Подавление инакомыслия помогло комитетам утвердить запрет импорта из Британии и Вест-Индии, кроме того, в некоторых случаях комитеты прибегали и к прямым действиям против нарушителей. Так, осенью на реках Виргинии имели место несколько «чаепитий», пусть и меньшего масштаба, нежели в Бостоне. Впрочем, торговцам обычно удавалось избегать уничтожения запрещенных товаров, так как они хранили их под эгидой комитетов или даже просили, чтобы комитеты реализовывали товар. Такая процедура позволяла коммерсантам спасти свои вложения в импортные товары, а комитеты покрывали свои издержки, и прибыток шел в пользу бостонской бедноты. Запрет на импорт открыл двери спекулянтам — торговцам, которые имели большие запасы и мало совести. Комитеты имели дело и с такими людьми, в ряде случаев устанавливая максимальные цены, как, например, в округе Каролина, или же изучая бухгалтерские книги на предмет выявления возможных злоупотреблений, как опять-таки поступали в Каролине. Некоторые купцы упорствовали, но добились лишь того, что в газетах их заклеймили «врагами отечества». После этого нарушители подверглись тотальному остракизму и деловыми кругами, и обществом.

К концу года «Ассоциация» утвердилась в полном объеме, а местные комитеты стали, как с горечью признавал губернатор провинции Данмор, обладать всей полнотой власти в Виргинии. Губернатор сделал все, что от него зависело, предотвратив поддержку местных комитетов палатой горожан, перенеся ее заседания на зиму 1774–1775 годов. Однако он не мог предотвратить запись в ополчение и закупки оружия — оба процесса шли в округах полным ходом. Джордж Вашингтон и его товарищ Джордж Мейсон организовали ополчение в Ферфаксе; под их контролем окружной комитет ввел налог в три шиллинга с каждого, кто платил десятину. Собранные деньги пошли на военные поставки, а комитет, не имевший законного права облагать кого-либо налогами, поддержал поборы, потребовав сообщать имя любого, кто откажется платить. Хотя большинство округов не зашло настолько далеко, во многих из них образовывались независимые группы мужчин, добровольно проходивших строевую выучку. Молодой Джеймс Мэдисон, которого вскоре избрали в комитет безопасности округа Орандж, возглавляемый его отцом, замечал: «Столь твердые и предусмотрительные шаги либо устрашат наших врагов, либо укрепят наш дух и помогут нам победить их» [475] .

Сохранялись, однако, и очаги равнодушия и даже сопротивления «Ассоциации» и призывам к вооруженной борьбе. Одним из таких очагов была колония Джорджия, где губернатор Джеймс Райт, играя на страхах перед индейцами и необходимости защиты со стороны английских гарнизонов, распустил палату и, к неудовольствию провинциального конгресса, собравшегося в 1775 году, не позволял «патриотам» крепко стать на ноги. На севере, в Пенсильвании, квакеры пересилили «горячие головы», а в округе Фэйрфилд в Коннектикуте несколько поселений, находившиеся под влиянием англиканской церкви, отвергли «Ассоциацию» и любую оппозицию Короне. Однако и в Пенсильвании, и в Коннектикуте «Ассоциация» быстро возымела эффект, так как местные комитеты поддержали запрет на импорт. В Южной Каролине тоже появились разнообразные комитеты, и импорт из Британии практически прекратился. Несмотря на нейтралитет западных округов, Северная Каролина высказалась за запрет импорта. Комитеты Мэриленда вели себя почти столь же неумолимо, как и в Виргинии, развязав настоящий террор против Энтони Стюарта, торговца из Аннаполиса, вынужденного в октябре сжечь свой корабль «Пегги Стюарт», недавно прибывший с грузом чая. В декабре провинциальный конгресс Мэриленда принял закон о регулировании цен и постановил вводить положения «Ассоциации» силами местных комитетов [476] .

Известия о сопротивлении американцев «Невыносимым законам» доходили до парламента и министерств постепенно. Обе ветви власти обычно воздерживались от каких-либо шагов до середины августа, и 1774 год не стал исключением. Пожалуй, лишь Дартмут следил за событиями более пристально — он даже поспешил в Лондон из своего загородного имения, услышав о том, что колонисты контрабандой доставляют оружие из Европы. Весть о созыве Континентального конгресса не шокировала его, хотя он и считал конгресс незаконным образованием. Он писал своему другу, что если конгресс возьмет примирительный «тон» или примет взвешенное решение, на его истоки и характер стоит посмотреть иначе. Король же занял гораздо менее гибкую позицию в письме Норту: «Жребий брошен, колонии должны либо подчиниться, либо восторжествовать. Я не хотел бы прибегать к более сильным мерам, но и уступать мы не должны. Благодаря нашему хладнокровию и неуклонному применению уже принятых мер, я уверен, мы приведем колонии к покорности». И, как дальше сказал король, после того как колонии образумятся, «должен будет оставаться единственный налог, и таковым я вижу налог на чай». Взгляды лорда Норта также эволюционировали в сторону большей жесткости по мере получения известий о том, что конгресс склоняется к принятию запрета на импорт. Если колонии откажутся бт торговых отношений с Британией, писал он Томасу Хатчинсону, то «Великобритания позаботится, чтобы они не смогли торговать ни с кем другим» [477] .

Нужно сказать, что ранней осенью 1774 года у кабинета Норта были более важные дела, нежели американский вопрос. В конце сентября Норт объявил о новых выборах в парламент. Прежний состав парламентариев был избран в 1768 году и должен был существовать до 1775-го, но премьер решил преподнести оппозиции сюрприз и обеспечить большинство на очередной семилетний срок. Фактор Америки влиял на это решение лишь косвенно, хотя правительство Норта ожидало усугубления ситуации в следующем году и не желало, чтобы это совпало с избирательной кампанией. Проблемы в колониях почти не сыграли роли на выборах, за исключением тех немногих избирательных округов, где радикальные сторонники Уилкса требовали отмены «Невыносимых законов». Электорат был невелик, его мало интересовала политика, избиратели были индифферентны. В начале года Берк жаловался, что «любое сколько-нибудь значимое ограбление на большой дороге в Хаунслоу-Хит является большим предметом для разговоров, нежели все американские перипетии». А с приближением выборов он констатировал, что недовольство в колониях и возможные трудности там в будущем «волнуют нас не больше, чем раздел Польши». Кабинет и не ожидал ничего иного, поэтому в середине ноября результаты выборов показали, что тори вновь получили уверенное большинство в палате общин [478] .

На следующий день после того как правительство объявило о досрочных выборах, поступили плохие новости от генерала Гейджа.

Он попытался энергично проводить в жизнь положения Бостонского портового акта. Согласно этому документу, товары не могли загружаться или разгружаться «со всякого причала, острова, пристани, отмели или какого-либо другого места». Гейдж применил эту формулировку к любым перемещениям грузов внутри гавани и решил перерезать сообщение с прибрежными островами и Чарлстауном на другом берегу реки. Практически сразу же развилась контрабанда. Травля судебных исполнителей, закрытие судов и приготовления к войне со стороны городов, а также созыв провинциального конгресса встревожили губернатора еще больше.

Неудивительно, что депеши Гейджа в министерство несли на себе отпечаток отчаяния и владевшей им паники. Ему противостояла отнюдь не бостонская «чернь» — он знал, что ему придется столкнуться с «фригольдерами и фермерами» Новой Англии. Для того чтобы справиться с ними, ему нужны были подкрепления, и он уже приказал полкам из Нью-Йорка и Канады двинуться в Бостон. Мало того, он не постеснялся заявить министру, что ему нужны войска из метрополии. Естественно, подкрепления не могли прибыть быстро, и Гейдж, чувствуя себя беззащитным и уязвимым, призывал приостановить действие «Невыносимых законов», которые, собственно, и заставили Америку встать на дыбы [479] .

Наряду со страхом, в докладе Гейджа проявился и здравый реализм. Не было и речи о том, чтобы подавить мятеж имевшимися в его распоряжении силами, но отмена «Невыносимых законов» совершенно точно подорвала бы влияние решительно настроенных радикалов в Америке. Король и правительство, впрочем, имели свой взгляд на вещи. Они проникались досадой Гейджа, по мере того как до Лондона доходили слухи об американском сопротивлении. Томас Хатчинсон отмечал, что Дартмут и Джон Пауэлл были «ошеломлены», узнав о «Саффолкской резолюции». Норт говорил Хатчинсону, что положение выглядит «отчаянным», но настаивал, что «парламент не может, да и не будет идти на уступки. Насколько я знаю, насилие неизбежно». Несколько дней спустя он категорически заявил, что Массачусетс находится «в состоянии неприкрытого мятежа и должен быть приведен к повиновению». Король разделял мнение своего премьер-министра: «Правительства Новой Англии находятся в состоянии мятежа. Останутся ли они Нашими подданными или получат независимость, должно решить оружие». Кроме того, его вывело из себя предложение Гейджа приостановить действие «Невыносимых законов»: «Это самое абсурдное из того, что можно было предложить», — говорил он Норту [480] .