протянул мне исправник фляжку. — Только не увлекайся.

Фляжка-то урядника. Увлекаться не стану, но глотну.

О, тепленькая пошла. В том смысле — что на душе потеплело и в башку стукнуло. Захотелось еще, но лучше не стоит. Возвращая емкость исправнику, предложил:

— Так может, сразу до Череповца? Уж, как-нибудь за четыре часа доедем, а там кому-нибудь и сдамся. Пусть даже Федышинскому, если он руки помоет.

Отставной статский советник неплохо управлялся с лечением в Паче. Помню, как он пользовал мальчишку, напоровшегося на зубья бороны. Авось, раненую руку мне не отрежет.

— Нет, дружище, — покачал головой исправник. — Тебе день-другой отлежаться нужно. И не доедем мы за четыре часа. Шесть клади, а то и больше. Я сегодня Смирнова с урядником в Череповец отправлю — пусть они дезертира в каталажку везут, а сам с тобой побуду. И тебе веселее, и мне спокойнее.

Меня определили в дом старосты, уложили на лавку в горнице. Я бы и сам лег, но все старались облегчить страдания раненого. Привели, так сказать, двери передо мной открывали. Дай полицейским волю, они бы меня на руках внесли. А я, вроде бы, уже и оклемался. Рана, конечно, зудит, грудь побаливает, но все терпимо. Иной раз, после тренировок и хуже было. Пропустишь удар в грудь — болит так, словно тебя пьяный мерин лягнул.

Неудобно, что из-за меня тут все прыгают. Эх, не люблю я повышенного внимания к своей персоне. К счастью, у полицейских есть и другие дела — надо беглого солдатика в город отправлять, поэтому меня на какое-то время оставили в покое.

— Полежишь один? — поинтересовался исправник. — Мне надо городовым распоряжения отдать.

Пусть идет, он мне страдания не облегчит, а на нервы покапает. По ошибке махнул исправнику левой рукой, сразу же отдавшей болью, но перетерпел.

Что тут сказать? Лопухнулись изрядно, не подумав, что дезертир и на самом деле выстрелит. Насколько помню, в полицейских без колебаний стреляли либо кавказцы, либо поляки, а нашенские относились к «фараонам» с толикой уважения. А стали палить в человека в мундире только во время Первой русской революции, когда резко упал авторитет всей государственной власти. А сейчас парень шмальнул либо с большого испуга, либо он элементарно сбрендил.

Кстати, откуда ружье взялось? Но это потом.

Что хорошо, так это то, что мой печальный пример может поспособствовать уроку иным и прочим — не выбросил злоумышленник оружие, следует палить в него со всех стволов сразу, не задумываясь — вскинет он ружье или нет. Впрочем, от всего на свете не застрахуешься.

Я лежал, смотрел в потолок (хорошие у старосты доски — ни единого сучка!) и думал — что же мне делать до завтра? Скучно. Лучше бы меня в дом учительницы отвезли — у той книги есть, авось, отыскал бы что-то нечитанное, выпросил бы, да и поговорить можно с умным человеком.

Профессиональную медицинскую помощь мне оказывал не земский врач, оказавшийся в «нетях», а здешняя акушерка Алевтина Титовна — крайне неразговорчивая особа. Я попытался разузнать — как у нее дела, нравится ли профессия, много ли рожениц в волости, но натыкался на стену молчания. В лучшем случае докторша пожимала плечами и хмыкала. Даже упоминание о том, что я знаком с самим Бородиным не развязало ей язык. Она лишь кивнула, подтвердив, что училась на Высших врачебных женских курсах, но беседу не поддержала. Кто знает, возможно, Александр Порфирьевич ей зачет по химии не поставил или экзамен заставил пересдавать?

Но зато дело свое женщина знала. Что меня умилило и расположило к докторше, так это то, что она сразу потребовала у хозяина горячей воды и отправилась мыть руки. А мыло у нее оказалось с собой!

Вытащила из раны какие-то нитки, обработала карболкой, стянула края и наложила чистую повязку. Закончив, сказала:

— Повязку поменяете завтра или послезавтра. Найдется кому?

Я посмотрел на Абрютина, тот кивнул и ответил вместо меня:

— Найдется.

— Если загноится или начнется воспаление — посылайте за доктором.

— В город когда можно ехать? — спросил я.

— Завтра и можно, — сообщила докторша, подтвердив слова исправника. — Опасности никакой нет, доедете. Сегодня лучше немного полежать, а завтра уже все можно. Но по прибытию рекомендую вам на неделю постельный режим. Если сомневаетесь в моей компетентности, пусть раненого осмотрит Михаил Терентьевич.

Ишь, наш внештатный патологоанатом и в уезде пользуется известностью и авторитетом. Впрочем, ничего удивительного. Врачей с армейским опытом в нашем уезде не завались — не исключено, что только один и, было бы странно, если бы коллеги не знали Федышинского.

Я заверил, что нисколько не сомневаюсь в профессионализме женщины, пусть она и именуется акушеркой. Да мне и без разницы половая принадлежность лечащего врача, лишь бы толк был.

Провожая докторшу, Абрютин церемонно раскланялся и осторожно вручил ей какую-то денежку.На поклон она не ответила, но бумажку взяла. Уже хорошо. А вообще, Ольховская волость меня порадовала. Столкнулся сразу с двумя женщинами и обе профессионалы высокого класса.

Закрыв дверь за акушеркой, господин надворный советник уселся на лавку, напротив меня.