Личный аптекарь императора. Том 4

Аннотация
<p> С легкостью поступив в престижную академии магии, я думал, что вся эта учёба - скука смертная. Но вышло совсем наоборот – так весело мне ещё не было! Оказавшись среди обиженных аптекарей и разгневанных лекарей, а также оставшихся на свободе врагов, мне придётся включить всё своё обаяние и использовать алхимические способности, чтобы выжить…</p>

Мужчина, который, судя по всему, был прокурором, пристально уставился на меня, ожидая ответа. Я же осознал, что это не то место, где можно юлить и выкручиваться, поэтому лучше самому признаться во всём. Единственное, что никто не должен знать, так это то, что я подселенец. После такого меня наверняка в живых не оставят.

— Ну так что, вы использовали манаросы? — повторил он свой вопрос и мельком взглянул на судей.

— Да.

— Вы знали, что вам нельзя даже прикасаться к ним, но всё равно пошли против воли государя? — с нажимом спросил он.

— Получается что так, — кивнул я.

Послышался горестный вздох. Похоже, это Дмитрий переживает за меня.

Тут я заметил, что в углу сидит парень лет двадцати и быстро стучит по клавишам пишущей машинки. Наверняка это судебный писарь. В моей империи Таринэль тоже на судах присутствовали писари. Они записывали каждое слово, произнесённое в этих стенах. Хотел бы я узнать, что там наговорили про меня Сорокины. Интересно, можно попросить почитать?

— Что конкретно вы изготавливали из них?

— Различные лекарственные средства, — пожал я плечами.

Пожалуй, всё же лучше промолчать про сыворотку «Правды», зелье «Превращения», «Пурпурного отравителя» и остальных.

— Для кого вы их делали?

— Для больных, которые обращались ко мне за помощью.

— Расскажите об этом поподробнее, — велел мужчина.

— Ну ладно. Если у вас есть время, то могу и рассказать, — пожал я плечами. — В первый раз ко мне обратился Станислав Воробьев. У его отца ухудшилось зрение, а лекари не смогли помочь. Я изготовил средство на основе манаросов, и зрение к нему вернулось. Затем к нам за помощью пришёл Авраам Давидович Коган. У его дочери началась сильнейшая аллергическая реакция на косметическое средство. Лекарские артефакты девушке не помогли, — я многозначительно посмотрел на притихших лекарей. — Зато отлично помогло моё средство. Девушка быстро поправилась…

Я рассказал про охотника и артефактора, заразившихся манаросом, про лысую девушку, купившую бальзам у Огневой, про ожоги Лены Орловой, от которых она сильно страдала, но в лечебнице Распутиных ей не смогли помочь. Короче, рассказал обо всё, о чём мог, но без вреда для себя.

— А! Чуть не забыл. Ещё из манаросов я изготовил средство от паразитов для фермера. У него погиб весь урожай, поэтому он даже зарплату не мог выплатить своим работникам. Но после обработки земли моим средством паразиты пропали, и фермер вырастил хороший урожай, — добавил я.

Судьи зашептались. Я повернулся к Диме и увидел, как тот незаметно для других поднял вверх большой палец. Ага, одобряет. Приятно.

Один из судей — мужчина с острым носом и тонкими чертами лица, подозвал прокурора и что-то шепнул тому на ухо.

— Понял, Ваша честь, — кивнул тот в ответ и повернулся ко мне. — Александр Дмитриевич, присаживайтесь.

Я сошёл с трибуны и сел рядом с отцом.

— Надеюсь, наказание для тебя не будет суровым, — вполголоса сказал отец. — И хочу сказать, что очень горжусь тобой. Ты помогал людям, а это самое главное для аптекаря. Зачем ещё нужна аптекарская способность, если не служить людям и не помогать в их бедах?

— Спасибо, отец.

Мы крепко пожали друг другу руки.

После моего выступления позвали ещё нескольких свидетелей. Один из них присутствовал при передаче Грачёвым жезла Распутину. Второй — боевой маг, рассказал, как Боткин предложил ему убить Дмитрия Филатова, но он отказался. Третий присутствовал в ту ночь в комнате наследника и знал о том, что болезнь излечима, но его запугали, поэтому не мог никому ничего рассказать.

После того как всех выслушали, судьи поднялись, и прокурор объявил.

— Суд удаляется в совещательную комнату для принятия решений! Просьба, далеко не расходиться. А лучше вообще не покидать здание суда.

Мы с Димой вышли из Зала.

— Ну наконец-то! — бросился к нам навстречу дед. — Чего там было-то? Зачем тебя, Шурик, туда звали?

— Лекари им доложили, что я использую манаросы.

— А ты что? — испуганно вытаращился на меня дед.

— Признался, что это правда и рассказал, как их использовал.

— Ой, что будет, — дед схватился за голову. — Тебя же посадят. Это всё из-за Сорокиных, да? Это они, твари, на тебя судьям накапали?

Он принялся озираться, в надежде найти их. Но Сорокины, не будь дураками, первыми улизнули из Зала и куда-то ушли.

— Пусть только заявятся. Я им покажу Кузькину мать, — он хотел снять ботинок и вытащить револьвер, но Дима схватил его за руку.

— Отец, а ну прекрати! Ничем хорошим эта вражда не закончится. Надо перестать ненавидеть друг друга.

— Как же тут перестанешь, если эти твари сами постоянно нарываются? — развёл руками старик, но ботинок не снял.

Мы отошли к окну и разместились на широком подоконнике. Вскоре к нам подошла та самая секретарь и сказал, что в левом крыле здания есть буфет. Мы поблагодарили за информацию и двинулись туда. Дима ел часто, но маленькими порциями, поэтому успел проголодаться. Да и я хотел выпить чего-нибудь покрепче. Однако ничего крепче кофе в буфете не продавали. Обидно.