Будто не прожила здесь всю жизнь. В этих садах, в этих залах она играла в детстве. В этом доме поселились родители после свадьбы. Здесь, в детской, умерли ее братья. Если все это безразлично отцу, то почему должно цениться ею? Что именно, собственно? Стены. Двери. Ковры. Ничто. Холодок в спине навевала не грусть, и то, что Элейна боялась жить тут одна, когда о передаче дома не было речи, сулило мало уюта.

– Не стоит отвечать сразу. Обдумай спокойно.

– Незачем, – сказала Элейна. – Дом должен перейти к ним. Мать обязательно одобрила бы этот шаг. К тому же так я останусь с вами.

Отец посмотрел на нее из-под бровей, как мальчишка, застуканный на краже сладостей. Это был желанный ему ответ.

– Если ты точно уверена. Я хочу, чтобы ты была счастлива.

– И я хочу себе счастья, – сказала она. – Но такова наша ноша. У меня есть все – и ничего своего.

– У тебя мудрый материнский ум, – сказал он. – Именно так она смотрела на все. С тобой и правда все хорошо?

– Прекрасно, – ответила она вполне убежденно, чтобы отец при желании поверил. И достаточно резко, чтобы он, если предпочтет, расслышал правду.

– Тогда решено. Пошлю весть. Негромкую, разумеется. Дяде Осаю не принесет добра созерцать, как мы потираем руки, загадывая наперед его последнего вздоха.

– Да, это подло, – промолвила Элейна.

Когда Элейна отыскала ее, Теддан отдыхала в садах Дома Аббасанн. Искусно взращенные деревья создавали озерцо тени вокруг гранитного фонтана, что вытекал непосредственно из акведука – холодная речная вода бесконечно плескала на камень. Льняное платье на Теддан прилипло к коже, над губой собрались капельки пота. Элейна села на парапет фонтана, расшнуровала сандалии и окунула ноги в воду. Знойный воздух казался загустевшим.

– И чего напрягаешься? – поинтересовалась Теддан. – При такой парилке и пальцем пошевелить тяжко.

– Я остужаюсь.

– Ты пришла сюда по жаре, чтобы остудиться после прогулки сюда по жаре? Какая-то бессмыслица.

Слуга-инлиск, мальчик с луноподобным лицом и вьющимися волосами, вышел из дома, но Элейна поймала его взгляд и покачала головой, и мальчишка не успел ничего ей предложить. Он опять исчез в здании, так же плавно, как появился. Элейна обмакнула в воду рукав, потом поднесла ко лбу и выжала ткань, как губку. Ручеек прохлады излился на шею, скрываясь за вырезом блузы.

– Знаешь, почему ты мне нравишься?

– Я твоя родственница.

– Каждый первый мой, мать его, родственник. Тут нечем хвалиться.

Теддан пристально посмотрела на нее.

– Чего? – бросила Элейна. – Так ведь оно и есть.

– Ну хорошо. Почему же ты предпочитаешь меня остальным? Дрожу в нетерпении узнать.

– Тебе от меня ничего не нужно.

– Мне постоянно от тебя что-нибудь нужно.

– Нет, – сказала Элейна. – Тебе просто постоянно что-нибудь нужно, а я иногда в этом тебе помогаю. Вот в чем разница.

Теддан, помедлив, кивнула:

– Думаешь? По мне, так звучит одинаково.

– Отец передает нашу усадьбу Джоррегу Аббасанну. Это будет преподнесено как акт княжеского великодушия.

– Ого, – вымолвила Теддан. – Прости, пожалуйста.

– Да мне без разницы. Все без разницы. Без особой.

Кузина пошевелилась, встала и пересела рядышком с Элейной. Та хотела к ней прильнуть, но Теддан первая положила голову ей на плечо. От сестры пахло лавандой и медом.

– Тогда к чему так усердно трудиться?

– Не знаю, – произнесла Элейна. Она поболтала босой ногой в воде, разглядывая брызги. Потом, нарочно резко, болтнула снова. – Лучше бы мне быть тобой.

– Милая, о нет. Не желай моей судьбы. Я в полном раздрае.

– Ты в своем личном раздрае. А я в чьем-то чужом, даже не знаю в чьем. Моего отца? Матери? Может, в раздрае всего этого города. Ты делаешь то, что хочешь. Я делаю что положено, и что взамен?

– Власть.

– Я ничего подобного не ощущаю.

– Ты недолюбливаешь власть, – сказала Теддан. – Ты считаешь ее поддельной. Поэтому от всей души любишь меня. Ведь я легко отыгрываю свое, как будто Теддан Аббасанн – это роль, а в жизни я развязная актриска из Притечья. Ты ревнуешь к моему таланту.

Элейна рассмеялась. Это было так по-дурацки, за исключением того, что задевало струнку истины. И потому звучало еще забавней.

– Тебе ведь не обязательно быть одной, – сказала Теддан. – Найди кого-то, кто будет с тобой дружить или согревать постель.

– Ничего не выйдет. Даже если такие найдутся, они не увидят меня. Будут видеть одну ее.

– Ее?

– Элейну а Саль, дочь следующего князя, и однажды воплощение самого Китамара. У меня ничего нет и не будет. Все получит она. Никто не смотрит на меня в одной с нею комнате. Даже я иногда в ней теряюсь. Напетого обо мне несоизмеримо больше меня самой.